Евангелие рукотворных богов
Шрифт:
– Еще тебя переживу.
– Ах ты! – Мэд снова бросился на лежащего, но его оттащили.
– Прикончишь, а ему через пару дней еще с Полком толковать.
– Забей на него, Мэд, нам еще шалман трясти.
Дружинника кое-как успокоили, пленников заперли в просторном сыром помещении с узкими зарешеченными окнами под потолком. Влажные стены и холодный каменный, в трещинах, пол, гнилостный запах нечистот и крыс – темница, как ее и привыкли представлять. Бесцеремонно брошенный лицом вперед, Ключник подождал мгновение после того, как закрыли за спинами двери, потом поднялся. Руки за затылком все еще были связаны, локти, правда, он все время, при любых падениях, плотно прижимал к вискам, защищая голову. Однако теперь солдат
– Тебе не больно? – поинтересовался Ванко.
– Больно, конечно.
– Терпишь?
– Терплю.
Терпеть Ключник умел – зато он не мог терять сознание от боли, не обладал способностью при превышении предела чувствительности впадать в такое состояние, когда все уже все равно. Защитные механизмы, позволяющие облегчить страдания в угоду боеспособности, у него не работали. Боль – это злость, а злость, обдуманная, холодная, – это высокая эффективность действий. Отключать боль нельзя, боль – самосохранение, уберегающее от непозволительного безрассудства. Невозможно обострить все чувства – слух, зрение, осязание и занизить восприимчивость нервных окончаний. Так рассуждали Просвещенные, мнения же Ключника об этом никто не спрашивал. А со временем можно научиться лишь безразлично терпеть.
– Развяжи. – Рахан повернулся спиной и опустился перед мальчиком на колени.
Ванко впился зубами в неподатливые узлы, долго жевал веревку, вращая челюстями, и наконец замысловатое плетение поползло, потянулось заслюнявленной петлей. Через минуту Ключник смог облегченно развести ладони, затем быстро развязал самого мальчика. Он еще раз повел плечом и вновь скривился, стиснул зубы.
– Что? – Паренек встревоженно заглянул в глаза.
– Ключица по старому перелому разошлась, оно и к лучшему – сейчас вправлю по-человечески.
Как можно вправить самому себе сломанную кость, Ванко представлял плохо, но на всякий случай смотреть не хотел – боль, поди, жуткая.
– Не бойся. – Рахан сдернул с себя балахон и нательную рубаху.
Одинаково ловко пользуясь обеими руками, разорвал рубаху на полосы и подал одну мальчику.
– Прихватишь здесь, как я скажу, – провел пальцем линию от локтя поврежденного плеча поперек туловища.
Ванко, не отрываясь, следил за действиями спутника. Тот свернул балахон в тугой валик, подложил под мышку и здоровой рукой со стоном потянул больную вдоль груди.
– Вяжи!
Мальчик зафиксировал, а Ключник после плотно прибинтовал руку к телу, отчего, вдобавок к хромоте на правую ногу и отсутствию правого глаза, оказался еще и со спеленутой левой рукой.
Кажется безумным желание человека, которому, судя по всему, и жить-то осталось недолго, пытаться исправить дефекты своей осанки. Видимо, Рахан испытывал сомнения насчет высказанных Мэдом обещаний или приучился довольствоваться сегодняшним днем. Удивительно, но, увидев обнаженный торс калеки, Ванко впервые заметил изменения, произошедшие с его другом. Тело уже не казалось болезненно истощенным – сквозь тонкую кожу бугрилась сухощавая гибкая мускулатура.
– Пацан, а дружинник ведь на тебя повелся. – Ключник поудобнее устроился на сваленном в кучу вонючем тряпье. – Где вы с ним пересекались?
– Что? – не понял Ванко.
– Он тебя знает?
– Да, с Полком на хуторе был.
– Полк… Расскажи про него.
Мальчик начинает вспоминать, Ключник цепляется за подробности, переспрашивает, кивая головой самому себе. Хутор, ярмарка, Рахан умеет слушать, окончание торга, пленение и казнь… казнь? Стервы.
– Теперь про Краба.
