Еврейские погромы и национализм

Зверев Станислав Викторович

Ещё в одном прореволюционном издании разместили множество материалов о погромах. Как выяснил судебный следователь, в Одессе «еврейская толпа, не переставая, наносила наглые оскорбления чинам полиции и войскам, стоявшим во дворе участка», насильственным путём эта толпа освободила арестованных из полицейских участков. При этом один городовой умер от побоев, а одного околоточного надзирателя не только избили, толпа евреев выколола ему глаза [«Материалы к истории русской контрреволюции» СПб.: Общественная польза, 1908, Т.1, с.12-13].

19 октября в Одессе сначала застрелили двух знаменосцев из числа монархистов с портретами Императора и иконами. Затем еврейские террористы из партии Бунд бросили в монархистов бомбу, взрыв которой убил 6 человек,

ещё несколько человек убили выстрелами из окон. «Началась стрельба по городовым». Еврейский террор вызвал погром, в котором значительное участие приняли уголовники, воспользовавшиеся гневом монархистов. По подсчёту Одесского раввината, при погроме погибло 303 еврея (меньше, чем называет Вебстер). Градоначальник Д.Б. Нейдгардт утверждал, что русских революционеры убили и ранили больше, чем пострадало евреев. В это можно поверить, по вышеприведённым признаниям сионистов, собранию следственных материалов и публикации в «Таймс». Архиепископ Херсонский и Одесский Димитрий 22 октября осудил погром, называя рабочих главными его участниками: «выступивши против бунтовщиков, вы, незаметно для себя, сами стали бунтовщиками… Возвратитесь же в свои мастерские, фабрики, заводы…» [В.П. Малахов, Б.А. Степаненко «Одесса 1900-1920» Одесса: Optumum, 2004, с.106-109].

Точно так и епископ Подольский Парфений, осуждая погромы, призвал духовенство словом укрощать буйствующих [П.Н. Зырянов «Православная церковь в борьбе с революцией 1905-1907» М.: Наука, 1984, с.87].

Таких рабочих трудно назвать адептами интеллектуального национализма, полезность которого оспаривается ссылками на погромы. Вполне же сознательная защита от революционного террора, требуемая националистической идеологией, при её обязательной балансировке с религиозной идеей Православия и политической идеей Самодержавия, не выходит за рамки христианского сопротивления злу силой, спасающей от самопредания злу. Необходим сознательный волевой контроль для устранения опасности перехода в насилие спасительного применения силы.

Известно, что и в Британии враждебное чувство к иностранцам присуще рабочим сильнее, чем другим слоям общества. В Британии с их стороны особенно часты случаи насилия над беженцами. По словам историка, шахтёры воспринимали чужое лицо за принесённое оскорбление [М. Саркисянц «Английские корни немецкого фашизма» СПб.: Академический проект, 2003, с.81].

Общая черта с погромами в России есть у побоев демонстраций противников войны с бурами английскими патриотами в пору южноафриканской войны – враги Самодержавия непременно были и пораженцами, чем навлекали на себя недовольство [Л.Е. Кертман «Джозеф Чемберлен и сыновья» М.: Мысль, 1990, с.212].

Весной 1881 г., когда не существовало монархических союзов, в Полтаве ожидали погрома не от националистов и не от полиции, а от железнодорожных рабочих. Нельзя приписать погромы и какому-то религиозному фанатизму: «антисемитизм 19 века почти потерял характер религиозно враждебного отношения к евреям» [Г.Б. Слиозберг «Дела минувших дней» Париж, 1933, Т.1, с.10, 100].

Т.е. погромы следует считать скорее первым знамением, указующим на характер будущего господства пролетарской идеологии, основанной на идеале материалистического довольства и потому толкающей к грабежу. Популярный в то время Бакунин проповедовал: «мы должны соединиться с миром разбойников, единственных и действительных русских революционеров» [А.Д. Градовский «Трудные годы (1876-1880): очерки и опыты» М.: ГПИБ, 2007, с.207-209].

