Евангелие любви
Шрифт:
XI
В Тусоне они оказались в начале мая, когда горы искрились снегом и воздух был еще свеж. Джудит Кэрриол попыталась поговорить с Кристианом о Марше тысячелетия.
Его настроение стало улучшаться после того, как они оказались в Аризоне, где было, конечно, намного холоднее, чем раньше, но все-таки настолько приятно, что все туже стягивающиеся путы его сознания не устояли. Кэрриол уговорила его прокатиться на машине и посмотреть парк, разбитый между городской окраиной и местом переселения группы А.
Парк был не слишком ухоженным, но со вкусом разбросанные тут и там рощицы серебристых берез, куртины цветущего миндаля, магнолий и азалий смотрелись очень красиво. Березы зеленели нежным бледным пушком, азалии захватили склоны японской мозаикой цветов, магнолии пестрели красным, белым и приглушенно лиловым, миндаль
– Посидите со мной. – Джудит похлопала по нагретой солнцем деревянной скамье.
Но Джошуа был слишком очарован, бродил туда-сюда, зажав меж ладоней цветок магнолии, восхищался тем, как засохшая береза приютила глицинию и гроздья лиловых соцветий слегка покачивались на ветру.
Но вскоре ему потребовалось разделить восторг с чутким, отзывчивым человеческим существом. Он подошел к скамье и, глубоко вздохнув, сел.
– Восхитительно! – Его раскинутые руки словно принимали в объятия все окружающее. – Джудит, как я скучал по Коннектикуту! По всем временам года, но особенно по весне. Коннектикут весной бесподобен. Кизил на холме Гринфилд под огромными золотистыми буками, плакучие вишни, сливы, яблони в цвету – да, в них чувствуется вечность. Гимн возвращению солнца, идеальная увертюра лету. Мне все это снится!
– Ну а почему бы не остаться здесь на это время?
Лицо Кристиана потухло.
– Надо идти.
– Президент предпочел бы, чтобы вы отдохнули до осени, Джошуа. Время отпускное, неподходящее для дел. Вы твердите, что вы только человек. Человек должен отдыхать. Вы же не отдыхали почти восемь месяцев.
– Так долго?
– Да, так долго.
– Когда отдыхать? Предстоит еще очень много сделать.
«Джудит, осторожнее, придержи коней. Сейчас необходимо подобрать нужные и точные слова. Но откуда в наши дни взять нужные и точные слова для Джошуа?»
– Джошуа, сам президент просит вас об этом. Он хочет, чтобы вы летом отдохнули. Но ему кажется, что люди ждут, чтобы ваш долгий тур кончился как-то по-особенному.
Кристиан кивнул, но Джудит не могла понять, слышал он что-нибудь или нет.
– Джошуа, вы согласитесь возглавить марш людей из Нью-Йорка в Вашингтон?
Эти слова до него дошли, и он повернулся к Джудит.
– Зима, наконец, подходит к концу и наступает весна – в тех районах страны, где она вообще теперь бывает. Президент считает, что даже при нынешних суровых зимах и коротком лете, когда у людей, несмотря на всю колоссальную работу, которую вы проделали, подавленное настроение… вы можете помочь создать у них летнее душевное состояние… не знаю, как точнее выразиться. Для этого надо собрать как можно больше желающих, и вы возглавите их паломничество в столицу. Еще президент уверен, что естественной отправной точкой должен послужить Нью-Йорк. Путь будет долгий и займет много дней. Но потом вы можете отдыхать все лето, сознавая… как бы получше сформулировать… что завершили свою долгую рекламную кампанию гигантским подъемом энтузиазма.
– Согласен! Согласен! – не раздумывая, ответил Джошуа. – Президент прав: на данном этапе народ ждет, чтобы я предпринял новое усилие – прежние хождения больше не эффективны. Я этим займусь.
– Вот и отлично.
– Когда? – Вопрос показал, что Кристиан услышал то, что она ему сказала.
– Через неделю.
– Так скоро?
– Чем скорее, тем лучше.
– Хорошо. – Он провел ладонью по волосам, теперь коротко подстриженным, чтобы не тратить по утрам время на их сушку. В том климате, где он жил, выходить на улицу с мокрыми волосами – безумие. Хотя Кэрриол подозревала, что новая прическа появилась не поэтому. Ей стало казаться, что Джошуа развил в себе стремление к самонаказанию, к демонстрации неприглядного в себе. Короткая стрижка ему совершенно не шла – подчеркивала его тюремную бледность и изнуренность. Голова, бросающаяся в глаза с прежней пышной шевелюрой, стала невыразительно-худосочной.
