Евреи в тайге
Шрифт:
«Несомненно, — признает т. Ларин, — Биробиджан может постепенно дать обеспеченное существование большому количеству земледельческих переселенцев. Переселение туда, подготовка территории и устройство там хозяйства будет стоить, правда, значительно дороже, чем на Украине или в Крыму. Но поскольку государству желательно заселение этого края по общеполитическим соображениям, оно придет в этом отношении на помощь любым трудовым переселенцам на Дальний Восток, в том числе и еврейским в Биробиджан. Конечно, для этого переселение туда надо ставить не в порядке инсценировки на курьерских националистического блефа, а по-деловому: до приезда каждого переселенца год поработать над подготовкой для него площади, дома, пашни (подъем целины), дорог, медицинской помощи; разворачивать заселение района с той медлительностью, какая соответствует имеющимся средствам, а не пытаться «на грош купить пятаков»; подходить к организации работ, исходя из соображений хозяйственной целесообразности, а не стремления сразу охватывать много пунктов для видимости охвата района и т. д. Все эти ошибки делались».
Выбор Биробиджана «был продиктован увлечениями еврейских работников, стремлением к «большей территории», а не серьезным изучением края, подобным, например, большой длительной экспедиции по изучению Приазовских плавней, богато обставленной научными силами и средствами. Над изучением небольшой площади плавней работали десятки научных работников более года, затрачено было более двухсот тысяч рублей. А выделению Биробиджана, площадь которого в несколько десятков раз больше, предшествовали кратковременный проезд края несколькими человеками и расход на изучение в несколько раз меньший».
В № 15 журнала «Трибуна» за 1929 г. были напечатаны ответы т. Ю. Ларину.
Заведующий бирским опытным полем агроном Л. Иозефович пишет:
«Биробиджанский район, представляющий площадь около 4 миллионов га, в значительной своей части не исследован (главным образом, таежно-горная часть и верховья речных систем). Нет сомнения, что освоение таежно-горных пространств в свое время будет связано с известными трудностями и, возможно, сложными мелиорациями. Но многочисленные площади, представляющие плоскостные междувалистые пространства, а также пологие склоны увалов вполне пригодны для земледелия или без всяких гидро-технических мелиораций, или потребуют только раскорчевки. Для освоения всех этих земель ни осушительных, ни тем более оросительных магистралей не требуется. В некоторых случаях проводят самые обыкновенные нагорные канавы для отвода стекающей с сопок воды.
Заболоченности в том виде, как она представлена в Полесье или даже на Приазовских плавнях, здесь не имеется. Как самый процесс заболачивания, так и ликвидация его здесь неизмеримо проще, чем на тросниковых Приазовских плавнях.
Далее, о «вечно мерзлой подпочве». В землях, осваиваемых в настоящее время под полеводство, не встречалось еще ни одного участка, где бы имелась отрицательная температура на какой-либо глубине почвы непрерывно в течение всего лета».
«Крестьяне Биробиджанского района, — говорит Л. Иозефович далее, — с их примитивной техникой земледелия в самые плохие годы получали урожаи, не меньшие обычных средних европейских. 1928 сельскохозяйственный год был крайне неблагоприятен как для крымских земледельцев, так и для биробиджанских; для первых благодаря засухе, для вторых благодаря сильно мочливому лету (засух здесь не бывает). Однако в то время, когда в Крыму крестьяне не собрали никакого урожая, здешние крестьяне собирали до 0,5 тонны пшеницы с гектара. Здесь понятия не имеют о сплошных неурожаях, к чему так привыкли на юге и юго-востоке.
«Неблагоприятное распределение осадков» не есть специфическое свойство Биробиджана. Еще более неблагоприятно оно на Украине, в Крыму, Нижнем Поволжье и других хлебородных районах, так как в этих районах неблагоприятность их вызывается еще и недостатком осадков, здесь же общее годовое количество осадков вполне достаточно для нормальных урожаев.
О «краткости вегетационного периода» и сумме тепла также можно не беспокоиться, если здесь вполне вызревают такие культуры, как рис, соя, клещевина и др.
Несколько слов о «неизбежной экстенсивности хозяйства». Такое заключение основано на недоразумении. В районе, где вполне возможна культура риса, сои, клещевины, сахарной свеклы и других трудоемких культур, можно с полным правом сомневаться за судьбу пшеницы, хотя она и дает здесь хорошие урожаи. Примером высоко интенсивных форм хозяйства могут служить имеющиеся здесь корейские хозяйства.
Вопрос о «гнусе» в Биробиджане, выделяемый очень часто чуть ли не как специфическое местное бедствие, мне, видавшему и испытавшему «гнус» Приазовских плавней, кажется значительно утрированным. Как там, так и здесь единственный радикальный способ бесследного уничтожения «гнуса» — это ежегодное увеличение площади распашки и освоения земель. К положительным сторонам биробиджанского «гнуса» надо отнести то, что он не сопровождается малярией, чего нельзя сказать про «гнус» Приазовских плавней».
Директор Дальне-Восточного краевого научно-исследовательского института проф. В. М. Савич также высказывается по поводу вопросов, затронутых т. Ю. Лариным. Он говорит:
«Ссылка Ю. Ларина на то, что старое Переселенческое управление признало Биробиджан вообще непригодным для земледельческой колонизации, не может теперь иметь значения, так как в довоенный период охватывались наиболее легко освояемые территории, имелись еще большие просторы, а сама колонизация в значительной степени базировалась на так называемых интендантских культурах.
Картина сельского хозяйства Д. В. в последнем десятилетии резко изменилась в сторону развития риса и манджурских культур, и, например, многие земли, считавшиеся пригодными только для сенокошения, оказались ценнейшими для рисосеяния.
Среди пригодных для земледелия частей Дальнего Востока Биробиджан занимает несомненно одно из лучших мест, и по своим природным условиям он во многих отношениях напоминает некоторые (далеко не безнадежные) части С. Америки. Между прочим, по целому ряду естественно-исторических условий у Биробиджана есть сходство с ближайшими к Нью-Йорку районами, которые дали приют более чем миллионному еврейскому (и в некоторой части земледельческому) населению.
Конечно, явления наводнений, о которых упоминает Ю. Ларин, весьма типичны для муссонного климата Д. Востока. Но разве их нет и в соседней стране — Японии — с ее культурными долинами или в других горных странах?
Дальний Восток и, в частности, Биробиджан, несмотря на зимние морозы, летний гнус и пр. ужасы, имеет и целый ряд преимуществ. Здешнее земледелие почти не знает засухи, здесь возможны ценные культуры: табака, риса и пр., которые удаются далеко не везде. Здесь кореец или китаец на небольшом клочке земли — около гектара—.кормит всю свою семью.
Итак, агрономическая ценность Биробиджана и Д. Востока вообще выявлена жизнью, и нет вопроса — гиблое ли это место или желанный простор новой земли. Весь вопрос сводится только к тому: кто будет обладателем этих несомненно ценных земель?
Решая этот вопрос, в частности, по отношению к еврейскому населению, которое ранее было чуждо земледелию, мы подойдем к нему с той осторожностью, как и Ю. Ларин.
Нельзя скрывать того, что Д. Восток при всех его прекрасных задатках и колоссальных возможностях использования производительных сил является (как когда-то являлась Америка) страной, трудной для освоения.