Этот мир не выдержит меня. Том 2
Шрифт:
От несправедливости перехватывает дыхание, гнев дрожит внутри, требуя выхода, а Славик только улыбается, глядя на меня. Посмотрим, кто будет смеяться после отбоя. И плевать, что он на два года старше.
Хоми дёрнулся, а затем мелко задрожал. Мои воспоминания пришлись ему не по вкусу.
— Феликс, это работа полиции. Он из наших? Нет? Тогда в чём вопрос? Мы не можем ловить обычных преступников... — Сан Саныч перебирал фотографии, на которых были запечатлены изуродованные детские тела. Он снял очки, ослабил галстук, а потом тихонько сказал: — Я дам тебе неделю, Феликс. Одну неделю.
Радостное предвкушение. Я знаю, где искать логово зверя. Меня не остановят ни его высокое положение, ни мольбы, ни обещания. От ненависти сводит скулы и одним выстрелом её не унять. Тварь будет умирать долго...
«Пусти», — Хоми чудом сумел пробиться через сплошной поток разрозненных воспоминаний.
Видения из моей прошлой жизни — сотни и тысячи несвязанных между собой осколков — кружились в его мозгу, отдавая не самые приятные эмоции. Не я выбирал эти фрагменты — они формировались в сознании будто бы сами собой.
— Позвонишь? — в огромных зелёных глазах надежда. — Я буду ждать...
— Обязательно, — улыбка скрывает ложь, а пальцы комкают бумажку с номером телефона.
Небольшой трёхдневный отпуск — это всё, что я могу себе позволить. Семейное счастье не для меня — не с моей работой рассчитывать на подобную роскошь. Внутри закипает злость. На себя, на Управление, на эту кареглазую красотку, которая ждёт от меня того, чего я не могу ей дать. Злость требует выхода, но профессионал всегда контролирует свои эмоции. Как бы трудно это ни было...
Я давил не останавливаясь, и Хоми сдался. Он обмяк, превратившись в страшненькую куклу, повисшую на моих руках. «Стеклянные» глаза утратили голубоватый блеск, мышцы лишились силы, а огромные кожистые уши стали похожи на сложенные крылья летучей мыши.
Не знаю, сколько продлится этот «нокаут», но тратить время впустую явно не стоило.
С улицы всё громче слышались недовольные голоса стражников, которым не нравилась происходящая суета. Марк, разумно полагавший, что появление в лавке представителей власти может мне помешать, пытался их притормозить, но его слова не имели большого эффекта. Думаю, через минуту они будут здесь.
Профессиональная этика подсказывала, что поставить жирную точку в нашей с Хоми схватке, нужно до прихода здешних ментов. Не люблю работать на публику.
Слегка пошатываясь, я шагнул в сторону и поднял с пола клевец. От него будет больше толку, чем от чёрного кинжала.
— Не надо, прошу! — в штанину крепко вцепились лазурные пальцы женщины. Она лежала на полу, глядя на меня снизу-вверх. — Не трогай его! За что ты так с нами? Мы ведь ничего тебе не сделали... У меня почти не осталось денег, но я отдам тебе всё, клянусь!
Увлечённая наукой алхимичка даже не подозревала, что чуть было не прикончила нас с Марком. С её точки зрения, всё случившееся выглядело как немотивированное нападение: какой-то тип безо всякой причины влез в лавку, а когда его заметили — ввязался в драку.
— Не надо! — хриплый голос женщины подрагивал от едва сдерживаемых рыданий. — Прошу!
Я отошёл в сторону, молча вырвав штанину из цепких пальцев. Разговоры оставим на потом.
Хоми валялся там же, где и был — недвижимый, оглушённый, но уже с наливающимися синевой глазами. Пора заканчивать бой.
Кто-то ударил в размочаленную осколками дверь, а затем раздался требовательный окрик:
— Городская стража! Откройте!
Я поднял клевец над головой. На полированной стали его изогнутого хищного клюва заиграли отблески огня.
— Господин алхимик, жители города встревожены, поэтому мы будем вынуждены применить силу, если вы не впустите нас по доброй воле!
— Да ломай дверь, Хигс, — послышался ещё один голос. Скрипучий и будто бы сонный. — Хватит болтовни.
На многострадальную дверь обрушился сильный удар. Ещё парочка, и дерево не выдержит.
— Если задумал — делай, — вдруг прохрипела алхимичка. По её лазурным щекам покатились молочно-белые слёзы. — Но делай быстро. Не хочу, чтобы он достался этим... Они точно не подарят моему Хоми лёгкую смерть.
«Создание гомункулусов запрещено», — в мозгу вспыхнули слова из той порции воспоминаний, которую на меня выплеснул Хоми.
Неудивительно, что дамочка прятала своего дружка в накрытой покрывалом клетке — само его существование было серьёзным нарушением закона. А учитывая удивительный здешний «гуманизм», готов поспорить, что и Хоми, и саму алхимичку не ждало за это ничего хорошего. Впрочем, собственная судьба женщину, похоже, совершенно не волновала.
В дверь прилетел очередной удар. Дерево жалобно треснуло.
— Чего ты ждёшь? — пискнула она. — Даже Хоми почувствует боль, если попадёт к ним в руки!
Впитав ярость и гнев гомункулуса, я довольно много узнал об этой женщине. Разумеется, информация, пропущенная через призму восприятия кровожадного чебурашки-переростка, была неполна, однако и её хватило, чтобы сделать кое-какие выводы.
Издевательства окружающих «погнули» Барталомею, но не смогли её сломить. «Ершистая», но ранимая, она пыталась не давать себя в обиду, однако была слишком сильно оторвана от мира, чтобы делать это успешно. Столь увлечённым наукой людям обязательно нужен тот, кто станет для них проводником в жизни. И женщине, похоже, найти такого проводника не удалось.
Впрочем, несмотря на некоторые странности, алхимичка обладала весьма интересными для меня знаниями и навыками — взять тот же порох из какой-то ликверовой пыли, например. Да и вообще, её помощь могла пригодиться как в разборках с Королём нищих, так и в битве с Вороном...
Дверь вздрогнула от очередного удара. Пробитая сотней осколков деревяшка оказалась куда крепче, чем я предполагал, однако очень скоро ей точно придёт конец.
Я посмотрел в испуганно-непонимающие глаза Барталомеи. Они постоянно меняли цвет, переливаясь радужными узорами. Необычное зрелище.