Евреи в тайге
Шрифт:
— Еврейский город! — сказал мне капитан. — Видите, как ловко? Чуть не вчера была пустыня, а вот новый городок строится!
Домики привлекали свежей и игривой новизной. В бинокль были видны люди на берегу, сельскохозяйственные машины, два трактора. Строилась жизнь в тайге и пустыне. Вот оно куда забросило евреев из местечка!..
— И к тому же, заметьте — казаки и евреи рядом! — сказал капитан. — Это как в писании сказано: «И возлягут»… Вот не вспомню, кто возляжет. Словом, что-то вроде — мечи на орала.
Капитан был в евангелии нетверд. Я, впрочем, догадывался, что он хотел сказать. Мне тоже казалось необычным это мирное
— Это и есть революция, капитан! — заметил я. — Она во всем сказывается.
— Уж это да! Как говорится, до кости проняла, — согласился капитан…
— Да, Аврум-Бэр, я был в Амурзете.
— А скачки вы видели? — ехидно улыбаясь, спросил Аврум-Бэр.
Ах, скачки! Это нечто анекдотическое! У него положительно злой ум, у Аврум-Бэра!
В Амурзете, в день закладки, были устроены конские состязания. На большом плацу евреи, только что прибывшие из местечка, скакали верхом на клячах с обвислыми животами. Евреи взмахивали локтями, причмокивали, били коней пятками и даже гикали. Они скакали, и кто-то доскакал первым. Он взял приз. Возможно, что это была осьмуха полукрупки «Золотая рыбка». Неважно. Важно, что скакали.
Многие, рассказывая об этом, держались за бока от смеха.
Знакомый казак, очевидец этого зрелища, ничего не хотел мне рассказать о нем. Он как докуривал цыгарку, так, бросив окурок, махнул рукой и отвернулся.
А мне эта затея понравилась. Чем хуже скакали евреи, тем важней было устроить для них состязание. Вот они приехали из ясных украинских равнин к подножию мрачного Хингана. Скорей на конь — и вскачь! Они покинули местечко — отчизну грыж и гемороя. На конь и вскачь! Из «людей воздуха» они должны сделаться людьми земли. Так — на конь и вскачь! Вскачь! Вскачь!
— Аврум-Бэр! Вы хотите сказать, что казаки смеялись? Мы уже видели, как в Крыму и на Украине крестьяне смеялись над евреями-земледельцами, а через год-два приходили к ним за советами и хозяйственными указаниями. Казаки скачут на лошадях свыше трехсот лет. Они скачут лучше евреев. Но евреи тоже должны научиться скакать и научатся. Это пустяки, что казаки смеются.
Аврум-Бэр делал отчаянные жесты обеими руками. Он хватал воздух, он дергался, он отмахивался, он хватал себя за грудь, закрывал глаза и затыкал уши.
— Я не за то говорю, что казаки тогда смеялись, как евреи скакали! Не за то! Я говорю, что казаки теперь смеются. Теперь они смеются.
— Теперь? Почему же теперь? — недоумевал я.
— Потому что теперь уже прошло полгода и уже построили в Амурзете сорок или пятьдесят домов и сельсовет, и школу, и вообще полный город…
Я подумал, каких материальных затрат, каких физических усилий и какой неместечковой стойкости должно было потребовать возведение полусотни домов на берегу Амура, особенно в такое время, когда с того берега дули ветры войны.
— Почему ж смеются казаки?
— Потому смеются, товарищ дорогой, казаки, — ответил Аврум-Бэр, — и потому, товарищ дорогой, евреи плачут, что когда была эта заклащина и эти скачки, так выходили на трибуну образованные товарищи из Озета и из Комзета, что они вожди на целый район, и говорили они за международную политику, и потом они сказали, что вот теперь не так строится жизнь, как раньше, на ура, через что погибает вся Приамурье. А теперь все строится по научному смыслу теории.
Аврум-Бэр увлекся своим рассказом. Он живо переживал все, о чем говорил. Слова о «научном смысле теории» он произнес с благоговением, медленно, чеканно и высоко подняв сухой указательный палец.
— И что же вы думаете? — продолжал он. — Теперь, когда уже с такими муками построен городок, так заметили, что там тоже нет воды. Так что теперь уже говорят, что Амурзет тоже придется переносить на другое место. Вот вам и скачки! — закончил Аврум-Бэр.
Это показалось мне совсем уж неправдоподобным. Как это на берегу Амура да нет воды? Однако я вспомнил: меня уже предупреждали, что со строительством Амурзета не все благополучно. Я повстречался кое с кем из амурзетских администраторов и сказал, какое необычное волнение, пожалуй, даже умиление я; испытал, увидев еврейский поселок на далеком Амуре. К моему удивлению, товарищ не дал мне расчувствоваться.
— Не увлекайтесь только, — предупредил он меня. — Вы можете обмануться. Этот поселок выпадает нам боком.
— Однако?! — воскликнул я. — Почему так?
— Потому что он управляется и снабжается из Хабаровска. Без Хабаровска здесь нельзя и гвоздь вбить. А из Хабаровска сюда пароход идет два раза в неделю и приходит на вторые сутки. Кроме того, поблизости строительного материала нет, надо доставлять издалека. А дорог нет, и доставка обходится дороже материалов.
— Это неизбежно, — пытался я возразить. — Застройка пустыни, конечно, должна обходиться дорого.
— Но не с этого надо было начинать, — заметил товарищ. — С созданием Амурзета, который оторван и от Хабаровска и от Тихонькой, пришло ужасное распыление наших скромных средств и нашего административного аппарата. Надо было в одном месте строиться, а не растекаться.
— Что же руководило людьми, которые задумали строить Амурзет? — спросил я.
— Да что тут говорить! — как-то неловко отмахиваясь, ответил товарищ. — Все то же: спешка с идеей «большого Биробиджана».
Рассказ Аврум-Бэра относительно отсутствия в Амурзете воды тоже оказался верен [4] . Дело в том, что Амурзет расположен шагах в пятистах от берега. Хозяйственные учреждения и совсем далеко. Так что тащить туда воду из Амура трудно. Это особенно трудно потому, что берег здесь обрывистый, крутой. Взбираться на гору с водой очень трудно. Это еще тяжелее зимой, когда обрыв замерзает и взбираться скользко. Свои колодцы необходимы. В деревне нужен колодец в каждом дворе. Но исследование почвы на воду, давшее такие трагические результаты, как оказалось, было начато после возведения нескольких десятков построек.
4
В 1931 г. в Амурзете найдена питьевая вода. В. Ф.
Третий день нашего путешествия с Аврум-Бэром был полон всяческих приключений: два раза мы попадали в такие места, где опять приходилось перетаскивать телеги по одной. Трактор едва-едва не погиб. Мы видели трактора, застрявшие в пути. Они уныло мокнут под дождем, как туши богатырских коней. На дороге лежит поломанная дорожная машина, валяются лесные материалы, бочки керосина, ящики какой-то клади, сброшенные с потерпевших аварию тракторов.
Какая армия в панике отступала по этой дороге? Здесь церемониальным маршем прошло все то же головотяпство.