Европа-45. Европа-Запад
Шрифт:
— Святой Джованни! Не может быть!..
— Так сказала Дорис.
— Надо немедленно идти вниз и брать Муссолини.
— По-моему, немцы выдадут его сами. Поставьте им требования: они выдают нам дуче, мы пропускаем их в Швейцарию.
— Уже говорили с представителями. Предложили сложить оружие и убираться ко всем чертям.
— И что?
— Теперь они советуются со своим начальством. Не решаются. Думаю, согласятся.
— Они и дуче отдадут. Дуче нужен им как мертвому припарка. Надо его поискать. Мы тоже пойдем. Мало нас теперь. Вот... лежат.
— Кто
— Ваш радист. Майор Роупер. А в общем это тоже жертвы дуче.
— Заверяю вас, это его последние жертвы. Ну, пожелайте мне...
— От всего сердца.
И снова Михаил остался один с Дорис.
Акушерку нашли сразу. Синьора Грачиоли, которая знала все на свете, владела и этой профессией.
Синьора Грачиоли привычно делала свое дело. Ей приходилось принимать детей от старых и молодых, от здоровых и от умирающих. Она была предусмотрительна и добра, эта итальянская женщина с бледным, бескровным лицом и руками, которые не знали дрожи. Она захватила с собой маленькие, словно кукольные, вещицы, которые сохранялись у нее еще с довоенных времен: пеленки из тонкого белого полотна, кружевные чепчики и розовые распашонки,— и теперь заворачивала в тонкое полотно крохотного человечка, который слабым голоском заявлял о своем появлении на свет. Ласково ворковала:
— Мое хорошенькое, мое ласковое, мое святое! Я знала, что будет девочка и что я одену ее в розовое. Я знала, уйдут от нас проклятый дуче и все тедеско, и снова на моих руках будешь лежать ты! И я буду слушать твой голосок и заворачивать тебя в пеленочки. И пусть твоя жизнь будет такою же мягкой и хорошей, как эти пеленочки, как чепчики и распашоночки, которые приготовила тебе старая Сильвана.
А Дорис умирала. Она так и не увидела своего дитяти, не знала о его появлении на свет, никого не видела и не узнавала.
На земле не стало еще одного человека. А другой человек, которого считали мертвым,— Юджин — вернулся к жизни и закричал.
Покой принадлежал мертвым. Живые требовали забот. Накрыв лицо Дорис, Михаил подбежал к Юджину. Американец хватался за грудь, хотел сорвать с себя одежду, пытался подняться.
— Успокойся, Юджин,— Михаил положил ладонь ему на лоб.— Слышишь, Юджин? Это я, Михаил... Слышишь?
— Он заплатит,— бормотал американец.— Он мне заплатит... заплатит...
— Да, он заплатит. За твои раны, за смерть Клифа и Дори. Он обязательно заплатит,— сказал Скиба.
СУД ИСТОРИИ
В голове колонны все еще шли переговоры эсэсовцев с партизанами. Вдоль колонны сновали эсэсовские офицеры, тихие голоса переговаривались о чем-то.
Марчелло Петаччи тоже суетился. Бегал от машины к машине, прислушивался. Он первый узнал о требовании партизан: немцы должны были сдать оружие и выдать Муссолини с его спутниками, только тогда их пропустят на север. Рано или поздно это должно было произойти. Безопасность Муссолини теперь не интересовала Марчелло. А сам он — испанский консул, неприкосновенное лицо. Он поедет дальше, как только освободится впереди дорога, а все остальное пусть проваливается в тартарары. Кларетту он повезет с собой.
Марчелло Петаччи был не только глуп, но и мстителен. Он помнил, с каким презрением относились к нему все эти аристократы и сановники, как цедили сквозь зубы слова, когда приходилось говорить с ним, с оборванцем, плебеем, парвеню Петаччи. Что же, посмотрит он сейчас на всех этих министров и аристократов, как поведут они себя, когда узнают, чего хотят партизаны! Марчелло пробрался к машине главнокомандующего уже не существующей фашистской гвардии Ренато Риччи. Картинно поклонился ему и сказал из темноты:
— Синьор команданте, партизаны знают, что в колонне дуче. Они хотят захватить его вместе с нами. Немцы, кажется, согласны купить этой ценой свою свободу.
Риччи молчал.
— Синьор команданте может убедиться, что я говорю правду,— не отходил от него Марчелло.— Спросите любого эсэсовца.
— Какой вестник, такие и вести,— буркнул Риччи.— Убирайся отсюда, пока я не дал по твоей бандитской морде!
Марчелло отступил в темноту. А вокруг Риччи сразу же собрались фашисты. Размахивали руками, кричали, хватались за оружие. Не позволять! Ни за какую цену не позволять отделить их от конвоя.
Все они во главе с Риччи отправились к начальнику колонны. Эсэсовец даже выслушать их не захотел.
— Если я откажу партизанам,— сказал он, — мои ребята сами проложат дорогу к своей свободе с помощью автоматов. Разумеется, автоматы будут направлены не против партизан, а против вас. Рекомендую не поднимать шума.
— Это измена! —крикнул Риччи.
— Мы вас не выдаем, но и не защищаем. Пусть партизаны сами ищут в колонне тех, кто им нужен. Если сумеете исчезнуть — ваше счастье. Нам все равно. Мы хотим поскорее выехать из Италии и попасть в нейтральную страну.
Тогда горстка фашистов решила умереть, защищая своего вождя. Их осталось мало, очень мало. Они поняли это, как только собрались около бронированной «лянчии». Отчаяние диктовало им единственное решение: умереть. И, подбадривая самих себя, все еще не веря, что настал конец, они топтались на шоссе и кричали:
— Умрем возле своего дуче!
А впереди в колонне уже мигали белые светлячки электрических фонариков: капитан Билл вместе с Пиппо Бенедетти и несколькими партизанами-итальянцами осматривали машины, искали дуче. Бойцы отряда «Сталинград» остались с «панцерфаустами» охранять шоссе. Капитан Билл не решился рисковать их жизнью еще и здесь. Итальянцы породили такую нечисть, как Муссолини, пусть сами и убирают ее.
Светя фонариками, итальянские партизаны шли от машины к машине, а навстречу им из середины колонны доносилось отчаянное: «Умрем возле своего дуче! Возле своего вождя!»
Можно было сразу пойти туда и убедиться, действительно ли эти господа хотят умереть возле своего дуче или же просто решили пошуметь. Но капитан Билл был достаточно опытным человеком.
— Мне кажется, эта компания подняла крик только для того, чтобы дать Муссолини возможность удрать,— сказал он.— Следите, чтобы вперед не проскользнула ни одна тень. Проверяй всех в машинах.