Относительно роли рабочих, для образца можно сослаться на состоявшийся в 1885 г. погром на текстильной фабрике в селе Никольском. Она принадлежала фабрикантам Морозовым. Стачка была вызвана ужесточением системы штрафов за порчу товара, поводом стала отмена одного из ста (!) праздничных дней. Руководители стачки были из числа худших рабочих, часто прогуливающих и штрафуемых за бракованные изделия. В советской историографии

их звали «передовые», что являлось таким же лживым подлогом, каков термин «сознательные». «Разгром сопровождался драками и грабежом. Ограблению подверглись дома служащих Никольской мануфактуры, хлебопекарня, товарные склады и магазины» [А.И. Федорец «Савва Морозов» М.: Молодая гвардия, 2013, с.99-100].

Можно найти много общего между еврейскими погромами в России и боксёрским движением в Китае в 1900 г., начавшемся с убийства английского миссионера Брукса. Повстанцы выступили под лозунгом «охрана династии и уничтожение иностранцев» и, как пишет русский корреспондент, были популярны в народе в качестве потенциальных избавителей «от незваного заморского ига». Т.е., подобно еврейскому игу в черте оседлости, европейское в Китае было самой реальной причиной начавшихся погромов. Что интересно, в участниках движения ихэтуаней видели «пролетариев». Европейские дома они сжигали, их жителей убивали. Более того, «много китайских семей, принявших христианство, поголовно вырезаны; китайская прислуга в ужасе бросает своих господ-европейцев», т.к. боксёры угрожают убить всех, кто служит иностранцам. В подавлении этого мятежа нельзя было рассчитывать на использование китайских императорских войск, т.к. они не пожелали бы охранять иностранцев. В указе китайского императора объявлялось, что «творя такой мятеж, они только противятся самому правительству», боксёры объявлялись бунтовщиками и изменниками, несмотря на признание того, что их действия спровоцированы дурными делами европейцев [Д.Г. Янчевецкий «1900. Русские штурмуют Пекин» М.: Яуза, Эксмо, 2008, с.74-80, 103-106].

Разница с погромами в России в том, что экономическое угнетение сопровождалось еврейским революционным террором против русских, что усугубило ненависть к евреям, а боксёры в Китае сами стали чрезмерно экстремистской террористической силой, под стать социалистическим партиям в Российской Империи.

До чего показательны рассуждения, помещаемые от редакции социалистического журнала. В них выражаются симпатии к китайским бандитам, коллегам кровавых экспроприаторов на Руси, а также одобрение японских врагов Отечества, начавших войну против Российской Империи: «хунхузы ведут беспрерывную борьбу с китайскими властями». «В настоящее время японцы не перестают поддерживать хунхузов», когда «русские, как и всюду, поддерживают в Китае врагов народа, богдыхана и всю орду губернатором и чиновников, а хунхузов считают за злоумышленников». «Русские поддерживали китайское самодержавие, китайскую бюрократию, японцы – революционный народ» [«Исторический еженедельник», 1907, март, №1, с.4].

Куда более осведомлённый Пётр Краснов писал в ноябре 1901 г., что китайское правительство поддерживало шайки хунхузов деньгами и оружием – их не всегда можно противопоставить. При отсутствии или нехватке средств, полученных от правительства, они занимались грабежом купцов и поселян в Манчжурии. Были, как поясняет Краснов, и другие хунхузы – китайцы, которые нанимались для защиты манчжурцев, выполняли охранную роль казачества, не занимаясь разбоем. Отдельный, третий тип хунхузов, представляют «униженные и оскорблённые мстители» из манчжурцев, выступившие против строительства КВЖД [П.Н. Краснов «По Азии. Путевые очерки» С.-Петербург, 1903, с.225-226].

Будучи в эмиграции, Краснов изображал в романе, как хунхузы нападали на русских пограничников, крали детей богатых китайских купцов, чтобы получить выкуп, отпиливали руки живым манчжурцам [П.Н. Краснов «Выпашь» Париж, 1931, с.20-28].

Боксёры и хунхузы, столь дорогие революционным писателям и антипатичные генералу Краснову, равно могут считаться погромщиками.

Можно привести в пример и антинемецкий погром 1915 г. Громили магазины строго по принадлежности германским подданным, а не русским немцам, исключения случались только по ошибке, как писал один житель Москвы [Л.А. Тихомиров «Дневник. 1915-1917» М.: РОССПЭН, 2008, с.69].