Эволюционер из трущоб. Том 3
Шрифт:
— Да, я днём и ночью от него не отходила. Выхаживала, повязки меняла, уколы и капельницы ставила. Как к родному отнеслась, — ласковым голосом пропела медсестра, то и дело зыркая на пакет.
— Вот как. Так это вам мы обязаны тем, что Миша так быстро поправился? — недоверчиво спросила мама, чуя фальшь.
— Ну, можно и так сказать, — расплылась в довольной улыбке грымза, чувствуя, что вот-вот получит заветный магарыч.
Но в коридоре раздались быстро приближающиеся шаги. Иван Иванович вошел в палату. Первым делом
— Я велел вам вынести утки, вы это уже сделали?
— Иван Иванович, вообще то… — начала было медсестра.
— Вообще-то, я могу влепить вам выговор за нарушение должностных обязанностей, и тогда можете попрощаться с премией. Возвращайтесь к своей работе.
Медсестра задохнулась от возмущения, фыркнула и, ничего не сказав, ушла.
— Елизавета Максимовна, простите, пожалуйста. Она работает уже тридцать лет, а вот манерам так и не научилась. Надеюсь, она не требовала с вас плату за то, что делала собственную работу? — проговорил Иван Иванович, которому явно было стыдно за старуху.
— К счастью, до этого не дошло, — улыбнулась мама и протянула врачу пакет. — Это вам.
— Ну, что вы. Не стоит. Я делаю свою работу, за которую мне платит барон. В дополнительной оплате нет никакой необходимости. — Иван Иванович выставил перед собой руки, защищаясь от магарыча, но наткнулся на глаза моей мамы.
— А это и не оплата. Это благодарность. Я-то думала, что Миша до конца месяца пролежит в больнице, а вы сотворили чудо.
— Ну, спасибо, — засмущавшись, ответил врач и немного покраснел. — Правда, я тут совсем не при чём. Лечили стандартно, но все переломы на вашем мальчике срослись, извините, как на собаке.
— Гав, гав, — подал я голос, сидя на краю кровати. — Можем мы уже идти?
— А, да. Конечно. Нужно только поставить роспись вот здесь и здесь. — Он протянул маме пару бланков. После того, как Елизавета Максимовна их подписала, врач указал нам на выход. — Всё, не смею больше задерживать. И надеюсь, что мы больше не встретимся в стенах этого здания.
— Благодарю. Я тоже на это надеюсь, — ответила мама и потянула меня на выход, но я внезапно остановился и посмотрел на Ивана Ивановича.
— А можно мне зайти в пятую палату?
— Эммм… А зачем? — растерялся врач.
— Хочу поплощаться с Фёдолом Яковлевич.
— Вы знакомы? — удивился Иван Иванович.
— Немного, — уклончиво ответил я, и врач, поколебавшись, кивнул.
— Тогда вперёд.
Я выбежал в коридор и остановился у пятой палаты, в которой сейчас находился врач.
— Фёдор Яковлевич, пришли ваши анализы, — тяжело вздохнув, сказал врач.
— И, судя по вашему выражению лица, я буду жить вечно, — усмехнулся Яковлевич. — Но только в памяти людей. Я так и понял.
— Простите. Мы сделали всё, что в наших силах, — извинился врач.
— Да не переживайте. Тот, кому суждено
— Крепитесь. У вас осталась неделя, может две. Рекомендую провести это время с близкими.
— Так и поступлю.
Повисла тяжелая пауза, после которой врач снова извинился и ушел. Я прошмыгнул в приоткрытую дверь и уставился в весёлые глаза мужчины, который больше походил на оживший труп.
— Малышок, а ты чего тут? Пришел кого-то навестить? — бойко спросил Фёдор Яковлевич и улыбнулся.
— Я зашел пожелать вам доблого здлавия, — сказал я и протянул ему руку.
Костлявая мозолистая ладонь стиснула мою кисть, и я заметил в уголках глаз мужчины наворачивающиеся слёзы. Я выглядел так мило, или напомнил Яковлевичу кого-то из близких? Впрочем, это не важно. В голове прозвучал вибрирующий женский голос:
«Желаете применить модификатор 'Похититель»?«. Мысленно отдал команду 'применить», после чего голос сообщил «Процесс запущен. Будет похищена произвольная доминанта, после чего повторный процесс изъятия станет недоступным».
Глава 4
В голове нарастала пульсация. Кажется это звуки ударов моего сердца. Оно бешено бьётся, оглушая, вытесняя собой все звуки. Следом за биением в голову врывается жуткая боль. Как будто кувалдой ударили по затылку. Застонав, я упал на пол и скорчился.
— Парень! Что с тобой? — спросил Яковлевич, вскочив с кровати.
Я хотел ему ответить, что всё хорошо, но смог выдавить из себя лишь сдавленный хрип.
— Хы-ы-ы…
Проклятье. Как же больно. Сконцентрировавшись, с трудом проваливаюсь в чертоги разума и вижу в телесных доминантах новый кристалл. Он занял последнюю ячейку и это:
«Нейробластома — опухоль симпатической нервной системы».
Твою мать, так вот что испытывал этот мужик каждую секунду? Как будто в глазницу вставили раскалённый прут и провернули его там, наматывая мозги на железяку.
— Пелелаботать, — простонал я.
«В пользу какой доминанты вы желаете переработать „Нейробластому“?». Спросил женский вибрирующий голос, и я почувствовал что меня трясут за плечо.
— Без лазницы! Пелелаботай уже эту гадость! — выкрикнул я, не в силах даже думать от этой чудовищной боли.
«Запрос принят. Нейробластома переработана в пользу повышенного болевого порога. Повышенный болевой порог. Доминанта заполнена на 25%. Для развития способности желаете переработать новую доминанту?»
Стоило кристаллу нейробластомы лопнуть, как боль резко прекратилась. Осталось лишь сердцебиение, оглушительно отбивающее ритм в ушах. Я вывалился из чертогов разума и увидел перед собой маму и Яковлевича. Оба были напуганы.
— Плосто живот плихватило. Я сейчас, — соврал я и попытался выбежать из палаты, но мама остановила меня.