Евангелие от Гаримы
Шрифт:
Погода портилась и, оказавшись среди городских домов и улиц, я пытался прочитать вывески на магазинах и не мог. Язык был не английский, не французский и никакой другой. Архитектура старинных строений поражала, и оставалось только догадываться, кто положил первый камень на этой земле. Пыль, осевшая на фасадах кирпичных зданий, закрывала гипсовые фигурки различных животных. Невозможно ясно и чётко разглядеть, кто прятался под огромными крышами. Маленькие причудливые зверьки застыли в странных позах, и никто не мог их разбудить и вдохнуть хоть маленькую толику жизни. Ни ветер, ни дождь, ни ураган.
Стёкла высотных зданий казались мрачными и практически не отражали солнечного света.
Люди толкались, нервничали и ругали тех, кто придумал бесконечное количество лабиринтов, череду магазинов, офисов и лавок. Машины громко сигналили и не уступали друг другу дорогу. Их клаксоны издавали заунывные звуки, похожие на плач гиен, голодных и злых, в пустыне. Пузатые, цветные автобусы, словно океанские черепахи, медленно ползли по мягкому асфальту, по длинной веренице, уходящей едва ли не в горизонт. Узкие дороги давно нуждались в том, чтобы их расширить, но, увы, никому до этого не было никакого дела. И роскошные гостиницы, бары и рестораны, соседствовали с городским кладбищем и свалкой. Их хозяева закрывали для посетителей окна толстыми цветными стёклами, внутри помещений на полные мощности работали кондиционеры, но когда дул северо-западный ветер, постояльцам ресторанов, как впрочем, и местным жителям, становилось трудно дышать от мерзкой вони после зимы.
Наверняка городские чиновники обещали исправить ситуацию, клялись на встречах со своими избирателями, что вот-вот и дело сдвинется с мёртвой точки, однако через день, два, забывали обещания, и на этом всё заканчивалось. Город, словно цветная мозаика на фасаде собора Святого Петра, пестрил всеми национальностями, и кого именно в нём было больше, испанцев, немцев, евреев, поляков, или русских, тоже никто не знал. И город продолжал расти, расширяя свои владения на все стороны света. Мелкие деревушки исчезали в огромном чреве «исполинского кита», вместе с лесами, дорогами и болотами. Жители деревень не сопротивлялись, потому что большая их часть давно облюбовала питейные и игорные заведения в городе и не собиралась с ними расставаться. Кто-то находил работу, жильё и, бросая деревню, навсегда переезжал в мегаполис. И после, с крыш небоскрёбов наблюдал, как многотонные машины, своими широкими гусеницами, давили в щепки крохотные домики, смешивая их с грязью и пылью.
Бесконечные толпы эмигрантов, прибывавшие по ночам из-за океана, вносили свой колорит в насыщенную яркими событиями жизнь. Коренные жители дорого платили за то, чтобы здесь оставаться. Уровень жизни, судя по всему, был непомерно высок, как и продукты питания в магазинах и на рынках. Работы на всех не хватало, и преступность процветала, набирая год от года обороты со скоростью спортивного болида. Полиция разводила руки в стороны и советовала простым гражданам не ходить вечерами по улицам и покупать оружие, с целью самообороны. Разрешения на это не требовалось, и купить пистолет можно было в обычном супермаркете. Специальный отдел соседствовал с алкогольно-табачным и после того как клиент брал виски, пиво и блок сигарет, он мог тут же приобрести «Маузер», и небрежно бросить его в тележку с мясом и молоком. Это уже никого не удивляло, и болтающийся на поясе пистолет у пятидесятилетней женщины воспринимался как обычный аксессуар.
Откуда мне всё это известно? Я чувствовал себя, как человек прослушавший лекцию, сделавший записи в тетради, и сейчас по пути домой, размышляющий о происходящем.
Налетевший ветер едва не сбил с ног. Прячась за огромным рекламным щитом, с красивой блондинкой за рулём шикарного авто, я закрывал рукой глаза и нос от песка. Хотелось пить и, проглатывая слюну, искал место, куда бы зайти и выпить хотя бы глоток воды. Нельзя лезть в другой мир, мало изучив его, и уж тем более, без специальной подготовки. Вспоминая своё последнее приключение и бегство, невольно вздрогнул. Тогда удалось чудом спастись, иначе и не назовёшь. Кто-то потянул меня за рукав, и вырвал из лап прошлого. С неохотой поворачивая голову, увидел старуху, в длинном тёмном плаще и причудливой шляпке. Встретившись с ней взглядом, невольно поморщился. Старуха держала в одной руке зонт, в другой блестевшую серебряную монетку. Она улыбалась, и на грязном, морщинистом лице, с крючковатым носом, проступало жалкое подобие улыбки.
– Держи, это тебе пригодится, – сказала она хриплым голосом и хихикнула.
– Вы говорите по-русски? Спасибо, не надо, я не бездомный.
– Вот как? – удивилась она, и деньги исчезли в широких складках плаща. – Чего тогда прячешься? Небось, боишься полиции?
– Не прячусь, просто жду, когда утихнет ветер. Почему я должен бояться полиции? Я не сделал ничего противозаконного.
В моих глазах промелькнуло недоумение, и я оглядел свою одежду. Старуха смерила меня презрительным взглядом, небрежно упёрлась в зонт двумя руками, и пролепетала: может скажешь, что у тебя есть работа?
В её голосе звучали нотки недоверия.
– Не стоит стесняться своего положения, мальчик. Я сама когда-то нищенствовала, и знаю каково оно жить на улице. Когда каждый хочет пнуть тебя сапогом и плюнуть в лицо. Гоняет, словно бродячую собаку полиция и редко кто подаст на кусок хлеба. И знаешь, почему так у меня сложилось?
– Почему?
Мне стало любопытно узнать историю женщины, и я смотрел на неё широко открытыми глазами, ожидая продолжения.
– Неудачно вышла замуж. Муж оказался подлец, пил, гулял, и в один из дней выгнал меня на улицу. Я работала в музее, и после того как оказалась бездомной, потеряла работу. Здесь не любят неудачников. Проклятый город. Перебивалась как могла, хотела вернуться к мужу… Любила? Да-да, не удивляйся, по-настоящему любила. Не послушала мать, когда выходила замуж. Она мне говорила, что он слишком хорош для тебя, будет гулять. И уже двадцать лет живу при монастыре.
– Я Вас понимаю.
– Что ты можешь понимать, если молоко на губах не обсохло?
В глазах старухи промелькнул гнев, она насупилась и скривила губы.
– Молодость быстро пролетает, милый мой, и, когда приходит старость, живёшь только прошлым. Будущего у таких как я нет. Не существует. Разве это жизнь? Посмотри на меня. Изо дня в день я хожу по улицам и прячу горькие слёзы за полами шляпы. Хочется умереть, сегодня и сейчас. И больше никогда, слышишь никогда не знать, что такое жизнь. Будь проклята эта пустыня, никчемный мир, забытый Богом.
– Вы верите в Бога?
– Нет, не верю.
Она усмехнулась и открыла зонт, закрываясь от вновь налетевшего ветра с песком.
– Если бы Бог существовал, разве он допустил столько несправедливости, горя и слёз? Он давно умер, вместе с бездельниками апостолами. Не получилось у него создать рай на этой планете. И он бросил людей на произвол судьбы. И каждый карабкается по узкой лестнице в небо, расталкивая локтями соседей. Воруя, насилуя, убивая и забывая про совесть и другие нравственные ценности.