Этот неподражаемый Дживз
Шрифт:
Он стал заливаться соловьём минут через пять. К этому времени страсти разгорелись. Голос и режиссёр разругались в пух и прах по поводу какого-то прожектора. А как только они немного угомонились, цветочный горшок упал с подоконника, чуть было не отправив героя в больницу. Короче, когда Сирил, стоявший как столб у пальмы, выбежал на середину сцены, чтобы оживить представление, атмосфера накалилась до предела. Героиня что-то говорила забыл, что именно, - а певцы хора во главе с Сирилом беспокойно топтались на месте - так всегда бывает перед исполнением номера.
Первая
– Папка!
– Да, мой мальчик?
– Этот тип никуда не годится.
– Какой тип, мой мальчик?
– С лицом как у дохлой рыбины.
– Но у них у всех лица как у дохлых рыбин, мой мальчик.
Казалось, ребёнок понял справедливость сделанного ему замечания. Он высказался более опредёленно.
– Этот урод.
– Какой урод? В середине?
– спросил старикан, указывая на Сирила пальцем.
– Угу. Дрянной актёришко.
– Я тоже так считаю.
– Зануда!
– Ты абсолютно прав, мой мальчик. Я давно за ним наблюдаю.
Когда разговор отца с сыном закончился, Сирил, до сих пор стоявший с отвисшей нижней челюстью, встрепенулся. Даже с заднего ряда, где я сидел, было видно, что уязвлённая гордость Бассингтон-Бассингтонов приготовилась к битве. Сначала у Сирила покраснели уши, затем нос, потом щёки, и через четверть минуты он стал похож на спелый помидор.
– Какого хрена вы имеете в виду?
– Какого хрена вы имеете в виду?
– проревел Блуменфилд.
– Не смейте кричать со сцены!
– У меня руки чешутся отделать этого маленького негодяя!
– Что?!
– Руки чешутся!
Старикан раздулся как мыльный пузырь и стал похож на воздушный шарик.
– Я вам, мистер!!! Как вас там!!!
– Я Бассингтон-Бассингтон, а добрые славные Бассингтон-Бассингтоны: я хочу сказать, Бассингтон-Бассингтоны не привыкли:
Блуменфилд в нескольких словах выразил своё мнение о Бассингтон-Бассингтонах и о том, к чему они не привыкли. Его сочную, яркую речь сбежалась послушать вся труппа. Счастливые лица выглядывали из-за кулис и кадок с пальмами.
– Ты не должен халтурить, когда работаешь на моего папку, - заявил веснушчатый ребёнок, укоризненно качая головой.
– Нос у тебя не дорос командовать!
– запинаясь, выкрикнул Сирил.
– Что такое?
– рявкнул старикан.
– Вы знаете, что этот мальчик - мой сын?
– Да, - ответил Сирил, - и я сочувствую вам обоим.
– Вы уволены!
– гаркнул Блуменфилд, раздуваясь до непомерной величины. Вон из моего театра!
* * *
На следующее утро, около половины десятого, когда я выпил чашку живительной влаги, Дживз вплыл в мою спальню и сообщил, что Сирил ожидает меня в гостиной.
– Как он выглядит, Дживз?
– Сэр?
–
– Вряд ли я могу осмелиться, сэр, критиковать специфические особенности, присущие лицам ваших друзей.
– Я не об этом. Я имею в виду, он не выглядит недовольным, раздражённым, ну, в общем, сам понимаешь?
– По нему незаметно, сэр. В его поведении нет ничего необычного.
– Странно.
– Сэр?
– Нет, ничего. Пусть войдёт.
Должен признаться, я ожидал, что на Сириле отразятся события вчерашней битвы. Я думал увидеть страдальца с разбитой душой, так сказать, и трепещущим взором. Но Сирил не потерял своей жизнерадостности.
– Привет, Вустер, старичок!
– Салют!
– Я зашёл попрощаться.
– Попрощаться?
– Да. Через час отбываю в Вашингтон.
– Он уселся на кровать.
– Я пораскинул мозгами и решил, что поступлю нечестно с добрым, славным папаном, если стану актёром и всё такое. Как вы думаете?
– Я с вами полностью согласен.
– Я хочу сказать, он послал меня сюда расширить мой добрый, славный кругозор, и прочее, и прочее, знаете ли, и будет жутко страдать, если я плюну на его напутствие и пойду на сцену. Не знаю, понимаете ли вы меня, но я имею в виду, тут дело в совести.
– А разве в театре без вас смогут обойтись?
– О, я всё уладил. Я объяснил обстоятельства дела Блуменфилду-старшему, и он отнёсся ко мне с пониманием. Само собой, ему жаль меня терять - он сказал, что не представляет, как найти мне замену, и всё такое, - но в конце концов, хоть я и поставил его в безвыходное положение, мне кажется, я поступил правильно, отказавшись от роли. А вы как считаете?
– О, безусловно.
– Не сомневался, что вы со мной согласитесь. Ну, мне пора. Очень рад был с вами познакомиться, и прочее, и прочее. Пока-пока!
– До свидания.
Он ушёл, наврав мне с три короба и ни разу не покраснев. Сквозь его невинные голубые глаза можно было видеть противоположную стенку. Я нажал на кнопку звонка. Я много о чём успел передумать, и мне казалось, я узрел свет истины.
– Дживз!
– Сэр?
– Это ты подговорил веснушчатого ребёнка раздразнить мистера Бассингтон-Бассингтона?
– Сэр?
– О, ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю. Ведь это ты сказал мальчику, чтобы он попросил отца выгнать мистера Бассингтон-Бассингтона из театра?
– Я никогда не осмелился бы позволить себе такую вольность, сэр.
– Он начал раскладывать мою одежду.
– Вполне возможно, молодой господин Блуменфилд понял из нашего с ним разговора, что я не считаю сцену подходящим поприщем для мистера Бассингтон-Бассингтона.
– Послушай, Дживз, ты просто чудо!
– Всегда к вашим услугам, сэр.
– Я жутко тебе признателен. Тётя Агата съела бы меня живьём, если б ты не помешал ему стать актёром.
– Весьма вероятно, сэр. Я приготовил вам синий костюм с красной искрой. Надеюсь, вы останетесь довольны, сэр.