Эвмесвиль
Шрифт:
Такие разговоры вошли у нас в привычку и повторяются каждый раз, когда у меня кончается смена. Я по природе любопытен. И мало-помалу из разрозненных фрагментов составил себе представление о ее истории — как все это началось, как продолжалось, кем был ее первый мужчина. Соблазнителем или насильником? Я, почти как Небек, выспрашиваю все подробности, но — sine ira [440] . Интеллектуальные способности у нее средние, зато она склонна к фантазиям; всякий же человек больше раскрывается, когда лжет, чем когда говорит банальную правду, — — — его следует оценивать по сокровенным грезам.
440
Без гнева ( лат.).
Однажды, когда Латифа в очередной раз стояла у камина, разыгралась
Эксперимент обитателей катакомб: либо неудавшийся, либо изначально задуманный — в расчете на нас — как демонстрация силы. Время от времени такие вмешательства беспокоят наш город, вызывая своеобразный паралич. Часы останавливаются; следует blackout [441] , как будто затормозилось время. Те, в катакомбах, умеют также вызывать землетрясения и затмения. Короткая встряска для могущественных ханов, которая вскоре забудется как кошмарный сон…
441
Временное отсутствие (отключение) электрического освещения (во время аварии и т. д.).
Я услышал голос Латифы:
— Мне прийти еще раз — — — к тебе?
Она впервые сказала так. Мы лежали под одеялом, почти бескожие, — два эмбриона в чреве Левиафана. Да, это было хорошо — такой возврат к человеческому.
Когда она ушла, я нашел на камине эскудо. Она положила его обратно. Хорошее намерение, но против правил игры. В следующий раз я положил на камин два эскудо и она взяла их, не моргнув глазом. Умная девочка. Как бы там ни было, с тех пор наши отношения стали более доверительными.
45
Латифа служит мне своего рода громоотводом — ведь Ингрид брутальные ласки не по душе. Она допускает только необходимое — да и то, как я предполагаю, скорее чтобы доставить удовольствие мне.
В нашем Эвмесвиле она производит впечатление чужестранки — перелетной птицы с Дальнего Севера, коротающей здесь зиму. Она скорее маленького, чем среднего роста, но с исключительно соразмерным телосложением. А ее лицо, окажись оно в антропологическом кабинете, наверняка сопровождалось бы табличкой с надписью «Шведка [442] ». Почему в голове у меня мелькнуло: «Близнецы» [443] , когда я впервые встретился с ней в институте? Наверное, из-за этой ее ладной фигурки, будто только что вышедшей из литейной формы. В таких случаях расовые признаки преобладают над индивидуальными.
442
…« Шведка». Швеция — прародина готов, что, может быть, имеет значение для интерпретации образа Ингрид.
443
Почему в голове у меня мелькнуло: «Близнецы»…В письме К. Шмитту от 1.2.1976 Юнгер писал:
Стихи Хюсмерта о преадамитах я нахожу замечательными; они касаются старого вопроса: «Эволюция или Сотворение мира?» В эволюции главную роль играет время; Адам же пребывает вне времени. Согласно мифу, прежде людей были боги. Некоторые считают, что богов обучили кентавры. Это могло быть «до пирамид», то есть до Авраама и Тельца. Почему в голове у меня мелькнуло: «Близнецы» <…> Прежде Тельца были Близнецы, о которых астрологи мало что говорят. Кентавры могли иметь отношение к этому созвездию. Наш же современник в родстве не столько с Адамом, сколько с творением Прометея.
Эрнст Хюсмерт (р. 1928) — друг Карла Шмитта, ныне публикующий его дневники. О «больших эпохах» в понимании Юнгера см. комментарий к с. 500 (в электронной версии — прим. 472).
