Еврейские погромы и национализм
Шрифт:
Убийство П.А. Столыпина также осуществлено руками еврея. Одна только память о погромах 1881 г. предотвратила выстрел в Царя. В 1912 г. Шмаков писал: «Мордка Богров – украшение еврейской адвокатуры, заявил, что только страх вызвать еврейский погром остановил его от покушения на жизнь Монарха. Убивая же первого министра, очевидно, он не боялся за такие последствия: он знал, что русское правительство ни за что не допустит погромов, и… он не ошибся», в Киеве ввели режим усиленной охраны евреев от погрома [А.С. Шмаков «Международное тайное правительство» М.: Алгоритм, 2011, с.178, 488].
Возглавлявший дело здравоохранения в Царской
Ещё до убийства Столыпина в связи с делом Бейлиса, 25 апреля 1911 г. правый публицист Г.В. Бутми написал Г.Е. Акацатову, будущему деятелю времён Гражданской войны, связанному с монархическими инициативами генерала Краснова: «ни в коем случае не допускайте погрома. Не только киевские, но и парижские и франкфуртские руководители жидовства не пожалеют средств, чтобы вызвать хотя бы маленький погромчик и тем отвлечь внимание от несомненного факта ритуального убийства» [«Верная Богу, Царю и Отечеству. Анна Александровна Танеева» СПб.: Царское Дело, 2009, с.503].
Сразу после смерти Столыпина генерал-губернатор Трепов выступил со специальным обращением к жителям Киева: «всякие насилия и беспорядки мною будут подавляемы самым решительным образом». Монархический Союз Михаила Архангела также выпустил воззвание, призывающее всех «сохранять на улицах самый строгий порядок и восстановлять таковой в случае малейшего его нарушения». Перед тем, в С.-Петербурге анархист Богров пытался получить санкцию на теракт от ЦК ПСР, обратившись за посредничеством к масону Самуилу Кальмановичу. Через еврея Кальмановича шла передача самых конфиденциальных сообщений между деятелями радикальных партий [«Убийство Столыпина. Свидетельства и документы» Рига: ИнфА, 1990, с.14, 134-136].
Все подлинные усилия монархистов в пользу законности и благочиния игнорировались не желающей считаться с реальной жизнью монархистов либеральной пропагандой. Так, в одном письме неизвестного автора, отправленном из Киева в Версаль, утверждалось, будто Богров «побоялся еврейского погрома, который был обещан «союзниками» в случае малейшей попытки покушения», а после ранения министра на патриотическом митинге призывали к погрому, и «союзников» разогнала полиция.
Убийца Столыпина ни разу не произносил ничего подобного. Во всех его следственных показаниях сказано, что он опасался погрома только за убийство Монарха, в то время как от выстрела в П.А. Столыпина еврея Богрова ничего не отвратило. Приведённая запись об угрозе мщения со стороны Союза Русского Народа, обещанной даже до совершения самого теракта, за малейшую попытку злодеяния, оказывается очередным враньём в интересах революции.
4 сентября 1911 г. из Киева фрейлине Е.П. Васильчиковой в С.-Петербург писала её знакомая: «мужа я почти не вижу, он всё время среди своих националистов, где много работы, чтобы энергично противодействовать погромному настроению толпы. Власти же думают только о предотвращении погрома». В этом частном письме, не адресованном для
В другом письме за 5 сентября действительно осведомлённый автор устанавливает, кто являлся источником угрозы в Киеве: «низы ждут погромов, вчера даже была попытка произвести его на Софийской площади», погром предотвратила приезжая московская полиция, не киевская (автор узнал такие подробности, «толкаясь между народа и прислуг»). Вот разница между фантастической беспредельностью вольных антимонархических вымыслов, произведённых согласно устоявшейся погромной мифологии, в сравнении с результатами усилий, приложенных для выяснения конкретной ситуации.
Есть ещё несколько авторов писем, одинаково ожидающих погрома после отъезда из Киева Императора, и никто из них не связывает угрозу насилия с монархическими организациями. Например, киевский профессор В.Н. Перетц: «ждём погрома 8-го. Говорят, грабежей не будет, будут убивать. Об этом говорят открыто лавочники, базарная толпа» [«Тайна убийства Столыпина» М.: РОССПЭН, 2011, с.670-676].
Последняя передача базарных настроений фиксирует разницу погромных мотивов в зависимости от обстоятельств: грабежи устраивают в интересах наживы под предлогом вражды к евреям, а одни убийства – в качестве кровной мести за еврейские преступления. В обоих случаях наблюдается отсутствие должной вероисповедной, монархической и националистической сознательности, недостаток которой под воздействием революционных провокаций всегда приводит к всплеску насилия.
В 1912 г. киевский монархический деятель протоиерей Ф.Н. Синькевич давал объяснения об отсутствии опасности для евреев со стороны верующих православных: «были и евреи, держащие себя вызывающе, однако ни один волос не упал с головы инородцев. И сие произошло потому, что христиане были в благоговейном молитвенном настроении, которое и являлось лучшей охраной добра и порядка, несмотря на неосторожно-вызывающее поведение евреев» [«Воинство Святого Георгия. Жизнеописания русских монархистов начала ХХ века» СПб.: Царское Дело, 2006, с.617].
Еврейские историки, писавшие исключительно про погромную агитацию, погромные прокламации, «столь же погромные номера столичных газет», игнорировали борьбу монархистов и националистов с погромными устремлениями или, в лучшем случае, объясняли предотвращение погромов решением отложить их «до осени» – хотя никакой осенью погромы в Киеве не начались [А.С. Тагер «Царская Россия и дело Бейлиса» М.: Терра, 1996, с.53-55].
Злоупотребление погромной лексикой в далёком от действительного отношения к погромам смысле стало весьма распространено. О. Павел Флоренский в переписке 15 марта 1915 г. называет «погромными» некоторые места в еврейском «Зогаре», подразумевая, что расистский и шовинистический характер отдельных высказываний в отношении неевреев может вызывать неприязнь к евреям. Речь шла о невозможности издавать весь «Зогар» «погромно» [В.В. Розанов «Литературные изгнанники. Книга вторая» М.: Республика, СПб.: Росток, 2010, с.161].