Евангелие от Марка
Шрифт:
То, что происходило в душе Христа Иисуса, происходило, как великая гармония, великая симфония, — и это отражалось в душе каждого из двенадцати, звучало, как примерно может звучать один из двенадцати инструментов оркестра. Поэтому каждое событие, относящееся к одному или нескольким ученикам, надо изображать с двух сторон. Можно описать, как данное происшествие выглядит в душе Христа — например вчера был представлен великий всемирно-исторический монолог Христа Иисуса. Можно описать, как это там происходило и переживалось, — тогда событие выглядит так, как было представлено вчера. Но в некотором отражении оно происходит и в душе Петра. В то время как у Христа Иисуса оно захватывает все человеческое, это же у Петра происходит как двенадцатая часть полноты человеческого, двенадцатая часть или один знак из всего Зодиакального круга созвездий полноты Христова Духа. Поэтому, в отношении
Так надо говорить в смысле Евангелия от Марка; ибо в нем содержатся примечательные вещи и совершенно особенно представлено то, что происходило в душе Самого Христа Иисуса. В Евангелии от Матфея, напротив, представлено больше то, что относится к душе Петра и что Христос Иисус может привнести для объяснения того, что происходит в душе Петра. Читайте Евангелие точно, тогда вы сможете прийти к тому, что в Евангелии от Матфея в специально добавленных словах, дается описание со стороны Петра. Иначе зачем там прибавлены слова: «Блажен ты, Симон, сын Ионы; ибо не плоть и кровь открыли тебе это, но Мой Отец в Небесах» (Мф. 16, 17). Другими словами: нечто из того, что чувствовала душа Христа Иисуса, чувствует и душа Петра. Но в то время, как душа Петра чувствует, что Его Учитель есть Христос, — это представлено так, что Петр на момент поднят до переживания высшего «Я», охвачен тем, что он таким образом пережил, и затем, так сказать, опять сваливается на землю. Но все-таки он смог проникнуть к познанию того, что с другой целью происходило в душе Христа. И раз он был способен к этому, то и происходит передача ему власти ключей, о которой говорится в Евангелии от Матфея (Мф. 16, 19) и о чем было сказано при разъяснении Евангелия от Матфея. Наоборот, в Евангелии от Марка сильно подчеркнуты только те слова, которые показывают, что это событие — независимо от того, чем оно было для Петра, — разыгрывается одновременно и параллельно как монолог Бога.
Так должны мы принимать эти вещи. Тогда мы почувствуем также и то, как обходится Христос Иисус со своими, как Он их ведет от ступени к ступени — и после того, как на них перешел дух Илии-Иоанна, Он может их вести дальше в понимании спиритуальных тайн. И тогда только мы почувствуем, какое имеет значение, что к тому месту, которое мы вчера в заключение обозначили как монолог Бога, присоединяется и сцена так называемого просветления или преображения. Это опять важный элемент в драматической композиции Евангелия от Марка. Чтобы осветить это Преображение, мы должны указать на нечто такое, что связано со многим, что необходимо для понимания представленного в Евангелиях.
Вы можете в Евангелии от Марка и в других Евангелиях прочесть, как Иисус Христос говорит о том, что Сын Человеческий должен будет много пострадать, что Он подвергнется нападкам со стороны книжников и первосвященников, что Он будет убит и на третий день воскреснет. И везде отчетливо показано, что до известного момента апостолы этого оборота речи о страданиях, смерти и воскресении Сына Человеческого не могут понять — как трудно им понимание именно этого места (9, 31–32). Почему мы встречаемся с этим своеобразным фактом? Почему для апостолов возникают трудности как раз в отношении понимания собственно Мистерии Голгофы? Что же, собственно, есть Мистерия Голгофы? Мы уже упоминали: это не что иное, как выведение посвящения из глубин мистерий на арену всемирной истории. Конечно, есть важная разница между всевозможными посвящениями и Мистерией Голгофы. Разница — в следующем.
Посвящаемый в мистерии различных народов проделывал в известной степени то лее самое: он был приводим к страданиям, к трехдневной «кажущейся» смерти, когда его дух находился вне тела в спиритуальных мирах, а потом возвращался, и в теле мог вспомнить о том, что он испытал в духовном мире, и мог выступать как вестник тайн духовного мира. Так что можно сказать: прохождение через смерть, хоть и не такую, которая вполне отрывает дух от физического тела, а только на время, — это есть посвящение. Пребывание вне тела и возвращение в физическое тело, чтобы тем самым сделаться вестником божественных тайн, — это есть посвящение. Оно производилось после тщательной подготовки, когда посвящаемый получал возможность так сконцентрировать силы своей души, что она могла жить три с половиной дня, не пользуясь инструментом физического тела. А затем, после этих трех с половиной дней, душа должна была снова соединиться с физическим телом. Посвящаемый должен был проделать это через восхождение в высшие миры — в стороне от обычных исторических событий.
