Ева и головы
Шрифт:
Они медленно выехали с площади. Запах вьючных животных, жар от их туш и тел человеческих, хриплое пение и гомон преследовали путников по затихшим улицам до самых ворот.
— Удачи вам в дороге, — сказал Август; с губ его никак не могла сбежать улыбка, с которой он, по-видимому, и сам был рад расстаться. — Я зайду завтра утром к кожевнику, посмотрю, как заживает его живот.
Он спрыгнул на землю, приласкал собаку, что, виляя хвостом, подбежала к нему от церкви.
— Господень человек, — произнёс великан. Лицо у него, насколько позволял рассмотреть лунный свет, было пасмурно. — Он не сможет нас выдворить из своей головы так быстро, как того бы хотелось. Очень плохо оставаться у кого-то в голове, когда
— Он что-нибудь поймёт, когда зайдёт завтра к этой большой женщине? — Спросила Ева.
Эдгар качнул головой.
— Скорее всего, он пойдёт туда прямо сейчас. Слишком уж беспокоен. Для нас это не больно хорошо, но, с другой стороны, сегодня погоню за нами не отправят. Все ведь на празднике… воистину, возлияния опасны для любых дел. В любом случае мы успеем затеряться в этой пустоши, где всего лишь одна дорога из пяти ведёт туда, куда нужно, а для нас, слава Богу, верная — любая.
— Мне он понравился, — вытянула губы Ева. — Похож на мои соломенные фигурки, только пахнет по-другому. Мне кажется, они так же смешно между собой говорят, когда никто не слышит, в точности, как вы вдвоём. А ещё, я хотела бы познакомить его с нашим осликом. Мне кажется, они бы друг другу понравились. Как ты думаешь, мы могли бы взять его с собой? Рассказать наш секрет?
И Ева мечтательно уставилась в пространство. Эдгар разглядывал девочку, видно, пытаясь понять, всерьёз она говорит или нет.
— Мы ему, наверно, тоже понравились, — сказал он. — Но осёдлому человеку нельзя доверять людям странным, таким как мы.
Глава 8
Ночевали они прямо в поле, откуда при свете дня можно было наблюдать как будто вырезанные из грозовых туч дома, а сейчас — только робкое зарево, которое бередило фантазию и позволяло легко представить, что там, за холмом, рассыпаны сокровища, что искрятся и переливаются, тая в себе энергию зашедшего солнца. Эдгар не захотел оставаться в городе, хотя многочисленные гуляки приглашали врача присоединиться к ним, и вообще, обдавали слишком уж непривычным и, скажем прямо, приятным радушием, пусть и слегка отдающим брагой. Но после того, как чета кожевников исчезла, после того, как они чуть ближе познакомились с Августом, улицы начали казаться Эдгару разверстыми глотками, что грозят поглотить их вместе с лошадью, повозкой, со всеми инструментами и резным сундуком из красного дерева, несмотря даже на всё величие его светлости.
Тряпицу с кровавым трофеем они развернули, только когда удостоверились, что в ночи за ними никто не следует. Ева запалила лампу, наскоро заменив там масло: вечер предстоит долгий.
— За такие штуки в нашем багаже мы можем легко отправиться на костёр, — сказал Эдгар. Он успокоился внешне, но в глазах плескался самый натуральный страх. — Но зарывать этот обрубок нельзя. Я хочу сначала хорошенько всё рассмотреть. Это чудо природы — но господне чудо или диаволово, для нас это загадка.
— Может, это самая обычная вещь, — вынесла своё предположение Ева. Она бодрилась, как могла: после такого насыщенного вечера хотелось только одного — поскорей пристроиться в какое-нибудь тихое место и закрыть глаза. Но пока бодрствовал Эдгар, Ева не могла себе такого позволить — боялась пропустить что-то интересное. — Может, внутри каждого из нас растёт по маленькой руке, просто у кого-то она вырастает чуть-чуть больше, чем надо?
