Эй, прячьтесь !
Шрифт:
– Ну и что?
– ничуть не удивилась Пятнашка.
– Пляшут под всякие погремушки, вот и прозвали их гремучими...
Мудрик знал, что те змеи и сами умеют греметь, за это их так и прозвали, но он был скромен, как истый ученый, и не спорил по пустякам.
– А если бы послушали другую, веселую музыку, - спросил он, может, и вы бы захотели плясать? У нас тут музыкант есть.
– А я и не говорю, что не спляшу! Сыграйте - видно будет.
Дайнис вытащил свирель и заиграл веселый танец. А чтоб было еще веселей, гномы запели в такт:
Пляшут заяц и лисица,
Пляшут звери, птицы,
Даже
Скачет, веселится.
Пятнашка покривилась, поизвивалась чуть-чуть и заявила:
– Под такую музыку надо трястись, как последней дуре, а не плясать. Уфф! Вредно после сытного обеда. Съела улитку, мышку проглотила, да еще глупая пташка попалась...
– Вот уж, правда, гадюка, - прошептал Дайнис.
– Давай напустим на нее ежа, уж он ее доведет, - предложил Бульбук.
– Такую и впрямь не стоит жалеть.
Но Дилидон призвал их к порядку и велел Мудрику спросить: может, змея любит печальную, лирическую музыку?
Та ответила:
– Не знаю, попытайте счастья.
Дайнис недавно сочинил такую трогательную песенку, что и камень бы заплакал. Он выстроил гномов, взмахнул: "Три-четыре", и все запели:
Плачьте, дети! Плачьте, дети!
Много грустного на свете!
То ужасные злодеи
Крошку елочку раздели,
То зайчонок под кустами
Плачет горькими слезами...
Но змее дела не было ни до зайчонка, ни до елочки. Она бы, пожалуй, расхохоталась - да не умела. Певцы это поняли и замолчали один за другим.
Пока они пели, еж, оставшись без присмотра, принялся рыскать по малиннику и под корнями соседнего пня обнаружил гнездо змеенышей. Гномы, верно, бы и не заметили, но Пятнашка почуяла опасность и, словно пружина, метнулась спасать детей.
В такой схватке обычно побеждал еж. Змеиного яда он не боялся, а когда гадюка жалила в нос, еж только дергался с отвращением, хватал ее зубами и принимался хлестать о свои иглы. Но Пятнашка боролась бы до тех пор, пока не попрятались бы ее детеныши.
– Мураш!
– крикнул Дилидон.
– Усмири ежа!
– Зачем?
– удивился тот.
– Жалко тебе змеиного выводка? Все равно по-хорошему она не заплачет.
– А она пожалела птичку?
– добавил Бульбук.
– Пускай сию минуту плачет или...
– Сказано - усмири ежа!
– строго повторил командир.
Мураш, явно недовольный, подошел и схватил ежа под уздцы.
Пятнашка, злобно шипя на гномов, заползла на свой пень, снова свернулась в клубок и застыла, словно неживая. Мудрик попытался заговорить с ней, но она даже не шевельнулась.
– Злится...
– поняли гномы и стали упрекать Дилидона в мягкосердечности.
– Послушайте!
– разозлился тот.
– Чего вы от нее хотите?
– Слез - и больше ничего, - ответил Бульбук.
– Если б она так легко плакала, мы бы стояли по колено в слезах. Все ее ненавидят, презирают, преследуют - она бы могла давно целое озеро наплакать и сама бы в нем утонула.
– А зачем она всех жалит? За что ее такую любить?
– Она защищается, как умеет. Если б не жалила, не выжила бы.
– А почему не жалит болотный уж?
– заметил Мураш.
– Да потому, что он так похож на гадюку, что ему и жалить нет надобности. Не будь на свете Пятнашки, ему бы, чего доброго, пришлось отрастить рога или когти.
–
– Если хотите знать про розу, я вот что вам скажу, - прервал его Мудрик.
– Было время, когда роза не имела шипов и не кололась. Но все ее так ломали, так рвали, что ей волей-неволей пришлось некоторые ветки превратить в острые колючки. Видите, что творится!
– поднял палец ученый.
– Одних мы обижаем за красоту, а других ненавидим за уродство. И тем и другим приходится защищаться! Неужели змея сама укусит кого-нибудь, как злая собака, исподтишка? Нет. А вот наступите на нее - она вам покажет. Не от хорошей жизни она выбрала для жилья всякие болота до топи. Мол, вы, красавцы да силачи, живите где вам угодно, а мне и болота хороши, только оставьте меня в покое...
Если б гномы не были так увлечены спором, они бы увидели, что тело Пятнашки слегка вздрагивает.
– Главное, - сказал Дайнис, - что от нее никому никакой пользы. Вот пчелка - у нее тоже есть жало, но ее все любят, уважают. За мед, за воск... Розу - за прекрасные цветы. А змею, добрые молодцы, за что любить?
"Добрые молодцы" молчали. Дилидон думал: "Любить и уважать ее, может, и не за что, но жить и она имеет право".
– Эх вы, несмышленыши!
– неожиданно подняла голову змея. К удивлению всех, она прекрасно говорила на языке гномов. А еще больше удивились гномы тому, что из ее крохотных глазок текут такие огромные слезы...
– Из моего яда, - всхлипнула змея, - из моего яда делают дорогие, очень важные лекарства! Чего стоите?
– зло прошипела она.
– Неужто не видите?.. Давайте сюда свою посудину!
Мудрик с уважением снял шапку, поставил перед Пятнашкой ведерко и велел всем отойти. Опустив головы, словно виноватые, гномы тихо удалились за малинник.
Вдруг они услышали в воздухе странный звук. Ух-ух-ух!
– взмахивая крыльями, над чахлыми березками низко летел аист. Пока гномы, не понимая опасности, разглядывали красиво изогнутую длинную шею и красные ноги, аист увидел змею. Немного снизился, цапнул гадюку и унес. На пне осталось почти полное ведерко слез...
МЕСТЬ
Расяле знала, где осиное гнездо. Ловко спрятанное в запущенной живой изгороди, под густой крышей веточек и листвы, оно походило на большое яйцо из серой бумаги: тупой конец его был прилеплен к ветвям, а в остром чернел крохотный леток.
О том, как осы шили и клеили свой домик, можно было бы рассказать длинную историю. Расяле с Гедрюсом видели, что осы, ползая по деревянным изгородям и стенам, собирают крохотные ворсинки. Но сколько таких ворсинок пришлось прилепить одну к другой, чтоб вышел домик, об этом они не подумали. Брат и сестра размышляли о другом: как напустить ос на Микаса-Разбойника. Отыскав мешок из синего пластика, о котором говорил Живилек, они с нетерпением стали ждать сумерек.
Осы с раннего утра ловили мух, искали сладостей - и сами ели и кашу для личинок готовили. Вечером, когда село солнце, они вернулись с охоты и, уставши за день, вскоре заснули. Гедрюс с Расяле обмотали головы полотенцами, надели перчатки и подкрались к гнезду. Убедившись, что осы уже спят, они надели на гнездо мешок, закрутили и завязали лентой Расяле.