Евангелие от святого Бернарда Шоу
Шрифт:
Чем Иоанна, три, шестнадцать.
Но ныне всяк свободный люд Горазд считать, что всех спасут Слова Господн. Но смотри!
Господь не это говорит!
Читай-ка дальше!..»
«.Мир кровью, знаю, истекае:
Плоды греха? — Мне всё равно,
Признаюсь вам я сразу. Но Я ваши доводы достану,
И вмиг расстроят ваши планы Они лукавейшей из фей.
Я докажу: Христос — злодей Немилосердный (будь он Бог),
Коль мукам радоваться мог,
Спасая тех, кто трепетал И льстил. О, будь я всемогущим!
Я не дурак, чтоб в райских кущах Транжирить власть на тех, кто звал Меня бы Богом: эту власть Я применю на тех, кто пасть Не убоялся (не на тех,
Кто презирал меня тайком):
Им —
Иным же — сера с кипятком!
Но вы спасения хотите
Для всех неверны: так опять
Писанье жаждут изолгать
Те, кто Христа зовут «Спаситель»!
(О том же в Ведах речь!) И хоть
Столь многое простил Господь,
Я не встречал еретика (Немыслимо!) средь англикан, Католиков иль методистов —
Средь тех, кто, называя исто Себя приверженцем Христа,
Во гневе б не скривил уста,
Когда замечу я, что Божья Всемилость стоила б дороже, Расширясь ввысь иль в глубину И обнимая Сатану Иль бедного Искариота.
Ведь их обоих Бог (не кто-то?) Создал. Всеведущий, как есть! Благой? Тому порука — честь! Он из Себя создал все души (Учтите! дабы не принять,
За друга Шеллинг меня!)
И в цепь Судьбы, что не порушить, Сковал их все. «Я не пойму,
К чему все Ваши “почему”?»
Мои?! «В Ком нет несовершенства»! Но вот о чём я. Между строк
Коварный уготовлен рок Стремленьем к вечному блаженству Той лучшей жизни; эта боль Порой необходима; коль Прославлены в итоге будут,
Смогли бы Сатана с Иудой Простить межвременье беды, Простить ошибки сотворенья, Стальное лезвие среды,
Когда б их ждало избавленье От этой проклятой вселенной.
Иначе ж! Вознесу свой глас,
Свой выбор сделаю тотчас,
Как Прометей, — пылай, экстаз! —
И пировать, ликуя, буду,
Меж Сатаною и Иудой.
Боль не посмеет в сердце биться: Лишь к тем, кто в пламени томится, Душа любовью возгорится,
И среди скорби тех дорог Пойму я — и поймёт Небесный —
В аду, над непроглядной Бездной, Что умер Он, и Я есть Бог.
Пусть мне ответит, наконец,
Сей лжебожественный Творе, Где началось Земли крушенье — Боль смерти, мора и рожденья; Боль с горем счастье не посмеют Сосватать: верно, быть беде С тем знахарством позорным, где Слепая Вера — панацея!
Лишь человек эгоцентричный Измыслить мог сей план отличный: Одна Земля средь звёзд иных,
Один он средь зверей земных —
Пред Богом выше остальных;
Забыл он бренную юдоль,
Забыл он сотворенья боль, —
Нет, не немой! — но боль забыл он, Которая всю жизнь пронзила (Вот замер, притаясь, геккон
Пред безмятежным мотыльком!);
Все жизни — спицы в колес — Всегд! — нетрудно догадаться (Теперь, в кристальных чувств красе!): Ни арфам славой не владеть,
Ни пальме, ни венцу, но, братцы, Кресту!.. И худший из людей,
К последним грешникам причислен, Куда как милосердней мыслит!
Нет! у вещей короткий век:
Истлеют, растворятся вскоре (Нирвана! Ах! Безбрежность моря!) Способен только человек Страданьем вечным истязаться, Злодею-Богу поклоняться И даже — ах! не счесть стыда! —
Ему подобным быть! всегда!..
