Эйнит
Шрифт:
— Ну вот и все!
Мастер оказался скор на руку, но не позволил ей слезть с велосипеда.
— Езжай, а хлеб я привезу. Все равно горячий есть нельзя. И чай привезу, потому что до четырех явно не управлюсь, если еще придется в магазин съездить. Не заблудишься?
Усмехнулся по-доброму, но на его неухоженном лице улыбка не выглядела доброй, и Эна даже вздрогнула.
— Шнурки так и не научилась завязывать?
Его ручищи тотчас оказались на ее кроссовках, и те быстро распрощались с прежней белизной.
— Лет-то тебе сколько?
— Пятнадцать
— А Дилану скоро шестнадцать. Как же вы в одном классе-то?
— А у нас до ноября в обычную школу берут. Это в католической меня маленькой посчитали и не взяли.
— Маленькая и есть, раз шнурки завязывать не умеешь. Езжай давай.
Да уж не стоило повторять дважды. К тому же, ворота перед джипом были распахнуты. Туда она и выкатила, молясь не завязнуть в какой-нибудь выбоине. Надо успеть предупредить мать о таком госте. Вот она будет рада!
Глава 8
— Откуда у тебя велосипед?
Мать стояла перед домом, спрятав руки в карманы джинсов. Значит, она успела принять душ и даже просушить волосы, собранные теперь в пучок. Сколько же сейчас времени? Эна и не подумала взглянуть на часы в доме Дилана. Интересно, как долго мать стоит у ворот? Ведь велосипед не машина, услышать его приближение невозможно. Даже в футболке с длинным рукавом можно окоченеть! Одного взгляда на мать оказалось довольно, чтобы Эну затрясло от холода. Она спрыгнула на землю. Глупо спрашивать про велосипед. Где еще она могла его получить, если не от соседей!
— Разве я не учила тебя, что выпрашивать некрасиво? — добавила мать, когда дочь молча прошла мимо нее в дом, оставив велосипед прислоненным к забору, как делал Дилан. — Ты сегодня же вернешь его, поняла? Я куплю тебе велосипед, как только выберемся в город, если ты все равно решила ездить по этим дорогам, зная, как это опасно. Эна, ты слышишь меня?
— Да, я слышу тебя, — Эна сумела заставить себя обернуться только на середине гостиной, когда принялась расстегивать безрукавку. — Я не беру чужие вещи. Меня заставили его взять, потому что посчитали, что мне далеко идти домой пешком.
— Почему ты не ответила мне сразу?
— А потому что ты не дала мне этого сделать! —Эна сорвала с себя безрукавку и швырнула на диван. — Потому что ты уже заранее уверена, что я что-то сделала не так. Я всегда делаю что-то не так, потому что я делаю это не как Джеймс.
— Прекрати орать на меня! — перебила ее мать. — Джеймс никогда не врал мне. А ты постоянно лжешь, даже по пустякам. Ты сказала, что позавтракала, но я же вижу, что молока в канистре не уменьшилось.
— Я просто не хочу больше есть хлопья!
— Отлично! — мать театрально всплеснула руками. —А почему просто не сказать, что ты хочешь чего-то другого? Вместо этого ты полдня ходишь голодная!
— Мама, прошло чуть больше часа, как я ушла! И я не голодная. Меня покормили.
— Отлично! — мать вновь развела руками. — На обед ты тоже туда пойдешь? Эна, это некрасиво навязываться соседям, которых ты даже не знаешь.
— Я не могла отказаться.
— Могла. Ты просто не захотела, называй вещи своими именами. Хватит выворачиваться.
— Да, не захотела, — сжала кулаки Эна. — У них был бекон! Медовый бекон, мой любимый!
— Отлично! Почему вы с отцом не купили бекон, когда были в магазине, если тебе его так хочется? У^к ирландские яйца с беконом ты сама можешь себе поджарить!
Эна заметила, как мать растирает пальцы — должно быть, и вправду замерзла на улице. Эна на секунду даже почувствовала себя виноватой. Но только на секунду, а голос и вовсе не желал показывать никакого сожаления.
— Я больше не буду у них ничего есть. Довольна? — огрызнулась Эна. — А велосипед сможешь вернуть прямо сейчас отцу Дилана. Он привезет хлеб, который мы испекли с Кэтлин и... — Эна выдержала паузу. — Он собрался повесить для нас качели.
Мать еще сильнее принялась потирать руки, словно пыталась оттереть с них невидимую грязь, и будто не сразу расслышала слова дочери, но потом резко вскинула голову и уставилась на нее полными изумления глазами.
— Что? — переспросила она. — Что ты сказала?
— Да, я то и сказала, — все еще слишком громко выпалила Эна. —Дилан, видать, рассказал, что хочет починить для нас качели. Его отец считает, что ему самому не справиться, и потому решил, что должен сделать это сам и прямо сейчас, пока открыт строительный магазин.
— Эна, это невозможно!
— Что невозможно? Не веришь? — Эна махнула в сторону оставшейся открытой входной двери. — Сама увидишь, что он приедет. И если ты сможешь сказать ему «нет», скажи. Меня он не услышал. Да и в чем проблема? Ты же согласилась, чтобы Дилан починил.
— Конечно, я согласилась, — мать опустилась в кресло и оттянула рукава кофты, чтобы спрятать пальцы. Она вся ссутулилась, точно умирала от холода. — Мальчик хочет покрасоваться перед тобой, почему я должна запрещать ему?! — Она смотрела в пол, будто пересчитывала темные половицы. — Его отец — это другое дело. Нам не нужны качели. А если бы и были нужны, я наняла бы рабочих. Я же не могу заплатить ему! Эна, в какое положение ты меня поставила?
Теперь мать смотрела ей в лицо, но так и не изменила позы.
— Мама, при чем тут я?! —теперь уже не от злости, а от обиды закричала Эна. — Я ничего не просила у отца Дилана. Ничего! Он все сам решил, понимаешь? Просто решил и все. Уверена, и жена, и сын у него пикнуть не смеют. Он чудовище какое-то!
— Эна! — лицо матери вдруг стало непроницаемо-серьезным, и она наконец расправила плечи.
— Но это правда, мама! Ты сама его видела, — И Эна скривилась, вспомнив как вид, так и запах соседа. — Но ты знаешь, Кэтлин говорит, что так будет лучше для него... Ну, типа, когда он работает, он не пьет. А вообще он оказывается бухгалтер, а по нему не скажешь...