Евангелие от Марка
Шрифт:
Как сегодня мы говорим иносказательно, так говорит Кришна о том, что он имеет в виду для своей культуры. Когда мы сегодня заглядываем в наше собственное существо, то мы видим прежде всего «я» (это представлено в книге «Как достигнуть познания высших миров». От этого обычного «я» мы еще отличаем высшее, сверхчувственное «я», которое не выступает в чувственном бытии: оно не только излито в нас, но одновременно и в сущность всех вещей. Если мы, таким образом, говорим о нашем высшем «я», о высшей сущности, живущей в человеке, то мы говорим не о том, о чем человек обычно говорит «я есмь», хотя на нашем языке это звучит одинаково. В устах Кришны эти вещи не имели одинакового звучания. Он говорит о сущности человеческой души в смысле понимания тогдашнего времени, как мы теперь говорим о «я».
Почему могло произойти так, что высказываемое Кришной так сходно с тем, что мы сами высказываем как высшее познание? Это могло произойти оттого, что в предшествовавшей культуре, из которой вышел Кришна, в ранние тысячелетия ясновидческой культуры человечества, человек привык, взирая на сущность вещей, всегда обращаться к ясновидческому восприятию. И такую речь, которая нам встречается в Бхагавад-гите, можно понять, если рассматривать ее как завершение яс-новидческого мировоззрения, — если уяснить себе следующее: в тот момент, когда человек в древние времена переносился в промежуточное состояние (которое тогда для людей было всеобщим) между сном и бодрствованием, тогда он переносился в вещи так, что не было, как при чувственном восприятии, того, что вещи — «здесь», а человек — вне их, но он тогда изливался во все существа, чувствовал себя во всех существах, чувствовал себя единым со всеми существами. Он чувствовал себя единым с тем, что было наилучшего в каждой вещи, с которой он был единым, и его наилучшее было во всех вещах. И если вы не будете исходить из абстрактного чувствования и ощущения, как это происходит у теперешнего человека, но настроитесь именно так, как чувствовал древний человек, тогда вы поймете те слова, которые в Бхагавадгите произносит Кришна. Вы поймете их, если спросите себя: «Каким видел себя человек древнего ясновидения?» И тогда вам станет ясно следующее: то, что теперь достигается духовнона-учным способом обучения, когда человек высвобождает свое эфирное тело, так что оно чувствует себя распростертым, разлитым во всем, что есть вокруг, — практически таким же было естественное состояние людей древних времен. Они чувствовали себя, находясь внутри вещей в определенных состояниях, которые находили на них сами собой. И если затем полученные откровения они выражали в образах, если то, что они узрели, выражали в прекрасных словах, то это выступало, например, так, как эти откровения Кришны.
Поэтому можно сказать и так: Кришна сказал своим современникам следующее: то, как лучшие из вас видели свое отношение к миру, когда они были в сверхчувственных состояниях, это я хочу выразить словами; потому что в будущем люди уже не будут такими, и вы сами не сможете быть такими, какими были предки. То, что видели предки, я хочу выразить в словах для того, чтобы это сохранилось, потому что для человечества этого больше не будет в виде естественного состояния». — В слова, которые были возможны в то время, перенесено то, что тысячелетиями было уделом человечества; это были откровения Кришны, чтобы и позднейшие времена, которые уже не могли этого видеть, имели это как откровение Кришны.
И другие слова мы можем понять таким же образом. Представим себе, что в то время, когда Кришна сообщал свое откровение, к знающему Учителю пришел бы ученик и спросил: «О, знающий Учитель, что же находится за вещами, которые видят мои глаза?» — Тогда знающий Учитель сказал бы: «За этими вещами, которые видят твои глаза, находится духовное, сверхчувственное». Но в древние времена люди в своих естественных состояниях это сверхчувственное еще видели. И ближайший сверхчувственный мир, который граничит с нашим миром внешних чувств, — это эфирный мир; в него они взирали. Там причина всего чувственного. Люди тогда видели, что является первопричиной. Теперь я могу выразить только словами то, что прежде люди могли видеть: это — огонь, это — Солнце (но Солнце являлось людям не так, как теперь, потому что для древнего ясновидения самым незримым было как раз то, что теперь видит глаз: тогда огромный, добела раскаленный шар Солнца казался темным, а во всех направлениях от него распространялись действия Солнца, излучения солнечной ауры, расходящиеся в разноцветных образах и снова сливающиеся, однако таким образом, что то, что так пронизывало вещи, было в то же время творящим светом), а это — Луна (которую тогда также видели иначе), потому что все в них — это чистый Брахман».
