Еврейские погромы и национализм
Шрифт:
В одной из самых популярных компьютерных игр последних лет «Кредо ассасина» активно навязывается мораль секты убийц «ничто не истина и всё дозволено» – мораль, до обоснования которой дошла вся современная атеистическая философия – Ницше, Хайдеггера, Сартра, весь пресловутый постмодернизм. В четвёртой части игры «Чёрный флаг» (2013) особенно грубо обнажена пропаганда идей свободы и демократии, воплощаемой обществом пиратов – сборищем убийц и грабителей, которые сбежали на край света, дабы основать там свободную республику. На протяжении всего сюжета пираты надоедливо часто выказывают ненависть к «королям и попам», доказывая тем самым, что Монархия и Церковь является самым опасным врагом для безграничной свободы
Не трудно догадаться, в чьих интересах ведётся пропаганда недозволенности даже мыслепреступлений на почве расовых отличий, по сравнению с беспредельной свободой истребления во всём остальном, особенно если взглянуть на довод, замеченный в эпилоге «Банальности зла» Ханны Арендт: «преступления против человечности аналогичны давно известному преступлению – пиратству, а тот, кто совершает их, как и пират, по традиционному международному праву становится «врагом человечества»» [Х. Арендт «Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме» М.: Европа, 2008, с.390].
Массовая культура выступает орудием постмодернистской философии бессмысленности и вседозволенности. Постмодернистские идеологи используют её как подспорье в борьбе с национальными культурами и традиционными религиями, образующими главное препятствие для возобладания над умами.
На флаге постмодернизма развевается заключение Ж.-П. Сартра: «всё сущее рождено без причины, продолжается в слабости и умирает случайно. Бессмысленно то, что мы рождаемся, бессмысленно, что умираем». В постмодернизме желают найти спасение от опасностей идеологий модерна. М. Шубский проповедует постмодерн через сравнение с предшествующими идеями: «вся эта гармония ведёт к Дахау, ведёт к Освенциму, ведёт к ГУЛАГу» [«Kolko. Журнал о своевременной культуре» Красноярск, 2014, №1, с.16, 27].
Мысль о порождении концлагерей искусством и наукой начала ХХ века как будто прямо списана у Ивана Солоневича, но вывод из неё делается иной, ещё более радикальный: вывод об отсутствии всякой правды, отказ от всяких авторитетов, лишь бы не возобладал идейно оформленный, теоретически высчитанный тоталитаризм коммунизма или нацизма. Но поклонение авторитету единственно тех, кто возглашает отсутствие истины, оказывается ещё более опасным.
Идея национализма – любви к духовному облику своего народа, выражаемого в том числе и в монархической русской политической культуре, может только способствовать предотвращению погромов, угроза которых не исчезает в современном обществе, даже при условиях возобладания идей космополитического гуманизма: «по свидетельствам американской полиции и журналистов, после урагана «Катрина» мародёрство на территории Нового Орлеана достигло в отсутствие полицейского надзора небывалого размаха; люди стали объединяться в банды, грабить дома и нападать на полицию» [А.А. Васильев «Государственно-правовой идеал славянофилов» М.: Институт русской цивилизации, 2010, с.159].
Угроза погрома связана вовсе не с чувством национальной неприязни, а с самой возможностью воспользоваться любым поводом для присвоения чужого имущества в том случае, если вместо идеала национализма, объединяющего и обязывающего к соответствию лучшему в национальной культуре, в обществе будет считаться высшей ценностью обладание определёнными предметами.
Погром становится тем более возможен, чем сильнее общество пропитано агрессивным культом антиискусства по типу «контр-страйка» и «кредо ассасина».
Крайне ориентированная на накопление богатств американская культура толкает людей к совершению преступлений: «превознесение цели порождает в буквальном смысле слова деморализацию». Деньги превратились в священную «самоценность», независящую от направления использования капитала, и не имеющего потолка, приносящего окончательное удовлетворение ввиду неумеренности амбиций. Большим преступлением при таких представлениях становится скромная цель, а не дерзкая неудача. Отсюда отход от строго законных средств преуспеяния и значительный уровень незарегистрированных экономических преступлений. В США считается, что «противозаконное поведение отнюдь не относится к числу социальных или психологических аномалий; на самом деле это вполне обычная практика». Отсюда чудовищная пропорция заключённых к населению США и сравнительно низкая преступность в странах менее обеспеченных, но не имеющих деморализующей денежной культуры [Р. Мертон «Социальная теория и социальная структура» М.: АСТ, 2006, с.249-264].
Со времени прижизненных Мертону изданий его книги изменений к лучшему нет и не предвидится. Крупный американский экономист в эпоху Буша-младшего видит: «что-то неладно с американским капитализмом». «Я получал много писем от людей, предупреждавших, что крупные корпорации мухлюют с отчётностью». «Годы, когда курсы акций вздувались мыльными пузырями, вызвали в деловом мире эпидемию нечистоплотности» [П. Кругман «Великая ложь» М.: АСТ, 2004, с.58].
Генерал Краснов так и писал в романе «Выпашь»: «если мошенник ещё и во фраке, да банк имеет или редактор газеты – так ему и президенты ручку пожимают» (1931).
Со временем глобализационная американизация приводит к распространению такой преступности, что видно на примере РФ, где культурная деградация усугублена советским социалистическим идеалом, во многом идентичным американскому.
Насколько советская культура есть антипод русскому национализму видно по её уголовной составляющей. Алексей Ракитин пишет про вторую половину 1950-х: «крупные города Сибири и Урала буквально задыхались под валом насильственных преступлений всех разновидностей. Уличная преступность характеризовалась крайней жестокостью и массовостью» («Смерть, идущая по следу»).
В послевоенном СССР у молодёжи наибольшим авторитетом пользовались не одни только фронтовики, но и уголовники. «В 1960-е влияние уголовной среды, прежде всего на молодёжь, «дворовую шпану», оставалось очень сильным». Вскормленный на этой уголовной культуре Высоцкий даже отказывался надевать милицейскую форму для телесъёмки – «западло» [С.А. Кредов «Щёлоков» М.: Молодая гвардия, 2010, с.95].
Советская уголовная культура вполне выразила себя в 1990-е, в этом отношении нет никакого смысла противопоставлять эпоху Ельцина и Путина советскому прошлому. Во времена Брежнева «Москва представляла собой уже тогда чистый капитализм: госчиновники «пилили» бюджет; за каждым «общенародным» делом стоял «свой интерес»», «это – картинка из уже сегодняшнего дня» [«Коктейль Полторанина. Тайны ельцинского закулисья» М.: Алгоритм, 2013, с.32].
В 2010 г. «по пяти проверкам Счётной палаты за последние четыре года легко набирается незаконно изъятого из наших госресурсов на сумму больше, чем весь федеральный бюджет нынешнего года!». При таких условиях невозможно решение никаких «общегосударственных проблем» [Ю.Ю. Болдырев «Как избежать гражданской войны» М.: Алгоритм, 2013, с.192].
Современный криминальный путинский режим потому пора уже звать грабительским социализмом, а не капитализмом – когда идёт повальное ограбление всех независимых предпринимателей и производительных сил в пользу государства или в интересах подконтрольных ему фирм, это более похоже на социализм – в том и отличие от 1990-х.