Эйзенхауэр
Шрифт:
Через день-два произошла первая ссора между молодоженами. Айк отправился к старым друзьям играть в карты. Мейми ждала его до позднего вечера и, не дождавшись, позвонила по телефону (эта новинка уже была в доме старших Эйзенхауэров) и потребовала, чтобы муж немедленно возвращался. Дуайт ответил, что никогда не прекращает игры, пока не добьется выигрыша. После его возвращения далеко за полночь за закрытыми дверями отведенной молодым комнаты разгорелась дискуссия, продолжавшаяся до утра{86}.
Очень быстро, однако, супруги привыкли друг к другу, научились уважать манеры поведения каждого. Мейми оказалась не просто заботливой и любящей спутницей жизни, но достойной офицерской
В общем, жизнь шла своим чередом. Соединенные Штаты явно готовились вступить в мировую войну, а Дуайт, несмотря на относительный комфорт пребывания на провинциальной военной базе, втайне мечтал проявить себя на поле боя.
В начале апреля 1917 года США объявили войну Германии и ее союзникам, а вслед за этим в направлении Европы отплыли корабли с американскими войсками. Эйзенхауэр с нетерпением ждал дня, когда во Францию будет отправлен его полк. Проходили месяцы, а полк оставался в резерве. Правда, учитывая отличное выполнение им служебных обязанностей и победы футбольной команды, которую он тренировал, ему досрочно, в мае 1917-го, присвоили звание капитана.
В конце концов в середине сентября Дуайт получил назначение, расстроившее его до крайности: вместо Европы предстояло отправиться в штат Джорджия, в форт Оглеторп, являвшийся одним из учебных центров американской армии. Видимо, сочтя, что работа тренером футбольной команды свидетельствует о педагогических способностях новоиспеченного капитана, начальство решило, что он справится с подготовкой кандидатов в офицеры.
Конечно, те, кто принимал решение, просто ткнули пальцем в небо, но их выбор оказался верным. Дуайт Эйзенхауэр стал достойным военным педагогом. Смирившись, что пришлось остаться на родине, он придумывал и проверял на практике новые методы войскового тренинга. По его инициативе было развернуто оборудование учебного поля боя, напоминавшего, по его мнению, места, где шли упорные бои на европейском театре военных действий. Были вырыты траншеи, построены землянки. Учебные группы были преобразованы в подразделения, которые преодолевали нейтральную полосу и атаковали «противника» — бойцов другого подразделения.
Согласно правилам женам преподавателей в Оглеторпе жить не разрешалось. Мейми ждала ребенка. Он родился 24 сентября, через несколько дней после прибытия отца на место назначения. Мальчик получил имя Дауд Дуайт, но в семье его называли Айки. Дуайту-старшему разрешили лишь на день отлучиться в Сан-Антонио, чтобы посмотреть на новорожденного.
Несмотря на пополнение в семействе, Эйзенхауэр подавал рапорт за рапортом об отправке его на боевые позиции по другую сторону океана. Все они были отклонены. Правда, в декабре того же года Дуайту повезло — его перевели в форт Ливенворт недалеко от города Канзас, старейшую американскую военную базу, которая долгое время пользовалась репутацией мозгового центра армии США. Слава эта, правда, постепенно выветривалась, ибо Ливенворт всё больше превращался в армейскую провинцию. Везение же состояло в том, что по дороге он получил возможность несколько дней провести с семьей, да и расположено новое место службы было недалеко от Абилина.
Теперь Дуайт должен был тренировать не кандидатов в офицеры, а уже аттестованных лейтенантов второго класса. Тем не менее рапорты о переводе во Францию продолжали следовать один за другим. Дело дошло до того, что Военное министерство объявило капитану Эйзенхауэру выговор за слишком настоятельные просьбы о новом назначении.
Однако чувство досады не мешало Дуайту не просто выполнять задания, а проявлять настойчивость, требовательность в сочетании с доброжелательным отношением к подчиненным. Один из них в письме родным рассказывал: «У нас новый капитан по фамилии Эйзенхауэр. Я думаю, он один из наилучших армейских офицеров… Он проводит с нами великолепные стрелковые занятия. Он заставляет работать воображение всех наших ребят»{88}.
В Ливенворте Дуайт прослужил недолго — до февраля 1918 года, когда ему представилась возможность повысить свою военную квалификацию. Он получил приказ отправиться в военный городок Кэмп-Мид, штат Мэриленд, для службы в 65-м инженерном полку, в составе которого находился танковый батальон, готовившийся к отправке в Европу. В батальоне было всего несколько учебных танков. Эйзенхауэру было поручено наладить обучение танкистов, хотя он до этого не только не имел этой воинской специальности, но вообще не видел танков. Тем не менее он был полон решимости не только овладеть умением вести танковый бой, но и научить этому солдат и сержантов. Вскоре Дуайта назначили командиром батальона и проинформировали, что в марте 1918 года он во главе своего подразделения отправится из Нью-Йорка во Францию.
Но и на этот раз судьба посмеялась над ним. Учитывая организаторские способности новоиспеченного танкиста, его отозвали из Кэмп-Мида и перевели в заброшенный военный лагерь Колд под Геттисбергом, штат Пенсильвания, где предполагалось начать формирование отдельного танкового корпуса. На первый взгляд это было отличное назначение: 27-летнему офицеру предстояло командовать подразделением самого современного рода войск, которому военные специалисты предрекали большое будущее. Но на деле в лагере имелось всего несколько танков. Не было и офицеров, знакомых с новой техникой.
Тем не менее Эйзенхауэр горячо взялся за дело. Быстро улавливавший новые веяния в военном искусстве, внимательно следивший за ходом боевых операций в Европе, он убеждался, что танки скоро станут неотъемлемой, а может быть, главной частью вооруженных сил любой крупной страны, и всячески пытался довести эти взгляды до других военных. Эйзенхауэр с особым вниманием по всем доступным источникам буквально поминутно проследил битву в районе французского города Камбре (ноябрь — декабрь 1917 года) — первое в истории войны сражение, в котором в большом количестве были применены танки, причем не в виде средства поддержки пехоты, а в качестве самостоятельной силы. Хотя совершить глубокий прорыв германского фронта не удалось, военные теоретики разных стран указывали на высокую эффективность концентрированного использования танков в наступлении{89}.
Эйзенхауэру льстило, что сразу после его прибытия в лагерь последовал приказ о назначении его командиром всего воинского объекта. С присущей ему энергией и некоторым опытом, приобретенным на предыдущих постах, он быстро привел лагерь в порядок. Ему удалось создать телеграфную школу, а затем школу мотористов. Началось обучение солдат и офицеров танковому бою. Но, несмотря на все ходатайства, новые танки не поступали. Консерваторы в военном ведомстве не считали танки действенным оружием, рассматривали их как модную выдумку, которая разлетится в прах на поле боя. Дуайт всё же надеялся получить танки, а пока придумал им временную замену: на грузовики устанавливались пушки и пулеметы, а затем инструктор учил подчиненных стрелять по мишеням с этих движущихся «платформ», как он их называл. Такое обучение давало неплохие результаты.