Что такое чистый Брахман? Если мы вдыхаем и выдыхаем воздух, то материалистически мыслящий человек, конечно, думает, что он с воздухом вдыхает только кислород. Но это заблуждение. С каждым вдохом мы вдыхаем дух. То, что живет в воздухе как дух, проникает в нас и выходит из нас. И когда древнее ясновидение это видело, это ему не казалось таким, как материалисту, который думает, что он вдыхает кислород. Это материалистический предрассудок. Древнему ясновидению было известно, что вдыхался эфирный элемент духа, Брахман, от которого приходит жизнь. Как теперь думают, что жизнь приходит от кислорода воздуха, так древний человек знал, что жизнь приходит от Брахмана, и когда он Брахмана вдыхает, он живет. Чистейший Брахман — это причина нашей жизни.
А каковы вершины познания, к которым поднималась эта прадревняя чистая мудрость, эта, подобная эфиру, подобная свету мудрость? Люди теперь думают, что они могут очень тонко мыслить. Но когда видишь, как люди путают одно с другим, начиная что-либо объяснять, тогда не испытываешь большого уважения к нынешнему, а именно — логическому мышлению. Поэтому я должен предпринять рассуждение, которое может показаться очень абстрактным (я хочу проделать это как можно проще).
Предположим, перед нами зверь; он желтый, у него есть грива; тогда мы называем этого зверя «лев». Теперь мы начинаем спрашивать: что такое лев? Ответ: хищное животное. Мы спрашиваем дальше: что такое хищное животное? Ответ: Млекопитающее. Мы спрашиваем дальше: что такое млекопитающее? Ответ: живое существо. И так мы идем дальше — мы описываем одно через другое. Большинство людей считают разъяснением, если они таким образом продолжают расспрашивать, как я сказал про льва. Очень часто люди поступают так же, когда говорят о вещах духовных: они продолжают расспрашивать и задавать вопросы даже о самых высоких духовных вещах подобно тому, как они спрашивали: что такое лев? что такое хищное животное? И там, где принято после лекции подавать записки и отвечать на вопросы, там часто на записках стоят одни и те же вопросы, люди бесчисленное число раз спрашивают: что такое Бог? каково начало мира? что такое конец мира? — Люди спрашивают в том же самом роде, как они спрашивали про льва. Многие, собственно, не хотят знать ничего другого, кроме следующего: что такое Бог? каково начало мира? что такое конец мира? Об этом они спрашивают точно так же, как спрашивают: что такое лев? И так далее.
Люди думают, что то, что годится для повседневности, должно быть таким же и для высших вещей. Они не думают о том, что именно для высших вопросов характерно то, что такими они быть не могут. Ибо если так задавать вопросы, один за другим, переходя от льва к хищному животному, то можно дойти до чего-то такого, что не поддается описанию, о чем уже нет смысла задавать вопрос: «Что это такое?» Потому что, спрашивая так, хотят к подлежащему иметь сказуемое. Но должно существовать самое Высшее Существо, которое можно понять только через Него Самого. Вопрос: «Что такое Бог?» — совершенно бессмыслен в логическом смысле. Можно все возвести к Самому Высшему, но к Самому Высшему нельзя прибавить никакого сказуемого, ибо тогда следует ответ: «Бог — это…» То есть то, с помощью чего описывали бы Бога, должно было быть выше, чем Он. Это самое курьезное противоречие, какое только бывает.