Другой по своей внутренней сущности, но подобной во внешнем явлении была Мистерия Голгофы. События, которые развертывались во время пребывания Христа в теле Иисуса из Назарета, вели к тому, что фактически наступала физическая смерть для физического тела Иисуса из Назарета, что Дух Христа три дня находился вне физического тела, а затем вернулся, но не в физическое тело, а в уплотненное эфирное тело — в столь уплотненное эфирное тело, что ученики могли Его воспринимать, как это описано в Евангелиях; так что Христос мог странствовать и быть видимым также после события Голгофы. Тем самым посвящение было совершено как историческое событие; прежде оно, скрытое от внешних глаз, происходило в глубинах мистерий, и — единственный раз — было явлено перед всем человечеством. Этим посвящение было неким образом извлечено из мистерий — было совершено одним Христом перед глазами всех. Но именно этим был положен конец старого мира — начались новые времена.
Из нашего изображения пророков вы видели, что дух пророчества и то, что через этот дух давалось древнееврейскому народу, был другой, чем дух посвящения у иных народов. Другие народы имели водителей, посвященных, получивших свой дар так, как только что было описано. У древнееврейского народа было не так. Здесь мы не имеем дела с посвящением, но со стихийным выступлением духа в телах тех, кто выступал как пророки, — с теми, кто являются как «гении спиритуальности». Это оказывалось возможным потому, что в качестве пророков в древнееврейском народе выступали те души, которые в прошлых воплощениях были посвященными у других народов; и то, что давали еврейскому народу, они переживали, как воспоминание о том, что получили при посвящении. Так воссияние света спиритуальной духовной жизни было иным у древнееврейского народа, чем у других народов: у последних это происходило через деяние, через посвящение, а у ветхозаветного народа выступало как дар, который давался тому, кто действовал в этом народе как пророк.
Воздействием своих пророков древнееврейский народ был подготовлен к тому, чтобы пережить то единственное Посвящение, которое было теперь не посвящением человека, а посвящением некой космической Индивидуальности (если можно говорить о «посвящении», что тут, собственно, уже неправильно). Этим древнееврейский народ был подготовлен воспринять то, что должно было выступить вместо древнего посвящения, а именно — правильным образом воспринять Мистерию Голгофы. Но это обусловило также и то, что апостолы, принадлежащие к ветхозаветному народу, не понимали слов, характеризующих посвящение. Христос Иисус говорит о посвящении, и Он описывает его как устремление к смерти, трехдневное пребывание в гробнице и пробуждение. Если бы Он это описание посвящения дал Своим ученикам иначе, они бы Его поняли, но так как этот род речи был непривычен в ветхозаветном народе, двенадцать этот род описания не поняли. Поэтому нам правильно показано, что апостолы удивились не понимая, о чем идет речь, когда Он говорит о страданиях, смерти и воскресении Сына Человеческого.
Такие вещи даны как раз вполне в смысле исторического описания, в духе того, что происходило прежде. Когда древний посвященный переживал свое посвящение, это происходило таким образом, что в то время как он находился вне своего тела, — он был в высшем мире, не в мире обычного чувственного бытия. Он был соединен, находясь вне тела, с фактами высшего плана. Когда он потом возвращался в свое тело — чем было то, что он пережил в духовном мире, свободный от тела? Это было воспоминанием. Он мог сказать: «Я вспоминаю, как вспоминают то, что пережили вчера или третьего дня, мои переживания в свободном от тела состоянии». И он мог за них ручаться. Ничего большего не происходило, кроме того, что посвященные в своей душе носили тайны духовных миров, как человеческая душа несет воспоминания о пережитом вчера. И как душа соединена с тем, что она сохраняет как воспоминание, так посвященные носили в себе тайны духовных миров, были с ними соединены.
Почему это было так? Это было так потому, что до времени Мистерии Голгофы душа человека на Земле вообще не была способна к тому, чтобы допустить в «Я» небесные царства, сверхчувственные миры. Они совершенно не могли дойти до настоящего «Я», не могли соединиться с «Я». Только если взирали, выходя из себя самих, или предчувствовали через ясновидение, как это было в древние времена, можно сказать, в грезах выходили за свои пределы или через посвящение выходили из «Я», люди могли войти в сверхчувственные миры. Но внутри «Я» не было никакого понимания, не было никакой способности суждения в отношении высших миров. Так это было когда-то. Всеми теми силами, которые принадлежали «Я», человек до Мистерии Голгофы не мог соединиться со спиритуальными мирами.