Этюд в багровых тонах (др.перевод+иллюстрации Гриса Гримли)
Шрифт:
— Я был очень занят в доме, — уклончиво ответил сыщик. — Но здесь мой коллега мистер Лестрейд. Я понадеялся, что этим займется он.
Холмс бросил на меня многозначительный взгляд и иронически поднял брови.
— Вряд ли кому-либо удастся разыскать новые улики после вас и мистера Лестрейда, — сказал он.
Грегсон самодовольно потер руки.
— Мы сделали все возможное, — ответил он. — Но это странное дело, а я знаю, что вы такие любите.
— Вы, случайно, не в кэбе приехали? — спросил Шерлок Холмс.
— Нет, сэр.
— А Лестрейд?
— Нет, сэр.
— Тогда пойдем осмотрим комнату. — С этим довольно непоследовательным замечанием Холмс направился
Небольшой коридор, пыльный, с обшарпанными стенами, вел в кухню и комнаты прислуги. Справа и слева в нем имелось две двери. Одна, судя по всему, уже давно не открывалась. Другая вела в столовую, в которой и произошло таинственное событие. Холмс вошел в эту дверь, я последовал за ним с тягостным чувством, которое всегда вызывает соприкосновение со смертью.
Мы оказались в большой квадратной комнате, которая из-за отсутствия мебели казалась еще больше. Стены были оклеены крикливыми, безвкусными обоями, в потеках сырости. Местами обои отстали от стены и свисали вниз, обнажая желтую штукатурку. Напротив двери располагался вычурный камин с полкой из поддельного мрамора. На ней стоял огарок красной восковой свечи. Из единственного окна, невероятно грязного, в комнату проникал тусклый, неверный свет, придавая всему сероватый оттенок, подчеркнутый покрывавшим комнату толстым слоем пыли.
Но все это я заметил только потом. Сначала внимание мое обратилось к мрачной неподвижной фигуре, распростертой на половицах; пустые незрячие глаза уставились в грязный потолок. Это был мужчина лет сорока трех — сорока четырех, среднего роста, широкоплечий, с курчавыми темными волосами и короткой жесткой бородкой. Одет он был в сюртук из плотного сукна, который дополняли жилет, светлые брюки, безупречный воротничок и манжеты. Хорошо вычищенный, мало поношенный цилиндр лежал на полу рядом с ним. Кулаки покойного были стиснуты, руки раскинуты, ноги же переплелись, — похоже, агония была мучительной. На перекошенном лице застыло выражение ужаса и, как мне показалось, ненависти — мне еще никогда не доводилось видеть подобного. Злобные, искаженные черты в сочетании с низким лбом, приплюснутым носом и выступающей нижней челюстью делали его похожим на примата — впечатление это подкреплялось неестественной, вывернутой позой. Мне доводилось видеть смерть в разных ее формах, но никогда она не казалась столь жуткой, как в этой темной, запущенной комнате, выходившей окнами на одну из главных магистралей лондонского пригорода.
Лестрейд, щуплый, похожий на хорька, стоял у двери; он приветствовал меня и моего спутника.
— Это дело, сэр, наверняка наделает шуму, — заметил он. — Даже я, стреляный воробей, ничего такого не припомню.
— И ни одного ключа к разгадке? — поинтересовался Грегсон.
— Ни одного, — ответил Лестрейд.
Шерлок Холмс подошел к трупу и, опустившись на колени, внимательно его рассматривал.
— Вы уверены, что на теле нет ран? — спросил он, указывая на пятна и потеки крови по всей комнате.
— Абсолютно! — воскликнули оба сыщика.
— Значит, это кровь второго участника драмы — предположительно, убийцы, если тут вообще имело место убийство. Мне это напоминает обстоятельства смерти Ван-Йенсена в Утрехте в тридцать четвертом году. Вы помните это дело, Грегсон?
— Нет, сэр.
— Перечитайте его — оно того стоит. Нет ничего нового под солнцем. Все уже случалось раньше.
Пока он это говорил, его ловкие пальцы порхали по всему телу, ощупывая, нажимая, расстегивая, исследуя, а в глазах застыло то самое отрешенное выражение, о котором я уже говорил раньше. Осмотр был произведен так стремительно, что никто не догадался, каким он был тщательным. Под конец Холмс понюхал губы мертвеца, а потом глянул на подошвы его лакированных ботинок.
— Тело не перемещали? — спросил он.
— Только чуть-чуть, пока осматривали.
— Можно везти в морг, — сказал Холмс, — все, что мог, он нам уже сказал.
У Грегсона под рукой были четыре парня с носилками. По его приказу они вошли в комнату, подняли покойника и вынесли наружу. Когда тело приподняли, на пол с тихим звоном упало и покатилось по доскам золотое кольцо. Лестрейд схватил его и озадаченно на него уставился.
— Здесь была женщина! — воскликнул он. — Это дамское обручальное колечко.
С этими словами он протянул его нам на раскрытой ладони. Мы сгрудились вокруг. Несомненно, этот золотой ободок когда-то украшал палец новобрачной.
— Это еще сильнее запутывает дело, — проговорил Грегсон. — А оно, видит бог, и без того запутанное.
— А вы уверены, что не распутывает? — возразил Холмс. — И хватит на него глазеть, нам это ничего не даст. Что у убитого было в карманах?
— Все здесь, — ответил Грегсон, показывая на нижнюю ступеньку лестницы. — Золотые часы от лондонского мастера Барро, номер 97163. При них золотая цепочка, очень толстая и массивная. Золотое кольцо с масонской эмблемой. Золотая булавка — голова бульдога с рубиновыми глазами. Футляр из русской кожи, в нем карточки на имя Еноха Д. Дреббера из Кливленда; это соответствует инициалам Е. Д. Д. на белье. Бумажника нет, но в карманах нашлось семь фунтов тринадцать шиллингов. Карманное издание «Декамерона» Боккаччо, на форзаце имя некоего Джозефа Стэнджерсона. Два письма, одно на имя Е. Д. Дреббера, другое — Джозефа Стэнджерсона.
— На какой адрес?
— Контора Американской биржи на Стрэнде, до востребования. Оба письма из судоходной компании «Гион», и речь идет об отплытии их судов из Ливерпуля. Судя по всему, этот несчастный собирался возвращаться в Нью-Йорк.
— Вы что-нибудь узнали об этом Стэнджерсоне?
— Первым делом, сэр, я дал объявление в газету, — доложил Грегсон, — а один мой сотрудник отправился на Американскую биржу, но еще не вернулся.
— В Кливленд телеграфировали?
— Сегодня утром.
— Что говорилось в телеграмме?
— Мы просто изложили факты и сказали, что будем рады любой информации.
— Вы не запросили никаких подробностей относительно того, что представляется вам самым важным?
— Я спросил о Стэнджерсоне.
— И больше ничего? Вы разве не видите, что в этом деле есть одно важнейшее обстоятельство? Вы не пошлете еще одну телеграмму?
— Все, что я хотел сказать, я сказал, — с оскорбленным видом заявил Грегсон.
Шерлок Холмс тихо усмехнулся и собирался было что-то ответить, но тут в комнате появился Лестрейд — пока мы разговаривали в прихожей, он прошел в гостиную; он потирал руки с напыщенным и самодовольным видом.