Эвервилль
Шрифт:
— Боже! — воскликнул Ларри.
— Скорей! — крикнул Олстед. — Они уже близко! Босли не требовалось подсказки. Он побежал к ним, когда пыль уже завивалась у его ног, будто хватая за пятки.
— В сторону! — рявкнул Ларри и выстрелил в Макгуайра. Тот остановился, но пыль не прекратила движения и на летела на Ларри, отшвырнув его к стене. Его крики о помощи длились несколько секунд, потом пыль окутала его плотным слоем, и он умолк.
Олстед бросил неподвижное тело Сета и поспешил на помощь Глодоски. Пыль уже размазала мозги Ларри по кирпичной
— Не надо! — закричал он.
— Ладно, — бросил Макгуайр и подозвал пыльное облако к себе, оставив Олстеда рыдать на тротуаре. — Отдай ребенка, — напомнил он Босли. — Отдай, и я уйду.
— Ты не сделаешь ей больно?
— Нет.
— Не отдавай, — пробормотал Сет, пытаясь подняться на ноги. — Не отдавай ему, Босли…
— У меня нет выбора, — проговорил Босли и отдал Томми-Рэю сверток с ребенком.
Сет все же встал и со сдавленным криком подбежал к ним. Но Томми-Рэй уже взял девочку и двинулся прочь, свистом позвав за собой смертоносную пыль.
Сет подошел к Босли:
— Как ты… мог… сделать это?
— Я же сказал: у меня нет выбора.
— Надо было убежать.
— Он бы нашел меня. — Босли остекленевшим взором смотрел в темноту, скрывшую Томми-Рэя.
Сет не стал тратить время на споры. У него осталось мало сил, а ему еще предстоял долгий путь к перекрестку, где должны сойтись все дороги этого дня.
XIII
1
Будденбаум стоял на перекрестке и смотрел на то место, где под землей лежал его медальон.
«Вот и конец, — думал он. — Конец всех историй, приду манных мной или инсценированных мной; в одних я играл роль, в других был связан по рукам и ногам. Конец любимым поворотам сюжета: трагическим несовпадениям, нелепым встречам, сентиментальным возвращениям и проклятиям на смертном одре. Конец всем «однажды» и «давным-давно», всем "посмотрим, что дальше" и "не верю своим глазам". Конец всем финальным действам: надгробным рыданиям и заключительным речам Конец концам. Подумать только».
Он будет скучать без этих спектаклей — в особенности без тех, где он появлялся на подмостках, пусть в самой не значительной роли, — хотя скоро они станут ему абсолютно не нужны. Они нужны тем, кто увяз в своем времени, не в состоянии разглядеть другие горизонты. Что еще им остается, кроме как: страдать и утешаться рассказами о чужой жизни? Скоро, совсем скоро он перестанет быть одним из них.
— У меня нет ничего, кроме тебя, милая моя Серенис-сима, — продекламировал он, оглядывая близлежащие улицы. — В тебе мои чувства, мой рассудок, моя душа.
Боль, заключенная в этих словах, трогала его до глубины души много, очень много раз. Теперь же он слушал их звучание, как слушают мелодию; она звучала
— Если ты покинешь меня, я останусь один в великой тьме среди звезд…
Он увидел Теслу Бомбек. Она шла к нему по улице. А следом за ней брели девочка, дурак и глупенький мальчик. Он продолжал декламировать:
— И даже не смогу умереть, ибо я должен жить, пока ты не остановишь мое сердце…
Он улыбнулся им, Тесле и этой троице, и раскинул руки в приветствии.
— Останови его сейчас!
Тесла удивленно посмотрела на него, и его развеселило ее удивление.
— Останови его сейчас! — повторил он.
Это было прекрасно — перекрывая уличный шум, возвышать голос, чтобы в нем зазвенели слезы, пока его жертвы подходили к нему.
— Умоляю тебя, останови его сейчас и избавь меня от страданий!
Тесла, стараясь скрыть волнение, оглянулась туда, откуда шли иады. Их не было видно, но два крайних дома уже го рели, над деревьями поднималось пламя, и искры летели на крыши соседних зданий. Случайно ли загорелись дома или их подожгли отчаявшиеся жители, чтобы остановить врага, неизвестно; но огонь наверняка распространится. Захватчикам останутся лишь угли да пепел.
Она снова повернулась к Будденбауму. Тот закончил декламировать и стоял на самой середине перекрестка, спрятав руки за спину. До него оставалось шагов тридцать, свет пробивался только от дальних пожаров и первых звезд, выступивших на небе, так что выражения его лица Тесла не видела. Подаст ли он ей сигнал, когда Джай-Вай подойдут достаточно близко? Кивнет? Подмигнет? Тесла выругала себя за то, что они не договорились об условном знаке. Но теперь поздно сожалеть…
— Будденбаум! — позвала она. Оуэн слегка наклонил голову.
— Что ты здесь делаешь? — поинтересовался он. Неплохо, подумала она Прозвучало убедительно.
— Я пришла сказать… Я… пришла попрощаться.
— Какая жалость, — отозвался Будденбаум. — Я-то надеялся, мы познакомимся с тобой поближе.
Тесла оглянулась на Рар Уту.
— Давайте вы, — сказала она, пытаясь в сумерках разглядеть выражение лица девочки.
Ничего похожего на подозрение она не увидела. Впрочем, это ничего не означало: ведь у них не лица, а маски.
— Может, я лучше пойду? — спросила она.
— Как хочешь, — ответила Рар Уту и прошла мимо нее к Будденбауму.
— Я думаю, пусть она останется, — проговорил Йе. — Это продлится недолго.
Тесла оглянулась. Будденбаум смотрел себе под ноги, а руки прижимал к бокам. Что-то он прячет, подумала Тесла.
Джай-Вай тоже это заметили. Хахе направился к нему, на ходу сбрасывая человеческую личину, и по пути заметил, как накалился уличный воздух.
— Ты подготовил для нас сюрприз, Оуэн? — спросил Хахе.
— Я… всегда делал все, что в моих силах, чтобы… чтобы доставить вам удовольствие, — промолвил Будденбаум. Напряжение, с каким он что-то скрывал, звучало и в его голосе, утратившем свою музыкальность.