Ежики, или Мужчины как дети
Шрифт:
– Как здоровье? Что-то вас давно не видно.
– Все отлично. Закрутилась просто.
– Ты похудела? Как удалось, расскажи?
– Отдаю ужин врагу. Порой жалко до слез, а что делать!
– Да уж, пора и мне уже пойти в клинику и сделать себе техосмотр. Что-то у меня бессонница в последнее время.
– Собираетесь на лыжах в этом году?
– Может быть, останемся. – Они разговаривали, раздвоенные длинные языки трепетали, а в уголках губ поблескивали капли яда. И Лидия тоже старательно изображала змею, и за долгие годы практики у нее это стало получаться, хоть по природе своей она была скорее рыжей лисичкой. Тоже хищник в принципе,
Все было так, и теперь, когда Павел лежал в больнице и хлопал глазами, из которых лились отчаяние и ужас, Лидия стала свободной, она вышла на улицу из сырого тропического климата серпентария и могла позволить такую роскошь, как глоток чистого морозного воздуха, пропитанного хвойным ароматом. И все же деньги были нужны. Дочка Машенька продолжала ходить в детский сад, за который каждый месяц надо было вываливать по сорок штук. Домработница получала примерно столько же. Сам дом, пока еще не был продан (а это ведь, как известно, дело не быстрое), денег тоже требовал. Свет, газ, Интернет, охрана с автоматами и злыми лицами – серпентарий у них был не из дешевых. К тому же родители. Старые, уставшие от треволнений, с нитроглицерином под языком – родители Павла. Ворчливые, считающие, что она сама во всем виновата, вечно не одобряющие их образ жизни – родители Лиды.
– Лидочка, ты не могла бы отвезти папу в Гельмгольца, что-то у него опять зрение упало, – невинно интересовалась мама, что означало цикл анализов и потом, вероятнее всего, операцию, которая тоже будет стоить не три копейки.
– Конечно, мама. Только, может, подождем, пока Павла выпишут?
– Лидуся, ты права, – соглашалась мама. – Только ты же знаешь, как опасно запустить процесс. Папа уже не мальчик.
– Хорошо! – вздыхала Лидия. И не успевала она расслабиться, как Эмилия Вячеславовна, свекровь, тоже звонила или даже приезжала и умильным голосом спрашивала:
– Детка, мы в этом году поедем в Карловы Вары? У меня что-то сердце пошаливает, может, в январе? Мы можем вообще поехать туда на Новый год.
– Конечно! – еще умильнее соглашалась Лидия. Что можно объяснить великовозрастным деткам, которые привыкли за столько лет регулярно ездить в санатории, а также на курорты, на шопинг, а в довесок к тому иметь карманные деньги, чтобы с подругами их дней суровых ходить в милые уютные ресторанчики Солнечногорска. И уже вполне освоились за эти годы с кредитками, с которыми поначалу не знали как справиться.
– Лидочка, это как-то не по-нашему. Мы старые люди, привыкли уже к бумажным деньгам. Это все не для нас.
– Уверяю вас, это не так уж сложно. Не можем же мы с Пашей ездить к вам каждые пять минут? А если вам вдруг на что-то срочно понадобятся деньги? – убеждала она их несколько лет назад. Родители вздыхали и от безнадежности соглашались на эти куски пластмассы, которые и на деньги-то не похожи.
– До чего только техника дошла! – особенно громко выступала Эмилия Вячеславовна.
А потом свекровь освоилась до такой степени, что даже завела дома компьютер и посещала интернет-магазины. И теперь Лидия просто не знала, что же делать. Ее собственный пластик, выпущенный в платиновом варианте, теперь годился разве что на то, чтобы разбивать его торцом кокаиновую дорожку (если бы таковая у Лидии имелась). Больше ни на что. Денег там осталось – минус сто тысяч, которые еще предстояло вернуть с процентами. В доме тем паче денег не имелось, так как Павел (как уже говорилось ранее) денег в доме не держал никогда. А родители с обеих сторон все ее призывы к экономии воспринимали как первоапрельскую шутку, причем неудачную, которую Лидия зачем-то решила пошутить еще до наступления Дня дурака.
Так что, ясен пень, Лидия очень нервничала. Она уже пыталась объясниться с Павлом, который, как говорила докторша, влюбленная в дундука Сашку, вполне был в состоянии ее понимать. Деньги были нужны здесь и сейчас, потому что, когда будет продан дом, неизвестно. За три копейки его не отдашь – жалко, а за хорошие деньги клиента надо ждать. Риелтор сказал, что надо для пущего эффекту на Новой Риге оплатить баннер с рекламой. Мол, современные респектабельные господа покупают такие дома исключительно после дорожного щита.
– Но это как-то странно, вам не кажется? – с сомнением качала головой Лида.
– Нет, не кажется. У нас проводилось исследование, очень крупное и длительное, и выяснилось, что восемьдесят процентов покупателей впервые узнали о своем объекте именно с рекламного щита. Ехали мимо и прочитали рекламу, – возразил риелтор.
– И о каких деньгах идет речь? – нахмурилась Лида. Впервые она задумалась, как, должно быть, Павла доставали эти постоянные расходы, сыплющиеся на голову как из рога изобилия. Но он-то хоть знал, где та тумбочка, в которой деньги можно взять. Тумбочка Лидии лежала в кошельке – пустая. А речь шла об очень серьезных деньгах. Новая Рига – это вам не хрень собачья, самое пафосное шоссе в Подмосковье, после Рублевки, конечно. Так что экономить тут на рекламе было не комильфо.
– Паша, скажи, у нас вообще есть какие-то деньги? – спросила Лидия мужа, глядя в его усталые глаза и чувствуя себя, по правде сказать, последней свиньей. Она старательно проговаривала каждое слово губами, чтобы Паша мог хоть по ним прочитать смысл. Он не слышал ничего, не шевелился, не мог самостоятельно сходить в туалет, а тут она – со все тем же скотским вопросом: где деньги, Зин?
– Да, есть, – моргнул он, глядя на нее, как приговоренный к расстрелу партизан.
– На счете ничего не осталось, все разошлось, – грустно поделилась она, глядя в окно. За окном мела метель, декабрь, хоть и только начался, а кусался, как бешеная собака, и отмораживал носы. – Машке нужна новая шуба на зиму, из старой руки торчат чуть не по локоть – выросла. Растет быстро.
– ??? – в бессильной ярости что-то сказать, Паша посмотрел на нее огненным взглядом.
– Ой, прости! – опомнилась Лида, снова почувствовав себя свиньей. Что она тут разговорилась, он же не слышит ничего. Она повернулась к нему и медленно, активно работая губами, проговорила: – Хочешь, привезу к тебе Машку? Она соскучилась.
– … – Глаза Павла налились слезами.
– Ну что ты, миленький. Все будет хорошо, – бросилась успокаивать она его, схватила за руку, поцеловала ее и прижала к себе. – Не хочешь – не надо. Потом, когда ты поправишься, привезу.
– ??? – снова вытаращился он. Лида уже и без слов начинала его понимать. «Что ты имеешь в виду под словом «поправишься»? Я – живой труп, обуза, которую ты обязательно бросишь. Сейчас или чуть позже – какая разница?»
– Я никогда тебя не брошу, – сказала Лида, глядя ему в глаза. Взгляд ее был злой, раздраженный.
– Бросишь, – устало показал он глазами и закрыл их.
– Ну-ка, посмотри на меня, – она потрепала его за щеку, заставила его снова открыть глаза. – Хватит вести себя как придурок. Хотя ты всегда придурком и был. Теперь просто глухой парализованный придурок.