Эволюция Мары Дайер
Шрифт:
– Нет, я знаю, - сказала я, останавливая ее.
– Но ты сказала...
Генетическое.
– Что ты имела ввиду под генетическим?
– спросила я.
Моя мать смотрела на пол, и ее голос стал профессиональным.
– То, через что ты прошла, - сказала она, четко избегая слов психическое заболевание, - может быть вызвано биологическими и генетическими факторами.
– Но кто в нашей семье имел какие-либо...
– Моя мать, - сказала она спокойно.
– Твоя бабушка.
Ее слова повисли в воздухе. Картинка в моем сознании, заостренный портрет молодой женщины с загадочной улыбкой, сидящей
А затем мой разум заменил ее лицо моим.
Я сморгнула изображение и покачала головой.
– Я не понимаю.
– Она покончила с собой, Мара.
Я сидела там, на мгновение ошеломленная. Мало того, если бы я не знала, но...
– Я думала... я думала, она погибла в автокатастрофе?
– Нет. Это то, что мы сказали тебе.
– Но я думала, что ты выросла с ней.
– Так и было. Она умерла, когда я уже была взрослой.
В горле пересохло.
– Сколько тебе было лет?
Мамин голос вдруг стал тонким.
– Двадцать шесть.
Следующие несколько секунд были ужасно долгими.
– Ты родила меня, когда тебе было двадцать шесть.
– Она покончила с собой, когда тебе было три дня.
Глава 5
Почему я этого не знала?
Почему мне не сказали?
С чего бы ей это делать?
Почему тогда?
Я, должно быть, выглядела настолько шокированной, насколько чувствовала, потому что моя мать бросилась извиняться.
– Я никогда не собиралась рассказывать тебе об этом вот так.
Ты вообще никогда не собиралась мне рассказывать.
– Доктор Вэст и доктор Келлс думали, что это нормально, так как у вашей бабушки было много таких же одержимостей, - сказала моя мама.
– Она была параноиком. Подозрительной...
– Я не...
– чуть не сказала я, что не была подозрительной или параноидальной, но я была. С серьезным основанием, но все же.
– У нее вообще не было друзей, - продолжала она.
– У меня есть друзья, - сказала я. Потом я осознала, что более подходящими словами были "был" и "друг", единственное число. Рэчел была моим лучшим другом и, на самом деле, моим единственным другом, пока мы не переехали.
Еще есть Джейми Рот, мой первый (и единственный) друг в Кройдене - но я его не видела и не слышала о нём, с тех пор как его исключили за то, чего он не совершал. Моя мать, вероятно, даже не знала, что он существовал, и так как я не собиралась возвращаться в школу в ближайшее время, она вероятно о нем никогда и не узнает.
Еще был Ной. Он считается?
Моя мама прервала мои мысли.
– Когда я была маленькой, моя мать иногда спрашивала меня, могу ли я творить волшебство.
– На её губах появилась грустная улыбка.
– Я думала, что она просто играет. Но когда я стала старше, она, то и дело спрашивала меня, могу ли я делать что-то "особое". Особенно когда я была подростком. Я, конечно, понятия не имела, что она имеет в виду, и когда я спросила ее, она ответила что расскажет мне все, что необходимо знать и попросила сказать ей, если что-либо измениться.
– Моя мать сжала челюсти и посмотрела в потолок.
Она пыталась не заплакать.
– Я не обращала на это внимание, говоря себе, что моя мать просто "другая". Но были все признаки.
– Ее голос перешел от задумчивого к профессиональному.
– Магическое мышление...
Что ты имеешь в виду?
– Она думала, что в ответе за вещи, за которые она, вероятно, не могла быть в ответе, - сказала моя мать.
– И она была суеверной - она волновалась из-за определенных цифр. Я помню, иногда она заботилась о том, чтобы подчеркнуть их. А когда мне было приблизительно столько же, сколько тебе, она стала очень параноидальной. Однажды, когда мы были на пути чтобы разместить меня в моей первой комнате в общежитии, мы остановились чтобы заправиться. Она смотрела в зеркало заднего вида через плечо на протяжении последнего часа, а когда она зашла внутрь, чтобы заплатить, мужчина спросил у меня направление. Я достала нашу карту и рассказала ему, как добраться туда, куда он хотел. И как только он сел обратно в свою машину и уехал, выбежала твоя бабушка. Она хотела знать все - что он хотел, что он сказал - она была безумной.
– Мама сделала паузу, потерявшись в воспоминаниях. Потом она сказала, - Иногда я ловила ее на лунатизме. У нее были кошмары.
Я не могла говорить. Я не знала что сказать.
– Было... тяжело расти с ней, иногда. Я думаю, именно это заставило меня стать психологом. Я хотела помочь...
– Мамин голос затих, а потом она казалось, вспомнила, что я здесь. Почему я здесь. Её лицо вспыхнуло.
– Ох, милая, - я не хотела, чтобы это так прозвучало.
– Она была взволнована.
– Она была чудесной матерью и невероятной личностью; она была артистичной и креативной и такой весёлой. И она всегда поверяла, счастлива ли я. Она так заботилась. Если бы они знали то, что знают сейчас, когда она была моложе, я думаю... все бы сложилось иначе.
– Она тяжело сглотнула, потом посмотрела прямо на меня.
– Но она не ты. Ты не такая. Я просто сказала это потому что, что вещи вроде этих могут случаться в семьях, и я просто хочу чтобы ты знала ты ничего не сделала и всё что случилось -психушка, все в этом - не твоя вина. Здесь лучшие врачи и ты получишь лучшую помощь.
– Что если мне станет лучше?
– спросила я тихо.
Ее глаза наполнились слезами.
– Тебе станет лучше. Обязательно. И у тебя будет нормальная жизнь. Клянусь Богом, - сказала она тихо и решительно, - у тебя будет нормальная жизнь.
Я увидела свою отправную точку.
– Тебе придется меня отослать?
Она прикусила нижнюю губу и вздохнула.
– Это последнее, что я хотела бы сделать, малышка. Но я думаю, если ты немного побудешь в другой обстановке, с людьми, которые действительно об этом знают, я думаю, для тебя это будет лучше.
Но я могла сказать по тону, ее голоса и тому, как он дрожал, что она не решила. Она не была уверена. Это означало, что я все еще могла бы манипулировать ею, чтобы она позволила мне вернуться домой.
Но это не случилось во время этого разговора. Мне придется подготовиться. А я не могу сделать это сейчас.
Я зевнула и медленно моргнула.
– Ты устала, - сказала она, изучая мое лицо.
Я кивнула.
– У тебя была неделя в аду. Год в аду.
– Она взяла мое лицо в руки. – Мы справимся. Я обещаю.