Евангелие от Марка
Шрифт:
«… Прошли дни, и Он снова пришел в Капернаум, и стало известно, что Он в доме.
И собралось много людей, так, что и перед дверью толпился народ, и Он говорил им.
Они пришли к Нему с расслабленным, которого несли четверо.
И так как они не могли с ним пробраться к Нему из-за многолюдства, то они разобрали крышу там, где Он был, и спустили через отверстие носилки, на которых лежал расслабленный.
И так как Христос увидел их веру, Он сказал расслабленному: «Дитя, отпускаются тебе грехи твои» (2, 1–5).
Что сказал бы старый врач? Чего ожидали фарисеи и книжники, если должно было наступить излечение? От старого врача они ожидали бы, что он скажет: «Силы, которые входят в тебя, в твои расслабленные члены, позволят тебе двигаться». Как говорит Христос? — «Отпускаются тебе грехи твои», что означает моральное, в котором участвует «я». Эту речь фари сей не понимают. Они
«Что легче: сказать расслабленному: твои грехи отпущены, или сказать: встань, возьми свои носилки и иди?
Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть отпускать грехи на Земле (обращаясь к расслабленному), говорю тебе: встань, возьми носилки твои и иди домой!
И он встал, взял свои носилки и ушел на глазах у всех». (2, 9-12).
Он связывает моральное с магическим способом исцеления и тем самым дает переход от состояния без «я» к состоянию, исполненному «я», — и так при каждом отдельном описании. Именно так мы должны понимать эти вещи, потому что именно так они высказываются. А теперь сравните, что может сказать духовная наука, со всем тем, что говорится в толкованиях Библии о «прощении грехов»: вы найдете престранные объяснения для этого, но нигде что-нибудь удовлетворительное, потому что люди не понимают, чем была, собственно, Мистерия Голгофы.
Вера, сказал я, должна была быть. Почему вера? Потому что выражение морального в физическом совершается не в течение одного воплощения. Если мы сегодня стоим перед человеком, мы не можем его физический недостаток объяснить выражением морального в физическом в одной инкарнации. Только если мы выйдем за пределы одной инкарнации человека, мы найдем связь морального с физическим в его карме. Так как до нашего времени карма почти совсем не подчеркивалась или мало подчеркивалась, мы можем сказать: до сих пор связь между физическим и моральным могла быть только верой. Теперь, когда к Евангелию следует подходить духовнонаучно, — это становится знанием. Христос Иисус как Озаряющий карму стоит рядом с нами, когда Он открывает: «Этого Я могу исцелить, потому что Я вижу по его личности — его карма такова, что он может теперь встать и ходить».
Вы видите по такому месту, что Библию можно понимать только вооружившись средствами современной духовной науки. Это наша задача — показать, что в этой книге, в этой мировой книге действительно заключаются глубочайшие сокровища мудрости о развитии человечества. Когда будет понято, что космически происходит на Земле (а мы будем это все больше и больше выявлять в данных лекциях, потому что Евангелие от Марка дает к этому повод), какое космически-земное и земно-космическое значение имеет Мистерия Голгофы, тогда не будут утверждать, что то, что касается Евангелий, оскорбительно для какого-нибудь другого исповедания в мире. Правильное понимание Библии по причинам, которые были указаны вчера в конце лекции, — прежде всего потому, что правильное понимание Библии действительно не может замыкаться в пределах какого-либо исповедания, но должно стать универсальным, — правильное понимание Библии будет в своей внутренней правде стоять на почве духовной науки и вызывать равное уважение ко всем религиозным исповеданиям мира. Тем самым религии будут примирены между собой. Началом такого примирения может оказаться то, о чем я вам рассказал в первой лекции о том индусе, который читал свою лекцию «Христос и христианство»; будучи обремененным всеми предрассудками своей нации, он все-же взирал на Христа в межконфессиональном смысле. Попытка понять этот образ Христа станет задачей духовнонаучной деятельности в различных вероисповеданиях. Потому что, мне кажется, задачей духовного движения должно быть углубление в религиозные исповедания так, чтобы углубить понимание внутреннего существа отдельных религий.
