Этот добрый жестокий мир (сборник)
Шрифт:
— Стас, ты извини… я этого совсем не хотел… — Владу нужно было лишь забрать у Комарова редакционную камеру.
— Да пошел ты, — не меняя позы, ответил внешнеполитический обозреватель.
Спецкор пошел. «На Титане от скуки напишу книгу: как нажить себе 100 врагов за один день, заменив лишь одну букву», — злился он. Стаса было жалко до соплей, но вернуть ему командировку ценой собственной карьеры он не был готов.
Мотор белой «Волги» завелся сразу, как Чудов вышел из дверей проходной. Пассажир плюхнулся на заднее кресло, и водитель нажал на газ.
— Мам, привет, меня отправляют в срочную командировку. — Влад прижал телефон к уху,
Водитель оказался профи, и даже с учетом пробок в аэропорту они оказались за час до вылета. Влад подошел к ближайшей стойке, подсвеченной зеленым, то есть свободной, приложил глаз к сканеру.
— Чудов Владлен Игоревич, рейс SU 183, Москва — Благовещенск, — опознал его механический голос. — Если у вас есть багаж, поставьте его на платформу.
Багажа у Влада не было, сумку с камерой он брал с собой в салон, так что на этом процедура закончилась.
До посадки оставалось сорок пять минут, и журналист решил, что хлопнуть рюмку-другую чего-нибудь крепкого ему не помешает. А потом купить хотя бы зубную щетку и бритву. Черт его знает, что там есть на этом Титане.
Титан был самой секретной, самой закрытой российской научной лабораторией. Русским повезло: они успели первыми воткнуть в пески ледяного спутника свой флаг, хотя все предрекали, что американцы окажутся шустрее. Но еще больше повезло, когда ООН встала на сторону России и поддержала ее требование на единоличную колонизацию. Тут уже взвыли не только Штаты, но и Китай, хотя русские все сделали строго по букве и даже по духу закона «Об освоении планет, спутников и иных небесных тел», который ратифицировали все страны без исключения еще в период колонизации Луны. Так что в последние восемьдесят лет на Титан не ступала нога ни одного иностранца. Американцы уверяли весь мир, что Россия держит там мощные военные базы, на что российское правительство уклончиво отвечало, что занимается исключительно наукой, а военный контингент присутствует лишь в количестве, необходимом для защиты ученых. Но сколько его, этого необходимого количества? Об этом не знал никто.
Космический корабль не впечатлил. По сравнению с шикарными лайнерами, что курсируют между Землей и Луной, этот выглядел каким-то спартанским. И размера небольшого, и внутри все чистенько, но бедненько. Вместо привычных бара и ресторана — какая-то солдатская столовка. Да и пассажиры… из гражданских, кажется, он один. На входе обыскали по полной программе, даже в камеру залезли, но тут грех роптать. Знал, куда летит. Его проводили до крохотной каюты, где, кроме кровати, маленькой тумбочки и нескольких крючков на стене, ничего не было.
Полет проходил тяжело и скучно. При ускорении примерно в 1,8 жэ не хотелось ни в бар, ни в ресторан. Вообще подниматься с кровати не было сил, ведь вместо обычных семидесяти
По прибытии капитан попросил «всех оставаться на своих местах» и ожидать. Влад послушно ожидал, пытаясь приноровиться к другой гравитации. Наконец, в каюту постучали, и в дверях возник… оранжевый человек. При виде него спецкор отшатнулся и тут же больно стукнулся плечом об изголовье кровати.
— Осторожней, сила тяжести здесь составляет всего одну седьмую от земной, так что аккуратней рассчитывайте свои силы, — обеспокоенно сообщил вошедший. — Не очень ушиблись?
— Нет, — потер Влад плечо. — А почему вы оранжевый? — задал он дурацкий вопрос.
— Чтобы меня не потеряли, — оранжевый улыбнулся. — На Титане очень плотная атмосфера, но вам, москвичам, будет привычно — это как постоянный серый смог в мегаполисе. Ярко-оранжевый видно издалека, поэтому скафандр нового типа — мы зовем его «перчаткой» — сделали такого цвета. Я вам такой же принес, одевайтесь.
Это действительно походило на натягивание на себя узкой резиновой перчатки. Влад долго пыхтел и кряхтел, втискиваясь в него. «Девушкам такое надевать привычнее, — подумал он про себя, — они каждый день на колготках тренируются».
Спецкор ступил на Титан с торжественным ожиданием, и пока они топали по бетонке к прозрачному овальному зданию космопорта, крутил головой, разглядывая барханы песка вдали и затянувшие все небо серые тучи. Весил он тут, как ребенок, но благоразумие взяло верх, и он не стал проверять, сможет ли «упрыгать».
Его встречала официальная делегация научной станции, среди которой оказалась микробиолог, что журналиста навело на некоторые размышления. Дарья Александровна Шапкина была моложе него, но черный брючный костюм, сжатые губы и сосредоточенный взгляд придавали ей «взрослости».
Владлена удивляло на Титане все. Город оказался намного больше, чем он предполагал: тут жили тридцать, а то и все сорок тысяч человек. Это не только ученые и военные, но и инженеры, рабочие разных специализаций, специалисты по гидропонике, электрики и даже парикмахеры, дворники и повара. Город состоял из куполов: старого и двух новых. С ростом населения достраивались и «районы», в которых можно находиться без скафандра. Внутри всегда поддерживалась одинаковая температура — около двадцати четырех градусов тепла и нормальное земное давление. По улицам передвигались на электромобилях; магазины, рестораны, бары, больницы и прочие заведения работали круглосуточно, поскольку ученые и военные — основные жители Титана — трудились обычно в три смены, а утро, день и ночь на спутнике, всегда затянутом серыми тучами, были понятиями умозрительными.
В первые дни Чудов осматривал город. В сопровождении группы исследователей он сделал трехчасовую вылазку на Титан, которая снилась ему еще несколько ночей. Вместе с инженером-архитектором облазил все купола, чуть не навернувшись пару раз с высоты в тридцать метров, но чаще всего он пропадал в лаборатории у Даши. Исследователи нашли в метановых озерах жизнь — крохотные организмы, невидимые человеческому глазу, о чем Даша много и увлеченно рассказывала, забываясь, что Влад не биолог, и уходя в жуткие дебри. Он не перебивал. Просто смотрел на локоны, выбивающиеся из наспех завязанной косы, разглядывал длинные тонкие пальцы с простеньким колечком на среднем, любовался изгибом талии, шеей, когда она наклонялась к микроскопу.