Этот маленький город
Шрифт:
Да, такой день: смерть позовет — не забудешь!
Вечером замотанный, усталый майор Журавлев потряс Ивану руку. Буркнул:
— Не оплошал.
Иван вначале хотел ответить: «Так точно!» Но подумал и выдал:
— Не надо торописа, не надо волноваса.
Журавлев был человеком строгим и даже несколько педантичным, и он наверняка сделал бы адъютанту замечание, но в этот момент его вызвали к телефону.
Вернулся Журавлев откровенно радостным:
— Полковник Гонцов посылает нам минометную роту. Галя выполнила свое обещание.
— Хороший
— Кадровый офицер.
— Я про радистку Галю.
Журавлев вопросительно посмотрел на Ивана. Улыбнулся. Захотел пошутить:
— Иноземцев, а ты, оказывается, ловелас.
Увы, Иван не читал романа Ричардсона и не знал, что означает слово «ловелас». Но оно показалось ему созвучным слову «балбес». И он обиделся. И напомнил хмуро:
— Между прочим, все мы под одними пулями ходим.
— Потому и воевать обязаны, — подхватил Журавлев, — а не на девушек заглядываться. Верно я говорю, Ваня?
Однако Иноземцев еще не мог простить Журавлеву того непонятного, сомнительного слова. И не был склонен соглашаться с командиром:
— Воевать лишь живой человек способен. А живому солнце светит даже и на фронте…
Несколько дней спустя Ивана Иноземцева захотел увидеть командующий Туапсинским оборонительным районом контр-адмирал Жуков. Ваня почистил и разгладил шинель, потому что в скатке она мялась и после надевать ее было неприятно.
В шинели, с вещевым мешком за плечами и винтовкой в руке, Иван степенно простился с радисткой Тамарой, с майором Журавлевым.
— Может, еще вернешься, Ваня, — сказала радистка.
— Как знать. Уж если командующий вызывает, непременно быть новому месту службы.
По дороге, в телеге, которая везла в Георгиевское почту, Иноземцев только и думал о том, что ждет его впереди. Он догадывался: высокое начальство интересуется человеком, не убоявшимся немецких танков, проявившим в трудных условиях боя хорошие организаторские способности.
«Если меня повысят в чине, — рассуждал Иван, — то какое же дадут звание? Высокое — едва ли. Но командирское вполне. Майора положить могут. Вдруг скажут: «Иноземцев, возьмите под свое начало взвод или роту»? Как быть? Соглашаться или нет? Допустим, приму. А силенок не хватит. Откажусь — подумают, струсил. Нет. Я лучше по-честному. Я скажу: «Товарищ начальник, способности имею по снабженческой части, не из трусости на тыл прошусь, а пользы ради…»
В Георгиевском Иван представился худощавому рыженькому капитану. Капитан был молодой и смотрел на Ивана недоверчиво. Он даже обошел вокруг него, словно цыган вокруг лошади, тем самым изумив и малость напугав Ивана. Потом извинительным голосом попросил:
— Красноармейскую книжечку, пожалуйста.
Близоруко щурясь, капитан перелистал документ и, вернув Ивану, бойко сказал:
— Все в полном порядке, рядовой Иноземцев. Вам к адмиралу Жукову.
Он скрылся в соседнем кабинете, прикрыв
— Гавриил Васильевич, прибыл герой-артиллерист…
После слов «герой-артиллерист» Иноземцев не слышал больше ничего. Он почувствовал вдруг духоту. И яркость. Она бегала по стенам желтыми зайчиками, только огромными, как тигры. Скамейка, широкая, темная, раскачивалась, словно плот, и садиться на нее было опасно. Рыженький капитан высунулся из-за двери:
— Вы чего сели? Проходите!
В тесном кабинете стоял письменный стол. И адмирал с загорелым суровым лицом склонился над телефоном. Громко говорил:
— Если в течение тридцати минут боеприпасы не подвезут, докладывайте немедленно… Да. Правильно. Мы выезжаем через четверть часа.
Положив трубку, Жуков выпрямился. Посмотрел на Ивана. Сказал:
— Это вы? — Широко улыбнулся. И признался: — Никогда бы не подумал… Читая боевые донесения, представлял…
В этот момент до сознания Ивана дошло, что разговаривают именно с ним. И, вспомнив положение устава, он громко и быстро доложил:
— Товарищ адмирал, рядовой Иноземцев по вашему приказанию явился.
Но тут же на память пришли слова майора Журавлева, что является только черт во сне. И он хотел поправиться, но позабыл, какое слово нужно произнести. И только беззвучно открывал рот, точно рыба, выброшенная на берег.
Жуков вышел из-за стола, пожал Иноземцеву руку. Спросил:
— Чем занимались в мирное время?
— Торговал, товарищ адмирал… То есть, виноват, по части снабжения.
— На какой должности служите?
— Состою при командире полка.
— Желаете учиться на курсах лейтенантов?
— Долго? — осторожно спросил Иван.
— Три месяца.
— А экзамены сдавать надо?
— Конечно.
— Нет, товарищ адмирал, не желаю.
Рыженький капитан, стоявший за спиной Жукова, хмурился и вертел головой, делая Иноземцеву какие-то знаки. Иван лишь понял одно: что отвечает неправильно, что не такого ответа ждал от него командующий Туапсинским оборонительным районом. И тогда, спасая положение, Иван решил не скромничать и гордо заявил:
— Желаю бить немецко-фашистских разбойников! Бить до последнего.
— Это хорошо, — ответил адмирал тихо и серьезно. Но улыбки на его лице больше не было. Спросил: — У вас есть какие-нибудь просьбы?
— Так точно! — выкрикнул Иноземцев. И неожиданно для самого себя произнес: — Направьте меня в разведчики.
— Хорошо, — сказал Жуков. — Я сообщу об этом командиру вашего полка.
Он вернулся к письменному столу. Раскрыл толстую кожаную папку. Достал из нее картонную красную коробку, орденскую книжку. Торжественно и строго произнес:
— Рядовой Иноземцев, я рад сообщить вам, что Указом Президиума Верховного Совета СССР за мужество и отвагу в боях с немецкими захватчиками вы удостоены высшей правительственной награды — ордена Ленина.