Европейское турне

Панфилов Василий Сергеевич

Путь через Атлантику не пережил каждый пятый, а ещё каждый пятый погибал вскоре после высадки на берег, от последствий голода и болезней. Это при том, что старики по большей части остались в Ирландии, на корабли садились в основном женщины и дети. Мужчины и тем паче старики если и попадались, то как правило, из числа квалифицированных специалистов, которых руководство восставших с удивительным единодушием решило сберечь.

Правительство Конфедерации делало всё возможное для вновь прибывших, организуя бараки, питание и медицинскую помощь. Как только партия переселенцев более-менее

отходила, её переправляли вглубь страны.

Если бы не беспрецедентные усилия Борегара и ИРА, погибших было бы значительно больше. Помог и Максимилиан, выгнавший к тому времени из страны французов. Мексиканский император предоставил продовольствие, а год назад Ле Труа продавил квоту на ирландских переселенцев и ныне в Мексике их почти пятьдесят тысяч, из-за чего отношения ИРА с Францией заметно испортились.

Полмиллиона кельтов расселились по землям Конфедерации, а остальные прибывшие рвались всё больше на территорию Техаса и Калифорнии. Там легче получить землю и есть возможность селиться вовсе уж обособленно, отдельными посёлками и городками.

Некоторую обособленность ирландцев ИРА поддерживало всеми силами, не доводя до абсурда. Ирландские двуязычные школы, с упором на кельтскую историю и культуру строились первым делом, только потом возводилась больница и бараки.

Из-за дичайшей нищеты переселенцев, а так же малочисленности мужчин, индивидуальное фермерство не прижилось. Разнообразные коллективные хозяйства росли как грибы, а будут ли они устойчивыми, или ирландцы разбегутся, как только поднакопят жирка, покажет время.

Алекс ставил на то, что как минимум треть ирландской общины будет работать в кооперативах[2], ибо они давным-давно доказали свою жизнеспособность[3]. Остальные члены ИРА настроены более оптимистично.

* * *

— Меня одно только радует в этой ситуации, — обронил Фокадан, обозревая с высоты конского седла очередную партию переселенцев, высаживающуюся из вагонов, — отношением к ирландцам Британия окончательно испортила себе репутацию.

— Репутацию, — горько хмыкнул Виллем, — Зелёный Эрин[4] освобождают от ирландцев. Сперва землю освободили под пастбища для овец, а теперь заменяют потихонечку и городское население, привлекая англичан. К началу двадцатого века англосаксы в Ирландии будут в большинстве.

— Будут ли? — Не согласился Патрик, — убийства англичан, ответственных за геноцид нашего народа, уже начались. Не только в Ирландии, Шотландии или Уэльсе, но и в самой Англии, в Германских землях. Мало ли ирландских общин по свету? Благодаря ИРА они сохранили национальное самосознание и патриотизм. Убивают палачей по всему миру, да не только исполнителей и тех, кто приказы отдавал.

— Помолчав немного, закурил, затянулся пару раз и продолжил:

— Детей, внуков, жён и дочерей… пока только взрослых, но боюсь, только пока. Живёшь вместе с палачом, ешь его хлеб, получил его имущество в наследство? Соучастник! Каково это — знать, что за твои преступления фении будут охотится не только за тобой, но и за всеми родственниками? Нет, ещё несколько лет, да на попятную пойдут англосаксы. Аккуратно, сохраняя лицо, но отступят. Ирландию, понятное дело, не освободят, но законы смягчат, это к гадалке не ходи. Умирать никому неохота, а тем паче навлекать гнев фениев ещё и на своих близких.

— Репутация, — повторил задумчиво Фокадан, — целенаправленное уничтожение собственных граждан, как бы англичане не оправдывали геноцид неправильностью ирландцев, уже сказался.

Взгляды друзей скрестились на нём, и Алекс пояснил:

— Союзники. У Британии и без того специфическая репутация кидал, а уж теперь и подавно. Сейчас не времена Средневековья, и мнение народа имеет значение. Вы знали, что у Вены с Лондоном отношения охладели?

— Иди ты?! — Расплылся в улыбке Патрик, тут же нахмурившийся, — нет, не думаю, что из-за ирландцев. Тамошние дипломаты те ещё циники.

— А народ? — Перебил его Фокадан, — империя-то лоскутная! Проблем на национальной почве у Австрии хватает, а ирландское решение перепугало тамошние меньшинства до усрачки. Демонстрации, бойкот английских товаров… много всего произошло. Это Вена начала отношения с Англией налаживать, а вот австрийские граждане не захотели этого. Понимаешь?

— Вена? Это хорошо, — чуточку невпопад пробормотал Фред, задумавшись о чём-то своём и лихорадочно записывая в записной книжке химическим карандашом, — простите, парни. В голову стукнула идея написать статью на эту тему, связав с Теологией Освобождения, вот пока не убежала. Если уж продажная Вена… это точно?

— Точнее некуда, — уверил Алекс мрачновато. В последнее время его всё чаще и чаще посещала мысль, что он, возможно, косвенно причастен к развалу САСШ и победе Юга. Но вот ирландский вопрос стал больной темой: к нему он точно причастен. А второго Великого Голода в истории Ирландии попаданец что-то не припоминал…

Как ни крути, но в геноциде ирландского народа есть доля его вины. Возможно, она нивелируется созданием ИРА и ирландских общин с двуязычными школами и бережно сохраняемыми национальными традициями, а возможно и нет.

Тот старый разговор с Черняевым, случившийся в кабинете наместника незадолго до отбытия в Америку, в последнее время то и дело всплывает в памяти.

— Сны, — нетрезвый фельдмаршал с силой затушил папиросу в малахитовой пепельнице, — Его Величество занедужил тогда тяжко после покушения, неделю в горячке метался. Странное снилось, будто он в будущем живёт, чуть ли не на полтора века вперёд.

— Бывает, — делано-невозмутимо согласился такой же нетрезвый попаданец, — после травмы головы, да в горячке, такие вещи нормальны.

— Будто он — человечек неприметный, клерк мелкий, — не слушая Фокадана, продолжил Черняев, тяжело роняя слова, — никчемушник такой. Домик от родителей достался, работает на должностишке такой, что ниже некуда. А вокруг… всякое. Повозки самобеглые и летающие, да и жизнь вообще… другая, совсем другая. Хорошего много, но и плохого немало, а главное — Россия ужалась. И русские…

Черняев дрожащими руками вытащил из портсигара новую папиросу и закурил, старательно не глядя на собеседника. Несколько минут прошли в молчании, затем наместник как-то нехотя продолжил.