Ее любимый цвет — синий; она носит льняную одежду этого цвета, всех оттенков — от почти белого до самых темных [444] , — а из духов пользуется только лавандовым маслом. Почти никаких украшений — разве что брошь-камея или, иногда, цепочка на шее; колец она не носит. За столом, как и вообще в повседневных привычках, аскетична: рыбный суп без шафрана и уж, конечно, без чеснока — — — con рере [445] ,
444
Ее любимый цвет — синий; она носит льняную одежду этого цвета, всех оттенков — от почти белого до самых темных… Эрнст Юнгер в «Сердце искателя приключений» (Эрнст Юнгер. Сердце искателя приключений. Фигуры и каприччо / Перевод А. Михайловского. М.: Ад Маргинем, 2004. С. 212—214) посвятил синему цвету целый фрагмент. Там, в частности, говорится:
Эта бережливость [в использовании красного цвета. — Т.Б.], ведущая к славе, требует в качестве своего дополнения принцип высшего законодательного духа, которому подчинен синий цвет. В этом цвете обозначаются два крыла духа: удивительное и ничто. Синий цвет — зеркало таинственных глубин и бесконечных далей. / Так, синий известен нам прежде всего как цвет неба. <…> Но по ту сторону земной дымки небесный свод светится своим глубочайшим, стремящимся к черному сиянием, и, возможно, именно там явственно открывается взгляду мощная власть ничто. <…> Синий — это цвет пограничных мест и пределов, недоступных для жизни, например дымки, которая растворяется в ничто, вечного снега и самого центра пламени. <…> Подобным же образом он указывает на духовную жизнь и особенно в фиолетовых оттенках на бесплодность плоти. <…> Соотношение синего и красного дает материал для высокой медитации: в сфере космического — о небе и земле, в сфере человеческого — о священнической и царской власти.
445
С перцем ( ит.).
Ингрид — добросовестный исследователь; я же, как у нас говорят, ее диссертационный папаша. На этом зиждется ее преданность мне. Дочерняя преданность увенчивается инцестом. Я нюхом почуял это уже при первой встрече.
Виго относится к тем пророкам, которые на чужбине пользуются большей славой, чем в отечестве. Среди посвященных его имя, к тайной досаде коллег, считается mot de passe [446] — и так обстоит дело повсюду, от Бейрута до Уппсалы. Поэтому при нем всегда обретаются слушатели, приехавшие издалека.
446
Пароль ( фр.).
Однажды, когда я прощался с ним после совместно проведенного вечера, он сказал: «Да, между прочим, у меня опять объявилась одна белая гусыня, хочет у нас поработать. Имеет хорошие рекомендации и уже поднаторела в обращении с луминаром. Я бы хотел, чтобы вы сняли с меня эту нагрузку».
Он представил дело так, будто научное руководство ему в тягость; по сути же, чем больше у тебя аспирантов, тем выше твой тюрбан.
На следующее утро, в институте, он нас познакомил. И тут же предложил тему: «Дифференциация командной власти в античных империях». Тема должна была потом распространиться и на колонии западноевропейских держав, сконцентрировавшись на вопросе о диктаторских полномочиях проконсула.
Случается, что каста военных, отстраненная от власти демосом или сенатом, обосновывается в отдаленных провинциях. Метрополия таким образом избавляется от смутьянов, аристократов и реакционеров; на окраинах империи они, как в природных заповедниках, могут вести войны на старый лад — с кочевниками и горными племенами. Авантюристы на службе у государства… С другой стороны, они могут стать опасными, если, как Цезарь, создадут себе свою Галлию или, как один иберийский генерал по фамилии Франко, вернутся во время кризиса в метрополию со своими легионерами.
Приблизительно так представлял себе это Виго. Он сказал: «Тема слишком широкая. Надо бы вышелушить из нее лейтмотив — — — сосредоточиться, скажем, на экстраполяции. (В математике: экстраполяция становится тем менее надежной, чем больше ты отдаляешься от заданного интервала, а в некоторых случаях она ненадежна уже сразу на выходе за его пределы.) Ну, посмотрите, что это вам даст — — —». С этими словами он нас покинул.
Виго не ошибся: тема в самом деле была широкой. Правда, расстояния уже не играли особой роли с тех пор, как появились воздушно-десантные войска. Ингрид работала в одной из наших комнат (точнее сказать, в кабине) на Малом луминаре. Тогда-то я и заметил, что синеву своих одеяний она сочетает с лавандой.