F 20. Балансировать на грани
Шрифт:
— Олег, днем у меня были дела, но на работе я появилась в четыре. Понятия не имею, почему ты не видел, как я захожу в здание. Да спроси хоть у кого…у Нины, у охраны…
— Вы все в сговоре! — психанул он, ударив ладонями по машине.
— Да нет же! Днем я была у твоей матери, спроси у нее. Или ты считаешь, что она тоже хочет скрыть мою измену тебе?
На его лице впервые отразилось сомнение в собственных убеждениях.
— Зачем ты ездила к маме?
— Чтобы поговорить о тебе. Олег, может, поедем домой, мне не по себе здесь, — я опасливо оглянулась. Из окна третьего этажа на нас в упор смотрел полный лысый мужчина, голый по пояс. Надеюсь, что по пояс. Олег тоже заметил свидетеля нашей семейной разборки
— Так зачем ты ездила к маме? — в его голосе звучало недоверие. Дорога была практически пустой, поэтому я могла позволить себе отвлекаться на серьезный разговор.
— Хотела поговорить о тебе. Милый, я вижу, что тебе становится хуже, я очень хочу помочь. Пожалуйста, не обижайся на меня за эту поездку. И перестань думать, что у меня есть отношения на стороне.
Он помолчал некоторое время.
— И что она тебе сказала?
— Да ничего особенного. Показала твои детские и юношеские фотографии.
— Говорили об аварии?
— Немного.
Следующие пятнадцать минут в машине звучали голоса лишь полуночного ди-джея и нескольких исполнительниц нашей и американской эстрад.
Остановив машину, я взглянула на Олега.
— Ну что, идем дом…
Его прищуренные словно в попытке прожечь мою душу серые глаза заставили осечься и замолчать, а в тот момент, когда они встретились с моими испуганными, я почувствовала укол в сердце. Столько энергии, психологического давления было в этом взгляде, что на мгновение я захлебнулась воздухом, запаниковав. Вероятно, еще не отошла от нападения.
— Зачем ты копаешься в этой истории? — ровным голосом спросил он, едва шевеля губами.
— Ты пытаешься меня загипнотизировать? — попыталась пошутить я, с горечью отмечая, что успокаивать и жалеть меня он не собирается. Ему вообще нет дела, что меня менее получаса назад едва не изнасиловали, — применяешь на мне свои «психиатрические» штучки? — улыбка получилась ненатуральной. Ладно, с последствиями нападения справлюсь, обсужу завтра на работе подробности с Ниной, она неплохой психолог. Профессия обязывает. Сейчас нужно разрядить отношения со спасителем. Снова пытаюсь улыбаться, а он продолжает смотреть, словно прорываясь в мой разум, освобождая мои мысли от защитной шелухи, сдирая ее слой за слоем, прорываясь к сердцевине, к самому сокровенному. Это был взгляд профессионала, общающегося с тяжело — больным пациентом. Взгляд человека, пытающегося отделить фантазии от лжи, в моем случае — правдивые мотивы действий от тех, которыми можно прикрыться. Чтобы скрыть истину. Записка жгла карман.
— Почему ты не спросишь у меня напрямую? Зачем эти обходные маневры?
— Я подумала, что тебе неприятно говорить об этом.
— О чем? О том, что на моих глазах, в нескольких метрах от меня машина сбила мою бывшую жену? Или о том, что родители в этот момент порадовались, отказываясь помогать нам? А, может, ты хотела узнать детали дня, когда я совершил убийство? Аля, ты боишься меня? Ты считаешь, что меня напрасно не посадили?
— Нет, Олег, что ты. Я уверена, что это был несчастный случай. Милый, ты говоришь жестокие вещи, твой отец бы обязательно помог, но он был занят на операции.
— Дай угадаю, спасал детей, да? Ха-ха-ха, Аля! Я тебя умоляю, — он потряс ладонями перед лицом, закатывая глаза, — Аля, — вдруг стал серьезным, — жалось к детям и котятам — запрещенный прием. От душещипательной истории с
Я молчала.
— Аля, мой отец не спасал детей. То есть в том автобусе действительно было дети, но они отделались переломами. Мой папа делал операцию водителю и одному из пассажиров. А детские слезы были добавлены, чтобы придать трагичности случившемуся и отвлечь народ от очередного кризиса.
— Но твоя мама сказала…
— Она верит тому, чему хочет верить. А именно, что Николай Николаевич — божество, спустившееся с небес и одарившее ее своим светом.
— Так нельзя говорить про родителей.
— Ты права, я забылся. Аля, — он зажал мой подбородок двумя пальцами и потянул к своему лицу, — перестань собирать информацию. Мне это неприятно. Если тебе нужно что-то узнать — спроси напрямую, обещаю, что отвечу честно. Но я не смогу верить тебе, если ты будешь проводить личное расследование. Хорошо?
Я кивнула.
Олег
Разумеется, я не поверил ни единому ее слову. Она непременно будет выяснять подробности трагедии, повлекшей за собой смерть Алины, но страшило меня другое. Никаких сомнений, в ту ночь Алю кто-то провожал до машины. Мужчина, который, заметив меня, быстро ретировался с места «преступления». У нее роман на стороне? Или интрижка? Или просто ни к чему необязывающий секс?
Бесы, режущие мои мысли подобно шредеру, уничтожающему бумагу, я не могу заниматься с ней сексом, да что там, даже прикасаться к ней не могу, подозревая, что она мне изменяет. Меня трясет от одной мысли, что Аля может принадлежать кому-то, помимо меня. Я умудряюсь одновременно любить ее и ненавидеть за все хорошее, что она делает для меня, за всю боль, которую она причиняет мне.
Застукать ее не удалось ни разу. А мне не хватает самой малости, ее признания или хотя бы одного, крошечного доказательства, чтобы оставить ее. Но отсутствие уверенности в Алиной неверности не позволяет мне расстаться с ней. Я чувствую себя выпрыгнувшем с самолета горе-экстремалом, хватающимся за предложенный судьбой парашют. А шансы, что он раскроется один к ста. И стоило бы уже давно бросить ненужный балласт и готовиться к столкновению с землей, со смертью, так нет же, я изо всех сил, руками, ногами и зубами, хватаюсь за надежду, что Аля действительно принадлежит только мне. Мне больно отпускать ее каждый день на работу, что стало равным объятиям другого мужчины, но я терплю, продлевая агонию, греясь в ее тепле, хотя считаю его фальшивым.
Мы как две ищейки. Она роет под меня, докапываясь до информации о моем прошлом, я слежу за ней, одновременно ожидая и больше всего на свете боясь увидеть ее с другим. А бесы шепчут, что дурак, что я лопух и неудачник. Перекрикивают громкую музыку, которую я начал часто слушать, затмевают вой пилы или рев перфоратора, когда я приделываю плинтуса или вешаю гардины в нашей новой квартире.
Аренда приносила неплохие доходы. Опасения, что мы глупо выкидываем деньги на ремонт, который никогда не окупится, не оправдались. Кроме того, подобный труд не требовал от меня нагрузки, ответственности и нервов. Снимающие у меня жилье люди не подозревали, что я шизик. Кажется, я нашел свое призвание. Кто бы мог подумать, что оно окажется именно таким. Но любой бизнес намного лучше, чем оригами, по крайней мере, теперь я могу купить в дом продукты, не прося денег у Али, что однозначно придает мне уверенности в себе, которую я совсем растерял в ходе последних событий.