Про Краба так про Краба, времени до утра много, а заснуть уже точно не удастся. Солдат слушает и хмыкает себе под нос.
– Что еще?
– Все… Нет! В лесу! Полк и… и Краб!
– Продолжай.
В это мгновение скрипит ржавый засов двери.
Интересно, отчего замки и петли темниц никогда не смазаны? Что мешает
Дверь открывается. Ключник не реагирует – быть может, сейчас он не ждет опасности.
Глава 7
Бескорыстные помощники, адепты познания помогут тебе пройти таинственный ритуал. Вольют в твои члены утроенные силы, одарят звериным чутьем, сверхъестественной скоростью и ничего не попросят взамен. Ты застынешь на краю утеса, радостно ощущая пульсации мощи, и Город у твоих ног сможет надеяться на помощь. Но почему на грязных улицах при твоем появлении захлопывают ставни и матери с визгом тащат детей с пыльных мостовых? Недоумеваешь? Остановись на секунду и брось взор на дрожащее отражение в мутной луже. Отчего же отпрянул? Не нравится искаженная яростью морда, уродливый горб или когтистые лапы? Коварные шутки богов. Зато, может быть, это маленькое озарение отвратит тебя от желания заглянуть в свою собственную Душу?
Огненный Сет, ставший дьяволом непосвященных, Сатана рабского племени. Прозываемый Лукавым, Локки и еще тысячью имен. Бог абсолютной чистоты. Твоими руками иные творят поступки, что смогли бы бросить тень на жаждущих казаться Справедливыми и Непорочными. Кто, как не ты, Сет-Тифон, Тайфун, сметающий плоды досадных просчетов, очищаешь миры для следующих опытов. Как хаос – неизменное преддверие порядка, так и все новое невозможно построить без отрицания старого. Для тебя не существует понятий Честь и Грязь, стремление твое – безучастная Истина, и в этом ты честен. Тобой пугают слабых духом, ибо да, выходя из-под контроля, сеешь безусловное уничтожение, стихийные бедствия идут вслед, а маньяки и самоубийцы признают тебя своим покровителем. И на тебя сваливают неподъемное бремя необходимых, но сомнительных деяний. Бог-Разрушитель, трикстер, антагонист и соратник предвечного Созидателя, одинокий и гордый в своей незавидной участи, воплощение человеческого стремления к Свободе. Порождения твои – страшные, но сильные существа, хтонические чудища, волею предначертания призванные помогать зачинателю в самых мрачных, отвратных местах. Кто из стоявших на пороге Аменти не встречал твоего потомка – огнедышащего Кербера-Фенрира? Безобразное чудовище? Но сколько тоски и боли застыло в не знающих страха, безжалостных трех парах глаз Бессменного Стража. Глупец возразит – бесполезное создание, влачащее безрадостную жизнь у зловещих врат, пределы которых и так не отважится преступить ни одно живое существо. Неправда, ужасная тварь неотделимо от Входа, мускулистое тело, рвущее стальные звенья, отточенные когти, оставляющие глубокие борозды в гранитных плитах, – это лишь образ, символ могучей силы, связующей и разделяющей Две Стороны. И кому, как не ему, предначертано, явив себя на поверхности, принять участие в Рагнароке – убийстве мира, убийстве ради возрождения. Насколько прочна цепь гномьей работы? А его эскорт – верные щенки, кровожадное племя, взращенное на берегах Черной реки, уже рыщут меж реальностей, исполняя чужую волю. Не злую и не добрую, нет в Божественном ни Добра, ни Зла, потому и стая не носит в истинном прозвании своем присущности к Силам, а лишь принадлежность к месту обитания.
Не Божьи Овчарки и не Адские Гончие – рожденные в долине Стикса по праву носят имя Стигийских Собак.
– Продолжай, – повторяет Ключник, но внимание Ванко занято открытой дверью.
– Милости просим, – говорят снаружи, и оттуда таким же образом, как накануне Рахан, появляется еще один гость.
Со связанными за спиной руками он бежит в попытке восстановить равновесие, спотыкается и падает, бороздя щекой шершавый пол. Сзади скрежещет засов, а новый сокамерник, не шевелясь, смачно матерится.