— Хорошая мысль, — признал Эдгар. Но, подумав, сказал: — Наверное, это невозможно. Иначе тогда о руке в животе было бы известно всем. Подумай, скольким беднягам в тюремных застенках вспарывают животы и обрекают таким образом на долгую смерть? А в битвах — сколькие погибают
При втором, не таком беглом, взгляде, форма необычного органа не изменилась. Это совершенно точно была рука, покрытая коркой подсыхающей слизи. На пальцах, под тонкой белой кожей, чётко видны были суставы.
— Нет рисунков, — удивлённо произнёс Эдгар.
— Каких ещё рисунков?
— Рисунков на коже. Посмотри на пальцы… ну да ты сама знаешь, что там увидишь. У каждого человека кожа имеет определённую фактуру. А здесь ничего. Гладкая, как будто у червя.
Это, пожалуй, оказалось единственным, что обращало на себя внимание. Во всём остальном это была обыкновенная рука, которых у любого человека две штуки. С той стороны, где она была отрезана, выделялись уродливые синюшные вены и торчал обломок косточки.
Эдгар отстранился, закрыл глаза и сглотнул.
— Мы не будем её зарывать. Я чувствую… предчувствую, что эта рука означает нечто очень важное. Нам нужно её сохранить. Вот что мы сделаем. Мы погрузим её в винный раствор. У меня как раз найдётся подходящая ёмкость. А раствор можно получить, если развести соль небольшим количеством воды и большим — крепкого вина.
— Где мы возьмём столько соли? — спросила Ева.
Великану, судя по всему, нужно было её немало.
Соль всегда была дорогой, и в блюда мать клала её буквально по щепотке. Ева соскучилась по соли: то, что получалось у неё на костре, не всегда можно было есть не посолив. Но Эдгар съедал всё, не моргнув глазом. Он вполне мог питаться в лесу пищей любого дикого зверя, травоядного ли, или, может, даже плотоядного. Ева ни разу не видела, чтобы он ел сырое мясо, но почему-то девочке казалось, что Эдгар не привередлив в еде. То есть совсем не привередлив.
— Может быть, завтра купим на каком-нибудь рынке, — сказал он, всё ещё разглядывая руку и зачем-то пересчитывая на ней пальцы. — У тебя остались ещё эти глупые медные кругляши?
Ева кивнула. Деньги, за которые Эдгар поневоле продавал своё цирюльничье мастерство, она почти не тратила. Другое дело — и оба они это понимали — чтобы найти рынок, они должны для начала найти достаточно большой город, а его в ближайшее время на пути не предвиделось.
Они могли также выйти на тракт и встретить какого-нибудь проезжающего торговца, но когда ты путешествуешь не дорогами, а направлениями — это не так-то легко. В этом, пожалуй, единственный недостаток такой разновидности путешествий. Ну, ещё и в том, что тропа, которой ты пробираешься через лес, может запросто исчезнуть из-под твоих колёс.
— Что ж, есть ещё один способ.
Эдгар по-хозяйски огляделся.
— Кажется, вон там орешник… нарви мне его веточек, тех, что посуше.
Ева исполнила его поручение, но Эдгар, к её удивлению, бросил их в костёр.
— Завтра у нас будет соль, — сказал он. — Это один из небольших лесных секретов, которые узнаешь, если долго соприкасаешься с природой.
Когда ветки прогорели, он собрал золу и сварил её в котелке, залив небольшим количеством воды. Ева, до последнего ожидавшая волшебного действа, к тому времени уже клевала носом. Так и заснула она возле остывающих углей, и великан, подняв девочку на руки, отнёс её в повозку.
С рассветом Эдгар, кажется, немало удивился, что из города за ними никто не пришёл.
— У злоупотребляющих вином от радушия до агрессии всего полшага, — сказал он девочке. — И на этих полшага человека может подвинуть всё что угодно, в том числе и другой человек.
— Какой ещё человек? — спросила, безуспешно пытаясь проковырять в глазах щелочки, Ева.
На это Эдгар ничего не ответил. Он слил солёную воду с пеплом в глиняную склянку с крепким вином, поместил туда вчерашний их трофей и накрепко закрыл пробкой.