То, что этот вопрос ныне все еще постоянно ставят, свидетельствует о том, сколь возвышенно явил себя в древние времена Кришна, когда сказал следующее: «Дэвы собрались у трона Всемогущего и спросили Его благоговейно: кто Он такой? Он ответил: «Если бы был другой такой, как Я, то Я себя описал бы через него». — Этого он, однако, не делает. Он не описывает себя через другого. Так и мы, можно сказать, в благоговении и преданности, подобно тем Дэвам, стоим перед древней священной индийской культурой, восхищаемся ею, также и ее грандиозной логической высотой, которая была достигнута не через мышление, но через древнее ясновидение, — через то, что люди знали непосредственно: когда они приближаются к Первопричине, тогда прекращаются вопросы, так как Первопричина созерцается ими ясновидчески. Так стоим мы в восхищении перед тем, что перешло к нам из этих древних времен; словно духи, которые нам это передали, хотели сказать: «Прошли те мировые эпохи, когда люди непосредственно взирали в духовные миры. В будущем этого больше не будет. Но мы хотим зафиксировать то, к чему мы поднялись и что было некогда дано человеческому ясновидению».
Так в Бхагавадгите, в Ведах описаны все те вещи, которые подытожены, завершены у Кришны. Сказанное Кришной невозможно превзойти, хотя и можно увидеть новым ясновидением; однако это никогда не может быть исследовано с помощью тех способностей, которые были позднее добыты людьми. Поэтому, если оставаться в области человеческой культуры, всегда можно сказать в отношении дневной культуры, культуры мира внешних чувств, следующее: «В этой культуре, если не принимать во внимание того, что может быть заново достигнуто путем обучения ясновидению, — в лоне дневной культуры невозможно достичь древнего святого откровения, получившего свое завершение у Кришны. Но через свою эволюцию, через духовнонаучное обучение душа может снова подняться и снова достичь этого. То, что некогда было дано человечеству нормальным путем (если можно употребить это слово), — теперь это не дано иметь людям повседневно, через естественно достигаемые состояния. Поэтому эти истины пришли в упадок. Если имеются отдельные мыслители, — такие, как Фихте, Шеллинг и Гегель, которые довели свое мышление до максимально возможной чистоты, — тогда эти вещи могут, хотя не так жизненно, не с такой непосредственной, личной нотой, как это было у Кришны, но в форме идей, снова выступать перед нами. Но никогда они не выступят так, как их постигали люди в старом ясновидении. И из духовнонаучных исследований, как я часто вам сообщал, следует, что медленно и постепенно, в течение послеатлантического времени, старое ясновидение отмерло.
Если мы взглянем назад, в первую послеатлантическую эпоху, в древнеиндийское время, тогда мы сможем сказать: от него не осталось никакой письменности, потому что тогда люди еще взирали в духовные миры. То, что тогда открывалось человечеству, может быть найдено только через Акаша-хронику. Это было высокое откровение. Но постепенно человечество спускалось все ниже и ниже, и во время второй послеатлантической эпохи, в древнеперсидское время, откровения хотя еще и бывали, но уже не в своей первоначальной чистоте. Еще менее чистыми они стали ко времени третьей культуры, в египетско-халдейское время. При этом нужно принять во внимание, если мы хотим эти соотношения рассматривать в их реальности, что у первых двух культур — и не только у тех народов, по которым они были названы, — письменности еще не было. Если мы говорим о древнеиндийской культуре, то имеем в виду культуру, от которой не дошло до нас ничего письменного. От древнеперсидской культуры также ничего письменного до нас не дошло. Ибо вся письменность древней Индии и древней Персии — это лишь отзвук того, что было и что сохранилось в позднейших преданиях. Только в вавилоно-халдейской культуре, то есть начиная с третьей культурной эпохи, имеются письмена. Но в то время как развивалась древнеперсидская культура, в индийской культуре переживалась вторая эпоха, которая протекала параллельно древнеперсидской; а когда развивалась вавилоно-халдейско-египетская культура, тогда и в Индии переживалась третья культурная эпоха, и в это время впервые люди начали делать записи. Из этой третьей эпохи, из ее позднего периода, происходят те записи, которые, например, содержатся в Ведах и которые потом проникли во внешнюю жизнь. То же самое относится и к письменам, которые говорят о Кришне.