Эжени де Франваль
Шрифт:
Скандал неизбежно вызовет огласку, начавшиеся разговоры пробудят нечестивые страсти тех, кто сам склонен к подобного рода проступкам. Ослепление, неотрывно сопровождающее преступление, манит преступника надеждой, что он будет более удачлив, нежели его разоблаченный предшественник. Случившееся послужит ему не уроком, но лишь дельным советом, и он предастся невиданным порокам, на что, по всей вероятности, никогда бы не отважился, не будь пагубного примера, ошибочно воспринятого за образец. Ибо понесенное наказание скорее тешит тщеславие, нежели изнуряет своею суровостью.
Таким образом, на первом совете было решено лишь доподлинно установить причины
— Известно ли вам, Эжени, — обратился как-то вечером Франваль к дочери, — что нас хотят разлучить? Как вы считаете, дитя мое, удастся ли им сделать это?.. Смогут ли они расторгнуть сладостные наши узы?
— Никогда… никогда! Не бойся, о нежнейший друг мой, не бойся! Эти узы, столь тебя услаждающие, дороги мне так же, как и тебе. Ведь ты откровенно, ничего не скрывая, разъяснил мне, сколь оскорбительны они для наших нравов. Но, не боясь нарушить обычаи, кои, как известно, зависят от общества и посему не могут считаться священными, я сама пожелала этих уз. С чистым сердцем соткала я их, и не страшись, что я сама их разорву.
— Увы! Кто знает?.. Коленс моложе меня… У него есть все, чтобы понравиться тебе. Развей заблуждение, застилающее взор твой, Эжени. Возраст и рассудок скоро возьмут свое, укоры твои болью отзовутся в моем сердце, и я никогда не прощу себе, что сделал тебя несчастной!
— Нет, — твердо ответила Эжени, — нет, я люблю и буду любить только тебя. Я буду самой несчастной из женщин, если мне придется выбрать себе супруга… Как могу я, — страстно продолжала она, — соединить судьбу свою с человеком, не имеющим, как ты, двойного повода для любви ко мне, как смогу я постигнуть чувства его, его желания… И что, кроме презрения, ждет меня после того, как он забудет меня? Участь ханжи, святоши или девки? О нет, нет! Я навсегда останусь твоей возлюбленной, друг мой. Это желание во сто крат сильнее стремления играть в обществе ту или иную низкую роль…
Но в чем причина переполоха? — с досадою спросила Эжени. — Известна она тебе, друг мой? Кто ее вызвал?.. Твоя жена?.. Конечно же, это она… Ее неумолимая ревность… Да, угроза нашему счастью исходит от нее… Но я ее не осуждаю: все просто… все понятно… чтобы сохранить тебя, можно пойти на все. Чего бы только я ни сделала, если бы была на ее месте и у меня захотели бы похитить твою любовь!
Франваль, изумленный и взволнованный, покрывал дочь поцелуями. Та, поощряемая его преступными ласками, дала выход своему бессердечию и с непростительным бесстыдством осмелилась сказать отцу, что единственное средство отвлечь внимание матери от них двоих — подыскать ей любовника.
Подобная изобретательность порадовала Франваля. Однако несравнимо более жестокий, нежели дочь его, охваченный стремлением исподволь вселить в ее юное сердце неутолимую ненависть к жене своей, он ответил, что такая месть была бы слишком мягкой: имеется немало иных средств сделать несчастной женщину, докучающую собственному мужу.
В подобных разговорах прошло несколько недель. За это время Франваль и его дочь решились все же осуществить свой первый замысел, направленный на унижение добродетельной супруги, не без оснований полагая при этом, что, прежде чем перейти к средствам более низменным, следует все же прибегнуть к первому: подыскать любовника, который не только смог бы подсказать дальнейшие способы воздействия на несчастную женщину, но и в случае успеха заставил бы госпожу де Франваль не столь рьяно искать недостатки у других, ибо стало бы очевидным ее собственное несовершенство. Во исполнение этого замысла Франваль перебрал всех знакомых ему молодых людей и после долгих размышлений остановил свой выбор на Вальмоне, показавшемся ему подходящим для выполнения подобной услуги.
Вальмону было тридцать лет, он был красив, умен, обладал богатым воображением, не имел нравственных предрассудков и, таким образом, вполне соответствовал отводимой ему роли.
Как-то раз Франваль пригласил его на ужин и по окончании, выйдя из-за стола, отвел в сторону.
— Друг мой, — обратился он к нему, — я всегда считал, что в нас много общего; настал момент доказать, что я не ошибся. Я требую от тебя подтверждения твоего ко мне расположения… но подтверждения весьма необычного.
— В чем дело, дорогой мой? Объясни, ты же знаешь, что я всегда готов быть тебе полезным!
— Как ты находишь мою жену?
— Она обольстительна. Если бы ее мужем был не ты, то я давно бы стал ее любовником.
— Подобное соображение весьма трогательно, Вальмон, однако по отношению ко мне подобная щепетильность напрасна.
— О чем ты говоришь?
— Ты, наверное, удивишься… но именно потому, что ты мой друг… именно потому, что я супруг госпожи де Франваль, я требую, чтобы ты стал ее любовником.
— Ты с ума сошел?
— Нет, но прихоть… каприз… Ты знаешь меня давно и должен был бы привыкнуть к моим причудам… Я хочу пробить брешь в этой добродетели и рассчитываю, что именно ты заманишь ее в ловушку.
— Какое безумие!
— Напротив, плод глубоких размышлений.
— Как! Ты хочешь, чтобы я?..
— Да, хочу, требую и перестану считать тебя своим другом, если ты не окажешь мне эту услугу… Я тебе помогу… дам тебе возможности… какие захочешь… и ты их не упустишь. Как только я буду уверен в успехе предприятия, я, если пожелаешь, на коленях буду благодарить тебя за содеянное.
— Франваль, тебе не удастся меня провести: здесь кроется нечто странное… Я не стану ничего делать, пока не узнаю всей правды.
— Разумеется… Однако я не думал, что ты столь робок, напротив, считал тебя способным поддержать игру… Ты же все еще во власти предрассудков… воспоминания о временах рыцарства, держу пари?.. Тогда ты оробеешь, словно дитя, когда я расскажу тебе все, и уже более ничего не сможешь сделать.
— Я оробею?.. Воистину я в растерянности от твоих суждений обо мне: знай же, дорогой, что нет в мире такого порока… ни единого, о чем бы ты ни говорил, упоминание о котором хоть на миг смогло бы смутить меня.
— Вальмон, обращал ли ты когда-нибудь внимание на Эжени?
— Твою дочь?
— Или мою любовницу, если так тебе будет угодно.
— Ах ты нечестивец, теперь я тебя понимаю.
— Наконец-то, впервые в жизни у тебя хватило проницательности.
— О, дьявол! Так ты влюблен?
— Да, друг мой, я как Лот [1] ! Я всегда был исполнен высочайшего почтения к священным книгам, всегда считал, что, подражая их героям, я заслужу царствие небесное!..
1
Библейский персонаж. Лот вступил в кровосмесительную связь со своими дочерьми во имя продолжения рода (Книга Бытия. 19, 30–36). — Примеч. пер.