Снова в этом случае надо привести то, что я уже много раз упоминал: как будет относиться буддист-антропософ к антропософу-христианину. Тогда буддист скажет: «Гаутама Будда после того, как он из Бодхисаттвы стал Буддой, достиг после смерти такой высоты, что ему не нужно больше возвращаться на Землю». А христианин-антропософ прибавит к этому: «Я это понимаю, потому что я именно так и сам думаю о твоем Будде, когда я вникаю в твое сердце, и верю в то, во что веришь ты». Вот что значит понимать религию другого, подняться до религии другого. Христианин, который стал антропософом, может понять все, что говорит другой. Что же будет говорить буддист, ставший антропософом? Он скажет: «Я пытаюсь понять то, что является самым внутренним нервом христианства: что относительно Христа речь идет не только о том, что Он — основатель религии; в отношении Мистерии Голгофы речь идет о сверхличном, о том, что не человек Иисус из Назарета находился там как основатель религии, но что в Него вошел Христос, умер на кресте и тем самым совершил Мистерию Голгофы». И он придет и к тому, что эта Мистерия Голгофы является космическим событием. И буддист скажет: «Теперь, после того как я понял сущность твоей религии, а ты — моей, я не буду заблуждаться, в чем здесь дело, и не буду представлять Христа как того, кто может снова воплотиться: ведь тебе важно то, что там свершилось. И я говорил бы странно, если бы утверждал, что христианство надо в чем-то исправить, что при большем понимании Христа Его через три года не распяли бы на кресте, что с основателем религии надо было бы поступить иначе и т. д.». — В этом-то все и дело, что Христос был распят, пригвожден к кресту, — ив том, что произошло благодаря этой крестной смерти. Дело не в том, что думают: это случилось несправедливо, и христианство теперь можно было бы исправить. Буддист, ставший антропософом, мог бы сказать лишь следующее: «Как ты понимаешь сущность моей религии, так же я пытаюсь понять действительную сущность твоей».
Вот что случится, если отдельные представители различных религиозных систем поймут друг друга, если христианин скажет буддисту: «Я так же верю в твоего Будду, как и ты», а буддист скажет христианину: «Я могу понять Мистерию Голгофы, как ты сам ее понимаешь». Что будет с человечеством, если это произойдет со всеми? На Земле настанет мир между людьми, произойдет взаимное признание религий. И это должно прийти. И антропософское движение должно быть таким взаимным, искренним пониманием религий. Было бы в разрез с духом антропософии, если бы христианин-антропософ сказал буддисту: «Это пустое, что Гаутама, став Буддой, не должен больше воплощаться. Он должен в XX веке появиться как физический человек». Тогда буддист сказал бы: «Что — у тебя антропософия только затем, чтобы глумиться над моей религией?» Вместо мира между религиями была бы возбуждена вражда. Но также и христианин должен сказать буддисту, который хотел бы говорить об исправлении христианства: «Если ты утверждаешь, что Мистерия Голгофы — ошибка и что Христос снова должен прийти в физическом теле, чтобы с Ним теперь обошлись лучше, то, значит, ты не стараешься понять мою религию и глумишься над ней». — Антропософия существует не для того, чтобы религиозное исповедание, старое или вновь основанное, имеющее духовное значение, было осмеяно, потому что тогда это было бы общество общего поношения, а не взаимного согласия религий.
Именно это мы должны записать себе в души, чтобы понять дух и оккультное зерно антропософии, а его мы лучше всего поймем, если распространим на все религии силу и любовь, которые господствуют в Евангелиях. Что это может быть сделано, особенно при опоре на Евангелие от Марка, нам должны показать следующие лекции.
ЧЕТВЕРТАЯ ЛЕКЦИЯ Базель, 18 сентября 1912 г
Сегодня я хотел бы сначала направить ваш взор на две картины, которые мы можем вызвать перед своим духовным взором, из человеческой эволюции последних тысячелетий. Прежде всего я хочу указать на нечто, что произошло в середине и ближе к концу V столетия до Рождества Христова. Все это известно; но мы хотим, как сказано, направить на это взор нашей души.
Мы видим, как Будда в Индии собрал вокруг себя некоторое число учеников, последователей, и как из того, что разыгрывалось между Буддой и его учениками и последователями, взяло начало то великое, могущественное движение, которое в течение столетий звучало на Востоке, разливалось могучими волнами и приносило благо, внутреннее освобождение души, подъем и общечеловеческое сознание бесчисленным людям. Если мы хотим охарактеризовать то, что, собственно, тогда происходило, мы должны рассмотреть лишь главный момент учения Будды и его деяний.
Жизнь — такая, как ее проводит человек на Земле в своей земной инкарнации, — есть страдание, вызванное тем, что человек в соответствии с плодами своих воплощений вынужден стремиться ко всем новым перевоплощениям. Достойная старания цель — освободиться от этого стремления к перевоплощениям, угасить в душе все, что вызывает влечение погрузиться в физическую инкарнацию, чтобы наконец подняться к такому бытию, в котором душа больше не чувствует стремления быть связанной с бытием своими физическими чувствами, физическими органами, и подняться, как говорят, к Нирване.