Ева
Шрифт:
Одна девушка согласилась ехать в лес на мопеде. Ей хотелось чего-нибудь незабываемого. Она представила, как будет здорово втроём — её парень, она сама и их механический дружочек.
Дорога оказалась настоящей зимней сказкой, с ямами и корягами. Они скакали на мопеде, как на сказочном коне. Приблизительно в центре тайги мопед упал в сугроб и умер. Остались он, она, ночной лес и ехать не на чем. Всё как ей хотелось.
Влюблённые разыскали Полярную звезду и побрели от неё прочь, на Юг, где хотя бы теплее. В пути согревались петтингом
Та девушка ужасно невнятная, плохой рассказчик. В самых волнующих местах говорит метафорами, всё повторяет: «Ну, вы понимаете». Поэтому никто не понял, сколько раз и под какими деревьями они обсуждали маршрут. А это самое интересное.
Под утро встретили военных моряков. Эти моряки украли в соседней деревне сундук, но устали его тащить сквозь зимний лес. Просили о помощи. И вот парень, девушка и моряки уже вместе волокут добычу к океану, потом куда-то спускаются, какой-то корабль, всё очень путано.
И первого января она проснулась в незнакомой подводной лодке, вся полная впечатлений. И теперь точно помнит, какой был тогда год, но путает север и юг, названия деревьев, модели субмарин, сколько раз и куда целовались. В её голове ужасная каша. При том, говорит, счастлива была совершенно.
У меня же наоборот. Отлично помню детали, но не даты. Например, очень давно, я знал так много стихов, что женщины охотно отмечали со мной Янов день, Пасху и другие праздники, чреватые растрёпанной поутру причёской.
И вот, однажды, ко мне на Новый год пришла девушка. Я раздобыл ёлку, шампанское, покрошил салат. Всё должно было выглядеть, будто у нас весёлый праздник, а не вечер безумного секса. Будто Бог придумал девчонок, чтоб смотреть с ними телевизор в напряжённом молчании.
Мы и, правда, смотрели, какое-то время.
И где-то между Леонтьевым и Пугачёвой я нарисовал пальцем на её колене кружок и посмотрел очень выразительно.
И в самую ответственную минуту, где-то между грудью и пряжкой на юбке, она вдруг выдаёт страшную тайну. Ей только что отрезали аппендицит. И врач запретил половые отношения от груди по февраль включительно.
Ну, вы понимаете. Если ближайшую неделю вы собирались даже не есть, экономя время для поцелуев, такое признание звучит неприятно. Никому не пожелаю услышать подобное. Тем более, под Новый год, когда родители на даче. Я не сразу сдался, мы некоторое время диспутировали. Мне казалось, запрет распространяется на такие виды праздничного вечера, как «на люстре», «на рояле». При свежем аппендиците это действительно опасно. Но она считала, половые отношения — это не место действия, а способ. И включают в себя даже невинные поцелуи в локоть изнутри.
Пришлось применить невербальные аргументы. Я проглотил пуговицу с её блузки. И хотел перегрызть лямку лифчика, не смог. Если б греки с таким жаром штурмовали Трою, город сдался б не через тринадцать лет, а трижды в час. К утру в моём активе оказалась юбка, но не колготки. Измождённые борьбой, мы заснули, проснулись, ели салат, и опять была война до ночи.
Это было прекрасно. Шестнадцать часов сплошной прелюдии. Я трепал её как зимний шторм одинокую бригантину. А она мужественно отказывалась тонуть. Но и с дивана не уплывала.
Вечером первого января пообещал все алмазы мира в обмен на трусики. Сказал, давай украсим ими ёлку. Но девушка попалась ужасно привязчивая к своим трусикам.
И тогда сдался я. Уткнулся в её душистый бок и заснул сладко-сладко. И никогда, ни до, ни после, не бывал счастливее. Та девушка, кстати, и сейчас ничего такая, даже когда аппендицит прошёл.
Ходил в гости, как бы ужинать
Вы не представляете, как она лепит чебуреки. На кухонном столе, который сам по себе сексуальный атрибут, выставив белое колено из халата. Богиня. От её кулинарии здравомыслящие мужчины раздеваются непроизвольно.
Она бывает добра ко мне, иногда доверяет некоторые свои подробности. Я сказал, что хотел бы стать её чебуреком. Немедленно, на кухонном столе. Я надеялся показать, какой я страстный чебурек.
Но женщины иногда мелькают коленями не ради секса, а непонятно зачем. Она выдала мне морковку, для загара, (зимой!) и прогнала смотреть хоккей. (Ненавижу хоккей!) Притом сказала: иди, иди, нам надо поговорить.
Я подумал: о боже мой, говорить с фаршированным тестом, это так увлекательно. Увлечённый созерцанием подругиных чебуреков я даже не заметил, в углу сидела соседка Таня, собеседник. До сих пор не понимаю, как она втекла на табуретку.
На следующий день говорит мне — вот как, как ты мог не заметить Таньку? Ведь такая эффектная. Её любят муж и ещё три внебрачных идиота.
И стала рассказывать.
Однажды Танька шла в наушниках. Её догнал аноним и стал что-то объяснять. Танька смотрит, смотрит, как он губами шевелит, губы ничего такие. Потом сняла наушники, послушать, вдруг что важное происходит. А это было признание в любви. И уже в той части, где названия курортов, которые они посетят, если она хотя бы кивнёт. Там тёплый океан, всё вокруг двуспальное, можно хорошенько познакомиться. Но сначала они поедут на волнующем чёрном «джипе» к нему домой, декламировать Бодлера в полумраке.
Танька подумала сразу пять разных мыслей:
1. Почему, ну почему она не занималась в детстве греблей и штангой. Была бы теперь страшная, он бы не полез.
2. Баллончик нельзя использовать против ветра. Иначе потеряешь сознание и пропустишь самое интересное.
3. А вдруг он нежный. Заботливый и богатый, причём.
4. Жалко, что нет баллончика.
5. В Таиланде, сейчас, наверное, тепло и ужин.
Таня стала оправдываться, в основном, перед Таиландом. Дескать, она замужем, и вообще не такая.