Эжени де Франваль
Шрифт:
— Однако я не хочу преступить через них без твоего согласия.
— А разве ты не презираешь их так же, как и я?
— Согласен, но я не хочу стать ни твоим тираном, ни твоим соблазнителем. Благодеяния, коих взыскую, желаю я получить единственно по любви. Ты знаешь свет, я не скрыл от тебя ни одного из его соблазнов. Прятать тебя от взоров мужчин, одному наслаждаться зрелищем твоей красоты было бы несправедливо с моей стороны. Если есть в этом мире тот единственный, кто тебе дороже меня, скорей открой его имя, и я отправлюсь за ним на край света, чтобы привести его в твои объятия. Поверь, ангел мой, твое счастье мне во сто крат дороже своего собственного: нежные ласки,
Итак, решай, Эжени. Сделай шаг сей и возложи невинность свою на жертвенный алтарь. Но сама выбери себе жреца, я же отказываюсь от наслаждений, даруемых этим званием, если дано оно мне будет не по велению души. И если ты предпочтешь другого, то, стремясь остаться достойным твоих чувств, я приведу к тебе того, кого ты полюбишь со всей страстью, заслужив тем твое снисхождение. Не сумев завоевать сердца Эжени, я останусь ее другом, так и не став ее возлюбленным.
— Ты для меня все, брат мой, все, — воскликнула Эжени, сгорая от любви и вожделения. — Кому, как не тебе, должна я подарить свою невинность, тебе единственному, тебе, кому я поклоняюсь, как божеству? Кто еще в этом мире более достоин тех эфемерных прелестей, которых ты жаждешь… и которые уже трепещут под обжигающими ласками рук твоих! Разве ты не видишь, как, охваченная всепожирающим пламенем, я так же, как и ты, стремлюсь к обещанным тобою наслаждениям? О, нежный брат мой, сердечный мой друг, владей же мною, владей, принеси в жертву свою Эжени: там, на алтаре, в твоих страстных объятиях она будет торжествовать вечно.
И распаленный Франваль, обставивший свое поведение с утонченностью, как известно, его натуре не свойственной, лишь для того, чтобы совратить несчастную жертву наиболее изощренным способом, тут же воспользовался доверчивостью дочери. Устранив все препятствия, отчасти в согласии с принципами, внушенными им этой постоянно алчущей новых впечатлений душе, отчасти благодаря тому коварству, с которым довершал он свое обольщение, он осуществил развратный замысел свой и безнаказанно стал похитителем девственности у той, кого само природное звание его обязывало защищать.
Много дней пребывали они в опьянении друг другом. Эжени, созревшая для любовных утех, побуждаемая всей системой воспитания, предавалась им с неутомимым пылом. Франваль обучил ее всем таинствам любовных игр. Чем ухищреннее становились его уроки, тем крепче он приковывал к себе свою жертву. Она словно отверзала все тело свое навстречу любовнику, обвиняла его в недостаточной извращенности воображения. Ей казалось, что он что-то от нее скрывает. Она сокрушалась о летах своих и невежестве, лишавших ее, как она думала, должной соблазнительности. И, желая получить соответствующее воспитание, она заботилась только о том, чтобы ни одно из средств, распаляющих страсть ее любовника, не осталось ей неизвестным.
Любовники вернулись в Париж, но преступные утехи, коими упивался этот извращенный человек, столь всемерно услаждали и тело, и дух его, что непостоянство, проявляемое им обычно в любовных связях, на сей раз не смогло разорвать нечестивые узы. Он влюбился без памяти, и роковая страсть непременно должна была породить самое жестокое небрежение в обращении с женой…
О, несчастная жертва! Госпожа де Франваль, достигнув тридцати одного года, пребывала в самом расцвете своей необычайной красоты. Взор, постоянно печальный из-за снедавшей ее скорби, делал ее внешность еще более притягательной. В слезах, изнемогающая от тоски, с прекрасными волосами, небрежно разметавшимися по словно выточенным из алебастра плечам, с губами, прижатыми в любовном поцелуе к милому
Но еще неведомо было ей, чем завершатся ее мучения. Воспитание Эжени, поддерживающее ее в полном неведении основных заповедей добродетели, о которых упоминалось лишь затем, чтобы вызвать у девушки отвращение; сомнения в том, что священное чувство долга, столь презираемое Франвалем, будет внушено им дочери; редкие часы, когда ей дозволялось видеть девушку; страх, что странная система воспитания дочери повлечет за собой рано или поздно многочисленные преступления; распутство Франваля, наконец, каждодневная его жестокость по отношению к ней… к ней, старавшейся предупредить малейшее его желание, к ней, не знавшей иных забот, кроме как понравиться ему, пробудить интерес к себе, — таковы до сего времени были причины ее горя. Каким же ужасом должна была преисполниться эта нежная и чувствительная душа, если бы ей довелось узнать обо всем!
Тем временем обучение Эжени продолжалось. Она сама выразила желание заниматься с учителями, пока ей не исполнится шестнадцать лет, и ее способности, обширные познания, изысканные манеры, совершенствующиеся день ото дня, — все это еще крепче привязывало к ней Франваля. Легко было догадаться, что он никогда никого так не любил, как Эжени.
На первый взгляд в жизни мадемуазель де Франваль ничего не изменилось, кроме часов, отведенных урокам отца. Эти уединенные беседы значительно участились и продолжались до глубокой ночи. Единственным человеком, посвященным в их отношения, была гувернантка Эжени, но она была ей безгранично преданна и на ее скромность можно было положиться.
Некоторые изменения также произошли в трапезах Эжени — теперь она обедала вместе с родителями. Такая перемена в знатном семействе Франваля тотчас же привлекла в дом множество поклонников, желавших видеть Эжени своей супругой. Ей было сделано множество предложений. Франваль между тем, уверенный в чувствах дочери и не сомневаясь в тщетности усилий новоявленных претендентов, не думал о том, что подобное обилие предложений, встреченных отказом, может привести к разоблачению их связи.
В одной из бесед с дочерью госпожа де Франваль, страстно жаждавшая этой милости, но удостаивавшаяся ее крайне редко, эта нежная мать сообщила Эжени, что господин де Коленс просит ее руки.
— Вы знакомы с этим человеком, дочь моя, — сказала госпожа де Франваль. — Он любит вас, он молод, любезен, его ожидает богатство, ему нужно лишь ваше согласие… только ваше согласие, дочь моя… Что мне ему ответить?
Удивленная, Эжени покраснела и сказала, что пока еще не склонна к замужеству, но надо поговорить об этом с отцом: его воля станет для нее законом.
Госпожа де Франваль, усмотрев в ответе простую нерешительность юной девушки, через несколько дней нашла наконец возможность переговорить с мужем. Она сообщила ему о намерениях семейства Коленса, а также о собственных планах молодого человека и пересказала ответ дочери.
Разумеется, Франвалю все было известно, однако он не решился напрямую выдать себя.
— Сударыня, — сурово обратился он к супруге, — я требую, чтобы вы оставили Эжени в покое. Старания, предпринимаемые мною для удаления вас от нее, ясно свидетельствуют о моем желании, чтобы все, что имеет отношение к Эжени, никоим образом вас не касалось. И я еще раз повторяю свой запрет… Надеюсь, вы о нем не забудете?
— Но что мне ответить молодому человеку?
— Вы скажете, что я признателен за оказанную мне честь, но дочь моя имеет врожденные недостатки, препятствующие заключению брачного союза.