Но нет, избавлюсь я тогда От веры этой глупой, дикой;
Вовек не покорюсь стыду Пред Ним склониться. Никогда!
Прочь, отвратительный владыка
Жестоких сонмов! Я пойду,
Чтоб, чресла препоясав — да! —
Приют от этих мук великих
Искать — не в Небесах — в Аду!»
Христианское вероучение
А теперь зададимся вопросом о том выборе, что дан тебе твоей природой. Честный учитель, желающий поведать непосвящённому факты о христианстве, не может, думаю, разместить эти факты иначе, чем я, в сколь угодно существенной мере. Если показать детям, с одной стороны, агитатора-атеиста, а с другой — монахиню-проповедницу из монастырской школы (со всеми иными вербовщиками, расположенными между этими крайностями), их не стоит перегружать напрасными дискуссиями о том, существовал ли когда-то такой человек как Иисус. Когда Ю сказал, что кампании Иисуса Навина неправдоподобны, Уотл не стал спорить об этом: он доказал подобным же образом, что кампании Наполеона тоже были неправдоподобны. Предметом исследования Юма являются только вымышленные персонажи: ничто и никогда не сделает Эдуарда Исповедник и святого Людовика более реальными для нас, чем Дон Кихот или мистер Пиквик . Нам стоит пресечь обсуждение, заявив, что существованию Иисуса есть точно такие же подтверждения, как и существованию любого другого человека его времени; и то, что ты не можешь поверить ни в одну из рассказанных тебе Матфеем историй, опровергает существование Иисуса не более, чем то, что ты не веришь рассказам Маколе , опровергает существование Вильгельма III . Евангельские повествования в своей основе дают вам биографию, вполне надёжную и достоверную с чисто светской точки зрения, если ты согласуешь всё, что Юм, или Гримм, или Руссо, или Гексли, или любой современный епископ отбросил бы как фантастику. Не вдаваясь в тонкости, ты можешь стать последователем Иисуса точно так же, как последователем Конфуция или Лао-цзы, и потому можешь называть себя иисусианином или даже христианином, если считаешь (что вполне допустимо для строгого секуляриста), что все пророки вдохновлены Христом, а все люди в целом — его миссией.
Кроме того, учитель христианства должен сперва научить ребёнка песне о Джоне Ячменное Зерно, с полями и сезонами, свидетельствующими о своей вечной истине. Затем, когда разум ребёнка будет к этому готов, можно рассказать ему (как об исторических и психологических феноменах) о традиции козла отпущения, Избавителя, Искупления, Воскресения, Второго Пришествия, и что в мире, насыщенном этими обычаями, Иисуса принимали, главным образом, как давно ожидаемого и часто предрекаемого Избавителя, Мессию, Христа. Даже ребёнку под силу понять это. Если он вырастет похожим на Гладстона, он примет Иисуса как своего Спасителя, а Петра и Иоанна Крестителя — как последователя Спасителя и его предтечу соответственно. Если же на Гексли, он изберёт светскую точку зрения, даже если его набожная семья попытается помешать ему. Теперь важно отметить, что Гладстонам и гексли пора перестать попусту тратить своё время и нелепо пререкаться о Гадаринских свиньях, а вместо этого попытаться составить своё мнение по поводу обоснованности светских доктрин Иисуса; ибо речь идёт о том, за что можно сражаться и в наше время.
В этом разделе не так уж много того, что ещё не обсуждалось. Но мы должны ещё раз обратить ваше внимание, что мистер Шоу не в состоянии должным образом оценить весомость и значимость аргументов. «Когда Юм сказал, что кампании Иисуса Навина неправдоподобны, Уотли не стал спорить об этом: он доказал подобным же образом, что кампании Наполеона тоже были неправдоподобны».
По-моему, Шоу даже не приходило в голову, что Уотли лишь попытался одолеть Юма. Он устроил «школярский розыгрыш, дабы развеять скуку». Его книга — академическая петарда, весьма позабавившая членов учёного общества Тринити-колледжа, попивающих портвейн за Высоким Столом. Аргумент несерьёзен.