Эволюция бога: Бог глазами Библии, Корана и науки
Шрифт:
Вторая причина, по которой не следует разочаровываться, узнав, что «любовь к ближнему» первоначально носила националистический характер, заключается в том, что люди и вправдуиспытывают разочарование, узнав об этом изначальном национализме. Столь масштабное разочарование, отражающее нравственный универсализм современного мира, само по себе служит доказательством прогресса, достигнутого за период, прошедший с библейских времен. «Увы» Орлински — на самом деле повод для радости.
И прогресс этот начался отнюдь не в наши времена. Как пишет сам Орлински, «почти нет сомнений в том, что в начале постбиблейского периода, сначала среди евреев, а потом и среди христиан Лев 19:18 стал библейским краеугольным камнем интернационализма, концепции мирового братства и основополагающего равенства всего человечества» [706] .
Разумеется, если этот процесс происходил под действием того Логоса, который я описал — мудрой реакции на неизбежный технический прогресс — тогда он не ограничивался евреями и христианами, поскольку ни мудрость, ни технические новшества не являются исключительно их достоянием. По мере того как щупальцы
706
Ibid.
Глобальный Логос
В I тысячелетии до н. э., когда еврейские писания убеждали любить ближнего, по-доброму относиться к чужеземцам или же выражали надежду, что когда-нибудь мечи будут перекованы на орала, другие культуры двигались в том же направлении.
В Китае Конфуций объявил высшей добродетелью «жэнь»— способность сопереживать окружающим, человеколюбие, и сформулировал этот закон примерно так же, как Гиллель при толковании Торы, сказав: «Не делай людям того, чего не желаешь себе» [707] . Конфуций также наставлял любить людей, своих собратьев [708] . Как и параллельное библейское предписание в книге Левит, эта любовь вполне может быть ограничена одним народом. Но уже в следующем поколении китайский философ Мо-цзы пошел дальше, недвусмысленно пропагандируя любовь ко всему человечеству [709] . Согласно Мо-цзы, верховный китайский бог Тянь «желает, чтобы люди любили друг друга и приносили один другому пользу, и не желает, чтобы они питали ненависть или вредили друг другу» [710] . И еще: «В мире нет великих государств и нет незначительных государств. Все они — города-государства Тянь» [711] .
707
Elvin (1986), p. 333. И см. вступление D. C. Lau к Конфуцию (1979), pp. 14–16. Обратите внимание: ren и jen — одно и то же слово в разных системах транслитерации.
708
Конфуций, «Лунь Юй», 12:22.
709
Elvin (1986), pp. 334–335.
710
Ibid., p. 334.
711
Ibid., p. 335.
Тем временем в Индии эта мысль была изложена в буддийских писаниях следующим образом:
Пусть никто не обманывает других, пусть никто и никогда не обижает других, пусть никто ни гневом, ни злобою не вредит другим.
Как неусыпно мать охраняет свое единственное дитя, как дорожит она его жизнью, так пусть каждый объемлет своим благоволением все существа.
Пусть он простирает свое благоволение сквозь все миры, пусть обнимает он их своим благосклонным духом и вдаль, и вглубь, и ввысь, без вражды, без тревоги, без ненависти [712] [пер. Н. И. Герасимов].
712
Burtt, ed. (1982), p. 47 (из Сутта-нипаты).
Повторим, что эти нравственные идеи, подобно идеям библейской литературы мудрости, имеют прагматическую основу; подчеркивается польза добродетели для добродетельных [713] . Будда утверждает, что «добродетельный человек счастлив в этом мире». Например: отказ от ненависти приносит «душевное равновесие» [714] . Конфуций говорит: «Мудрого человека влечет к человеколюбию ( „жень“), так как оно приносит ему пользу». Ведь «если благородный муж утратит человеколюбие, то можно ли считать его благородным мужем?» [715]
713
Этот прагматизм распространяется на социальный уровень, поскольку вклад добродетели в освященную временем религиозную цель, порядок в обществе, указан недвусмысленно. В число проблем с ненавистью, как отмечено в буддийском отрывке вверху, входит «возбуждение вражды», дестабилизирующий эффект, упоминающийся в другом фрагменте, приписываемом Будде: «Если я лишу тебя жизни, тогда приверженцы твои лишат жизни меня, а мои приверженцы — тех, кто это сделал. Ненавистью не смягчить ненавидящих» (Burtt, ed., 1982, p. 42, из Маха-вагги). Мо Ди, отстаивая императив всеобщей любви, косвенным образом указывал на характерную для ненулевой суммы пользу мирного существования, утверждая, что никакая война не может быть явно выгодной человечеству (Elvin, 1986, pp. 334–335). См. Armstrong (2006), p. 270–272, подробно о прагматичном характере нравственной системы Мо. Вся система ценностей Конфуция, в том числе его акцент на человеколюбие, основана как раз на императиве поддержания общественного порядка.
714
Burtt, ed. (1982), pp. 53–54 (из Дхаммапады, глава 1).