– Отправимся в Нью-Йорк сразу, как только закончим дела в Тусоне, – сказала Джудит.
– Как вам угодно. – Кристиан поднялся и направился к облюбованным пчелами миндальным деревьям.
Кэрриол не двинулась с места, удивляясь, что все прошло так легко. Да и вообще, если не считать его усиливающейся странности, все получалось до смешного просто. Книга Кристиана продавалась тиражами в сотни тысяч экземпляров. И те, кто ее купил, не только ее прочитали, но и хранили, как сокровище.
Вот так-то! Джудит, словно сдаваясь, хлопнула себя ладонями по бедрам. Вероятно, никто не сумеет по достоинству оценить то, что возникло между Джошуа Кристианом и людьми, которым он решил служить. Даже в обозримом будущем. Он был самым ярким объектом на небосводе – кометой. А она – обыкновенной консервной банкой, привязанной к ее сияющему хвосту. Ей было доступно одно: лететь за ним в потоке остывающих, ослепительных искр.
Организацию Марша тысячелетия поручили Моше Чейсену. Не напрямую, а смоделировать на компьютере, с которым, по мнению его жены, он и должен был заключить законный брак. Сам же Чейсен испытывал все большую тревогу, но не по поводу Марша – организация этого дела представлялась ему с точки зрения логистики пустяковым вопросом, – а из-за того, что творилось с Джошуа Кристианом. И с Джудит Кэрриол тоже. Обещанная встреча в январе прошлого года, на следующий день после того, как он вез ее из аэропорта, не состоялась. Не было и еженедельных визитов в столицу, которые, по словам Джона Уэйна, она сначала планировала. Джудит ничего не писала, а когда звонила, не сообщала ничего существенного. Единственным пространным посланием стал шифрованный компьютерный телекс из Омахи, в котором Джудит детализировала формат Марша тысячелетия и давала своему подчиненному поручения. Четвертой секции приходилось без нее нелегко, потому что Джудит была уникальным руководителем, и теперь все это поняли. Джон Уэйн тянул организационную лямку, а Милли Хемингуэй посадили на разработку идей. Однако в отсутствие змеиного ума босса работа потеряла большую долю энергичного запала, блеска и остроты.
Разумеется, все знали, где находится Кэрриол, а также то, что она действует по поручению президента. Делалось много верных заключений после того, как из холломенской глуши возник Джошуа Кристиан и устроил в стране бурю. Особенно усердствовали те, кто участвовал в Операции поиска. Об операции «Мессия» помалкивали, и утечки информации, можно сказать, не было. Просачивались разве что обрывки сведений, которыми обменивались приятели из Четвертой секции. Милли Хемингуэй замолчала через неделю после начала рекламного тура Кристиана, а беднягу Сэма Абрахама отправили со специальной просветительской миссией в Каракас. Однако старшие сотрудники продолжали работать в министерстве под командой Моше Чейсена. Все они были надежными и проверенными, но люди есть люди.
Затем возникла идея Марша тысячелетия. Она не просто вызвала у Чейсена сомнения, она его ужаснула. Яркий пример вульгарного назойливого рекламного очковтирательства – вот как он ее воспринял. Рука потянулась скомкать компьютерный телекс в ярд длиной, составленный Кэрриол где-то в Омахе и поступивший прямо на его терминал. Но Моше передумал. Хитрющая чертовка! Реклама рекламой – именно это она имела в виду, – но в исполнении Джошуа Кристиана она обретет достоинство, значимость и захватывающий дух масштаб. Он подчинится приказам ради Джошуа, а не ради Джудит. Воплотит в жизнь мечту о беспроигрышном плане. Для Джошуа. Но не для Джудит. Джудит всегда ему нравилась как идеальный босс. Как друг – иногда. Как женщина – никогда. Еще он ее жалел и был человеком, которого жалость невыносимо трогала. Ради этой жалости он и станет ей помогать реализовывать ее геркулесовы планы. Ради жалости простит то, что любовь сочла бы непростительным. Правоверный еврей и вместе с тем добрый христианин, он грешил либо по недомыслию, либо по ошибке. Но в случае с Джудит Кэрриол чувствовал то, что другие не ощущали: оскудение духа, который, чтобы выжить, возвел собственное я в абсолют.