Евангелие от смартфона
Шрифт:
— Ее сегодня забрали. Куда — не знаю. Правда, не знаю.
— Когда?
— Вы опоздали на час.
Разбитая и уставшая, я поплелась к машине, раздумывая по пути, что делать дальше. На душе было пусто и гадко. Вряд ли мне когда-нибудь представится возможность увидеть Андрея. Скорее всего, я так и не узнаю о его дальнейшей судьбе и уже не смогу помочь ему. Но что-то подсказывало мне, что это еще не конец. А раз не конец, значит, надо действовать. Но самое большее, до чего я смогла додуматься, — это позвонить шефу и рассказать обо всем, не забыв, про запертых
Вспомнив их взаимные симпатии, я кисло улыбнулась. У них было достаточно времени, чтобы выразить друг другу свои чувства.
[1] Действие вытекает из бытия (лат.)
[2] Дорогу осилит идущий (лат.)
[3] Пустые угрозы (лат.)
[4] С молчаливого согласия (лат.)
[5] Умному сказанного достаточно (лат.)
[6] John B. Calhoun – американский ученый.
День шестой. Снежная королева
И вновь меня разбудил надрывный звонок.
Я опустила руку и пошарила под кроватью. Пусто. Пока я недоумевала, куда мог запропаститься мой смартфон, телефон неожиданно заткнулся. Я облегченно перевернулась на другой бок, но заснуть не успела — очередная душераздирающая трель сорвала меня с кровати. С трудом сообразив, что надсаживается вовсе не мой мобильник, а пережиток века минувшего — городской телефон, я поплелась в коридор.
— Да, — буркнула я, не открывая глаз.
— Мне надо с вами поговорить, — взволнованно сообщила трубка.
Я зевнула. Голос знакомый, но спросонья я никак не могла сообразить, кто домогается меня в такой час.
— Это Константин Верховский.
Вот уж сюрприз! От неожиданности мои глаза раскрылись.
В коридоре темень, за окном глубокая ночь.
— Сколько времени? — спросила я, переступая с ноги на ногу на холодном полу.
— Почти три. Прошу прощения, но дело не терпит отлагательств.
Черт! Я спала всего три с половиной часа! Неудивительно, что голова не варит, а глаза слипаются. Какие уж тут дела, тем более, безотлагательные. Но Верховский, словно почувствовав мое состояние, нашел, чем меня заинтересовать.
— Я видел Крылова, — быстро сказал он, опасаясь, что я положу трубку. — Вас еще интересует его судьба? Тогда я вас жду, я сижу на скамейке возле вашего дома.
— Ладно, сейчас выйду, — буркнула я, сдерживая очередной зевок.
Джинсы, кеды, плеснуть воды на сонную физиономию, мобильник… Куда, к черту, делся этот мобильник? Ах да, он же вчера остался в кармане Джамала.
Поеживаясь от ночной прохлады, я вышла во двор. Шумный и суетный днем, теперь он отдыхал от дневной суеты. Припаркованные машины сонно помаргивали глазками сигнализации. Лишь вокруг тусклого фонаря танцевали ночные мотыльки, да где-то вдалеке, бахвалясь перед сородичами, выл кот.
Верховского я заметила не сразу. Сгорбившись, он сидел на качелях рядом с песочницей. Доктор был жалок, он не только смотрелся старше своих лет, но и казался каким-то сильно потрепанным и нездоровым.
— Плохо выглядите, — заметила я подходя.
— Три операции за два дня. Длинные и очень тяжелые.
Он снял очки и устало протер глаза.
— Радуйтесь, теперь вы сможете реабилитироваться перед Советником, и тогда наконец-то прекратится вся эта беготня, — язвительно заметила я.
— Увы, реабилитироваться не удастся. Первые два пациента скончались прямо на операционном столе, кровоизлияние в мозг. Третий операцию перенес, из наркоза вышел нормально, но нужных качеств не показал.
— Ну ничего, с этими не получилось, будут следующие. У вас ведь целый конвейер налажен.
Я даже не пыталась скрыть сарказм в голосе.
Верховский исподлобья тяжело посмотрел на меня.
— Я знаю, вы считаете меня монстром, вивисектором, чудовищем, — сказал он. — Но я ни то, ни другое. Я ученый. Государство нуждалось в этих экспериментах, требовало все больше и больше. Поверьте, если бы не я, так был бы кто-то другой, еще хуже.
О, сколько раз люди, делая мерзости, прикрывались этим «кем-то, кто еще хуже»!
Верховский поднялся с качелей и обвел долгим взглядом спящий двор.
— Может, мы куда-нибудь пойдем? Скорее всего, разговор будет долгим, и мне не хотелось бы здесь, у всех на виду…
На виду? Что-то я не наблюдаю зрителей. Нет уж, к себе я тебя звать не буду. Не дождешься, — сказала я ему мысленно и добавила вслух:
— Есть два варианта. Или к нам в контору, или в любое общественное заведение, открытое ночью, но кроме ночного клуба мне в голову ничего не приходит. В первом случае будет тихо, но к моему обществу придется добавить и общество полковника Ремезова. Во втором — будет шумно, но зато разговор останется между нами. Возможно, останется, — поправилась я. — Обещать ничего не могу. Решать вам.
— Ночной клуб. Пойдемте.
— Куда? Вы на машине?
— Нет, я не умею водить. Но есть такси, — и Верховский показал рукой на припаркованное в конце дома такси.
В машине Верховский назвал адрес и, задумавшись, забился в угол. Я тоже молчала, изредка поглядывая на его кривящийся профиль — так кусать губы мог только абсолютно отчаявшийся человек, дошедший до финальной точки.
Машина остановилась на тихой улочке где-то за Бульварным кольцом.
— Куда это мы приехали? — с удивлением спросила я, разглядывая темный фасад невысокого старого здания.
Никоим образом я не считаю себя знатоком ночной жизни Москвы, мы с ней существуем в параллельных пространствах. Нет, конечно, я бывала в клубах, но удовольствия мне эти походы не доставили. Легкомысленная публика, громкая музыка, культ праздности вкупе с эпатажем — мне не по нраву такие развлечения. Да и не сказать, чтобы работа оставляла мне много свободного времени для развлечений. Но даже мой небогатый опыт сейчас пребывал в недоумении: ночные клубы выглядят по-другому. Вместо привычной броской неоновой вывески на входе висела неприметная медная дощечка. Вместо яркой рекламы — темные окна. А где призывно распахнутые двери, громкая музыка, очередь из страждущих? Только кодовый замок и тишина.