715
Конфуций, «Лунь Юй», 4:2, 4:5. Однако Конфуций пренебрежительно относился (см. 12:20)
В общем, первое тысячелетие до н. э. сопровождалось поразительно масштабным явлением: повсюду на евразийском массиве суши, от Тихого океана до Средиземного моря, мудрецы ратовали за расширение круга нравственной заботы, за проявление симпатии и противодействие антипатии. Они действительно были «мудрецами», поскольку проповедовали в духе литературы мудрости, пользуясь терминами просвещенной личной заинтересованности: хочешь мира, хочешь душевного покоя — постарайся обуздать свою темную сторону и раздвинуть рамки человеколюбия.
ПЕРВОЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ ДО Н. Э. СОПРОВОЖДАЛОСЬ ПОРАЗИТЕЛЬНО МАСШТАБНЫМ ЯВЛЕНИЕМ: ПОВСЮДУ НА ЕВРАЗИЙСКОМ МАССИВЕ СУШИ, ОТ ТИХОГО ОКЕАНА ДО СРЕДИЗЕМНОГО МОРЯ, МУДРЕЦЫ РАТОВАЛИ ЗА РАСШИРЕНИЕ КРУГА НРАВСТВЕННОЙ ЗАБОТЫ
Это еще не значит, что история сопровождается простым линейным прогрессом, что с каждым столетием люди становятся менее этноцентрическими и менее злопамятными, зато более толерантными и миролюбивыми. Многие великие нравственные озарения I тысячелетия до н. э. чтили вплоть до нынешних времен только на словах. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить о зверствах минувшего века. Более того, неясно, улучшится ли наш нравственный облик, сумеет ли человечество мудро отреагировать на обширную сеть взаимозависимости, возникающую при глобализации общества. Все, что делает Логос, — создает ситуации, в которых все более широкие круги нравственной инклюзии приобретают рациональный смысл; в остальном дело за нами, и мы часто терпим в нем фиаско. Тем не менее не может быть сомнений в том, что с момента возникновения цивилизации был достигнут явный прогресс в нравственных учениях. Один из всплесков этого прогресса произошел в I тысячелетии до н. э.
Почему? Почему именно в I тысячелетии до н. э. эти озарения внезапно повсюду нашли плодородную почву? Какие воплощения Логоса способствовали продвижению человечества вперед?
Несомненно, это тысячелетие великих материальных перемен [716] . В Китае, Индии и на Ближнем Востоке появились монеты [717] . Разрасталась сеть торговых путей, пересекая политические границы. Как отмечал историк Уильям Макнил, в этом тысячелетии рынки вытеснили экономику, контролируемую государством [718] . Соответственно и города стали большими, полными жизни, и во многих случаях этнически более разнообразными.
716
Armstrong (2006) отмечает роль перемен в обществе, в том числе урбанизации, в развитии нравственно прогрессивной мысли в этот период. См. также Eisenstadt, ed. (1986).
717
См. Hodgson (1977), vol. 1, p. 111.
718
См. McNeill (1990), p. 13, и McNeill (1980), p. 34.
Все это привело по меньшей мере к трем следствиям.
Во-первых, расширение экономических связей означало больше отношений с ненулевой суммой между людьми разной этнической и даже государственной принадлежности. Значит, больше людей видело личный интерес в сохранении благосостояния тех, кто в том или ином отношении не был похож на них. Может, эгоизм и не предписывал любить их, но подкреплял логикой старание не проявлять к ним ненависти.
Во-вторых, все больше людей оказывалось в окружении, радикально отличающемся от «предназначенного» для людей естественным отбором. Эмоции, которые успешно функционировали в окружении, унаследованном от предков, теперь приобрели сомнительную ценность. В поселении охотников-собирателей мстительный гнев способен помочь людям защитить свои интересы, но когда он закипает в том, кого подрезал другой автомобиль, этот гнев может лишь повысить риск ишемической болезни сердца. Конечно, в Древней Индии, Китае или Египте не было автомобилей, но поскольку закон и политика пришли на смену мщению как гаранты общественного порядка, гнев и ненависть отчасти утратили свою практичность, постепенно становились все более бесполезными, если не вредными с точки зрения и отдельно взятого человека, и общества. Уже во II тысячелетии до н. э. в одном египетском нравственном наставлении читателя предостерегали: поскольку «волнение распространяется, как огонь в сене», следует «держать себя в руках рядом с вспыльчивыми людьми» и ни в коем случае не «подстрекать их словами… Если оставить их в покое, им ответят боги» [719] . Ненависть была уже не столь яростной, как прежде.
719
Наставление Аменемопа: см. http://pages.stern.nyu.edu/~wstarbuc/distrust.html
В-третьих, поскольку в контакт с другими людьми вступало все больше народу, происходил активный взаимный обмен идеями — в том числе, как справляться с описанными выше переменами первого и второго рода. Если подавление ненависти, распространение симпатии и проявление человеколюбия оказывались выгодными средствами самосовершенствования, они быстро распространялись по густой интеллектуальной сети. Именно в толпе, согласно Книге Притчей, Премудрость действует успешнее всего. «Премудрость возглашает на улице, на площадях возвышает голос свой, в главных местах собраний проповедует, при входах в городские ворота говорит речь свою». Сводя и сталкивая людей, техника и технология создают новые проблемы и распространяют решения, зачастую в итоге самосовершенствование отождествляется с добродетелью. «Она становится на возвышенных местах, при дороге, на распутиях… Научитесь, неразумные, благоразумию… Все слова уст моих справедливы» [720] .
720
Притч 1:20–21; 8:2, 5, 8.