Эйзенхауэр
Шрифт:
Подчиненные, большая часть которых впервые столкнулась с руководителем, страстно отстаивавшим передовые взгляды на современную войну, горячо поддерживали его усилия. Иногда Дуайту даже казалось, что они льстят ему. Когда один из лейтенантов стал слишком хвалить руководителя, тот резко его оборвал: «Походите по лагерю и найдите там какой-нибудь непорядок. Это будет лучше, чем ваши разговоры. То ли вы неискренни, то ли еще больший глупец, чем я!»{90} Естественно, что такие речевые обороты только увеличивали популярность молодого командира у столь же молодых подчиненных. От офицеров высокая репутация Эйзенхауэра распространялась на унтер-офицерский и рядовой состав. Сержант Клод Харрис вспоминал: «С ним всегда можно посоветоваться как по военным, так и по личным делам»{91}.
Упорные
Так молодой капитан узнал, что и в Англии идет негласная борьба между «танковыми прогрессистами» и «кавалерийскими консерваторами». Вряд ли при этом известии у Дуйта стало легче на душе, но с тех пор он внимательно следил за карьерой того человека, с которым ему придется устанавливать непосредственный контакт во время Второй мировой войны и которого он будет ценить исключительно высоко, даже больше, чем президента США Франклина Рузвельта.
В середине октября 1918 года капитану Эйзенхауэру было присвоено временное звание [4] подполковника, минуя майорское.
Дуайт ликовал не только потому, что его повысили в звании, признав заслуги, но прежде всего по той причине, что это означало скорую отправку на фронт во главе танковой части. Его не смущало, что подчиненных ему солдат и офицеров можно было назвать танкистами лишь условно, поскольку они всего за несколько недель назад увидели настоящие, боевые машины. Свои танки им предстояло получить только во Франции и доучиваться на поле боя.
4
По несколько странной практике временных званий, существовавшей в армии США, при назначении офицера на значительно более высокую должность ему присваивалось следующее звание, а по окончании миссии возвращалось старое Временное звание становилось постоянным после соответствующей выслуги лет или — крайне редко — в результате благоприятного случая
Вскоре поступил приказ: прибыть в Нью-Йорк и 18 ноября погрузиться на корабль, чтобы участвовать в общем генеральном наступлении Антанты, планируемом на весну 1919 года.
Однако 11 ноября произошло событие, одновременно обрадовавшее Эйзенхауэра и вызвавшее у него чувство досады: в Компьенском лесу во французской Пикардии было подписано перемирие между Германией и странами Антанты, по существу означавшее германскую капитуляцию. Эйзенхауэр радовался победе союзников и самих США, хотя американская армия участвовала в военных действиях менее полугода, а досадовал на то, что ему не довелось лично на поле боя внести вклад в победу. Подчиненный Дуайта капитан Норман Рэндолф, находившийся в его кабинете, когда по радио передали новость об окончании войны, вспоминал: «Я думал, что мы теперь проведем остаток жизни, объясняя, почему мы лично не участвовали в этой войне»{92}. Командир был с ним согласен.
Усердие Эйзенхауэра при подготовке танкистов было вознаграждено. В 1922 году он получил первую медаль — «За выдающиеся успехи в службе». Это была новая, учрежденная в 1918 году награда, которой удостаивались «лица, служащие в Вооруженных силах Соединенных Штатов в любой должности, отличившиеся исключительно высокими достижениями в служении Правительству, выполняя ответственные задачи»{93}. С. Амброз полагает, что «для Эйзенхауэра это было скорее горькое напоминание, чем желанная награда»{94}. Мы не склонны так высоко оценивать скромность нашего героя: он считал, что награда была заслуженная, что на своем посту он прилагал максимум усилий для выполнения поставленных задач и проявлял завидную инициативу, стремясь преодолеть инертность
Окончание Первой мировой войны было встречено американскими властями с огромным облегчением: США оказались в числе победителей, приложив минимум усилий. И военные чины, и политики были убеждены, что крупным, мировым конфликтам пришел конец. Мало кто предполагал, что окончание Первой мировой войны по существу положило начало подготовке Второй мировой, что межвоенный период фактически был предвоенным.
В течение шести месяцев была проведена демобилизация. Армия сократилась в 20 раз: из 2,6 миллиона человек на военной службе были оставлены 128 тысяч. В 1935 году вооруженные силы крупнейшей по уровню производства и ряду других показателей страны стояли на 16-м месте по численности{95}. В Соединенных Штатах возродились и стали преобладающими изоляционистские настроения.
Мирные будни военного
Эйзенхауэр был кадровым офицером, и поэтому демобилизация его не коснулась. Но в июле 1920 года в высших армейских кругах о нем вспомнили — и понизили в звании: он вновь стал капитаном. Правда, через несколько дней он получил звание майора, в котором пребывал целых 16 лет. Не раз на протяжении этого времени Дуайт получал предложения уйти в отставку, поступить на службу в ту или иную частную фирму, причем ему обещали значительно большее вознаграждение, нежели жалованье, которое он получал в качестве временного подполковника. Эти предложения не были случайными: знакомые видели организаторские способности офицера, его преданность делу, умение учиться на собственном и чужом опыте. Но соблазны штатской службы Эйзенхауэр отвергал. Не то чтобы он надеялся на новую войну, в которой проявит свои способности. Он отличался не только патриотизмом и верностью долгу, но и тягой к деятельности в экстремальных ситуациях, к руководству крупными людскими контингентами, к работе в коллективе если не единомышленников, то, по крайней мере, четких исполнителей. Эти качества, считал Эйзенхауэр, он мог проявить прежде всего на военной службе.
Вместо Европейского континента Дуайт вновь оказался — правда, на сравнительно короткое время — в лагере Мид. Ему поручили малоинтересную, в основном канцелярскую, работу по демобилизации. После этого он получил задание сопровождать конвой крытых грузовиков, доставлявших демобилизованных на Западное побережье. Путешествие продолжалось чуть ли не всё лето: Дуайт с удивлением обнаружил, что в США не существует единой автомобильной транспортной системы, а имеющиеся дороги находятся в ужасном состоянии. Конвой двигался со средней скоростью пять миль в час — немногим быстрее пешехода{96}.
Позднее он нередко вспоминал это лето, а став президентом, много внимания уделял созданию единой шоссейной системы, которой даже в первые послевоенные годы еще не существовало.
Но пока надо было думать прежде всего о том, как наиболее рационально, с пользой для дела, продвигаясь вверх по карьерным ступенькам, применить свои силы.
Он был вполне удовлетворен, когда ему вместе с капитаном Джорджем Паттоном поручили создать танковую школу в лагере Мид. Паттон, пятью годами старше Эйзенхауэра, тоже окончил академию в Вест-Пойнте, побывал на французских фронтах, участвовал (правда, только в качестве наблюдателя) в сражении при Камбре и с тех пор стал страстным сторонником танковой войны. Оказалось, что у коллег схожие взгляды по вопросам военной стратегии, особенно касательно использования танков.
Деловое сотрудничество быстро переросло в дружбу, которая сохранялась до рокового дня 21 декабря 1945 года, когда Паттон, прошедший две мировые войны, погиб в авиакатастрофе. Теплые отношения не мешали Эйзенхауэру видеть некоторые отрицательные личные качества Паттона: невероятное самомнение, нежелание прислушиваться к рекомендациям коллег и к общественному мнению, политическая ангажированность (он стоял на крайне правом фланге республиканцев), открыто выражаемый антисемитизм, ненавистный Эйзенхауэру, который просто не понимал, как можно отрицательно относиться к людям из-за того, что у них иные происхождение и религия.