Eurocon 2008. Спасти чужого
Шрифт:
– Ты не должна просить.
– Я не могу.
– А мы не можем ничего сделать без твоего согласия.
– Можете!
– Но тогда ты ответишь вместе с ним.
– Нет! – Это крикнул стоящий в первом ряду пожилой мужчина в дорогом камзоле.
Директор королевской труппы.
И Хельга и помощник
– Олав, он же ни в чем не виноват, – прошептала Хельга.
Мужчина сначала отвел взгляд в сторону, даже голову опустил, а потому получилось не в сторону, а вниз и вбок, словно пытался стряхнуть с себя ее мольбу. Но потом неожиданно вскинул подбородок, и в его глазах вспыхнула уверенность. А еще – ярость, ненависть и злоба. Все, что подарил ему страх.
– Ты знаешь закон, Хельга! Мы должны так поступить.
– Он ни в чем не виноват, – прошептала женщина.
Она не знала, что еще сказать.
Олав не отозвался. Но продолжил уверенно смотреть на Хельгу, и его взгляд передавал ей ярость, ненависть и злобу. Передавал ей страх. Страх всей толпы и его, Олава, страх. И это было хуже всего. Хельга была готова драться со всеми, но не с ним. Только не с ним!
– Он виноват. – Очень-очень медленно произнес мужчина. – Таков закон, Хельга, он виноват.
И ее плечи опустились.
Помощник королевского прокурора хотел что-то добавить, но понял, что не время. Промолчал.
Олав вытер рукавом появившиеся на глазах слезы и твердо произнес:
– Он виноват.
Это было последнее. Хельга словно очнулась. Из ее глаз исчезли и ярость, и злоба, и страх. Взгляд потускнел, стал покорным.
– Да, – прошептала девушка. – Он виноват.
Толпа взвыла. Олав снова опустил голову. Помощник прокурора вздохнул и громко объявил:
– А теперь, люди, сделаем то, что велит закон!
– Я умею видеть будущее, – вздохнула Гаруса. – Через два месяца малыш совершит свое первое чудо и человеки поймут, что у него есть магический дар. И убьют его. – Поправилась: – Убили бы. Через два месяца.
– Если бы ты не вмешалась.
– Да. Если бы я не вмешалась.
Орвар с легким удивлением посмотрел на зажатый в руке окорок, но в пасть его не потянул. Не хотелось. Ничего не хотелось. Перевел взгляд на женщину и негромко сказал:
– Знаешь, мне приходится есть одно только мясо. День за днем, век за веком. Иногда хочется овощей, хочется попробовать, каковы они на вкус, но мне нельзя. Я должен есть мясо. Я не могу нарушить ход вещей. Я, Орвар Большое Брюхо, Повелитель Кладбищ, тот, кто останется в конце всего, почти равный древним богам – я не могу нарушить ход вещей. А ты, слабая, жалкая, неумелая колдунья, – можешь.
– Я изменила только то, что касалось меня.
– Этого достаточно. Ты – можешь.
Орвар сожрал ветчину, принял из темноты рябчика в малиновом соусе, но снова выдержал паузу в приеме пищи.
– Тебе не дойти до Мышиных гор.
– Я знаю, – спокойно ответила Гаруса.
– Ты бы не дошла даже с магией, которую мы у тебя отняли, – уверенно произнес толстяк.
– Я знаю.
Большое Брюхо покачал головой:
– В тебе нет страха, женщина, в тебе совсем нет страха.
– Я умираю, Орвар. Бояться надо было раньше.
«Когда принимала решение».
– Да, именно тогда. – Толстяк насупился и сдавил рябчика так, что хрустнули пустотелые птичьи косточки, а между пальцев кровью потек малиновый соус. – Никому из детей Тьмы не дано видеть будущее, но я знаю, когда и кто ко мне придет. Очень скоро ты станешь моей.
Гаруса молча кивнула.
– Но еще четыре дня назад у тебя было двадцать три года, женщина. Ты их сожгла в этой скачке. Ты их сожгла, но до Мышиных гор не дойдешь. Даже с магией.
– Я должна была так поступить, Орвар.
– Ради него? – Брюхо наконец-то обратил внимание на ребенка.
– Да, ради него.
– Открой малышу лицо, – неожиданно попросил толстяк.
Гаруса, не колеблясь ни секунды, откинула мех и позволила Большому Брюху изучить спящего младенца.
– Когда-нибудь я обглодаю твои кости, малыш, – после длинной паузы произнес Орвар. – Но не сегодня. И не завтра. – Брюхо поднял взгляд на женщину. – Он чужой тебе, Гаруса. Он человек.
– Он ребенок, – твердо сказала нигири. – У детей нет национальностей и рас.
– Для матерей.
– Я мать.
– Неужели?
– В Мышиных горах живут три моих сына.
– Настоящих сына, – уточнил толстяк.
– Настоящих, – подтвердила женщина. – Но этот – тоже настоящий. – Гаруса не хотела продолжать говорить, но... Но вдруг поняла, почувствовала, что Орвар должен знать: – Он настоящий, потому что когда-то мне предсказали, что я умру за своего четвертого сына.
И Большое Брюхо отступил. Сделал шаг назад, раскрыл рот и долго, почти минуту смотрел на колдунью, прежде чем заорать:
– Ты не беременела? Да?! Отвечай! Ты родила троих сыновей и остановилась. Да?! Ты...
– Теперь все неважно. – Нигири устало махнула рукой и улыбнулась, глядя на спящего малыша. – Он мой четвертый сын, Орвар. Он мой ребенок.
– По какому праву?
– Я его мать.
– У него есть мать!
– Она от него отказалась.
– Еще нет.
Это случится через два месяца. Подозрения перерастут в уверенность, человеки поймут, что ребенок обладает способностями к магии, и его убьют. Потому что таков закон. Человеки хотят быть одинаковыми, они боятся магов, боятся, что не смогут их контролировать. Простые человеки опасаются, что маги наведут на них порчу, короли – что маги отнимут у них власть. И поэтому есть закон.