Ф. В. Каржавин и его альбом «Виды старого Парижа»

В ряду известных нам печатных и рукописных описаний Парижа, оставленных русскими путешественниками XVIII века, альбом Ф. В. Каржавина занимает совершенно особое место. Само сочетание изобразительного и описательного, достаточно редкое в русской рукописной традиции этого столетия, не может не привлечь к нему внимания.

Ни по форме, ни по содержанию парижский альбом не похож на путевой журнал

жадного до всего нового путешественника, а его автор вряд ли ощущал себя таковым в городе, где вырос, получил образование, пропитался западноевропейской культурой, сформировался как личность. Нет в альбоме Каржавина и обычного для описаний путешествующих противопоставления знакомого и чужого: все, что он видел в Париже, воспринималось как «свое», привычное, не вызывающее особого удивления. Да и сравнивать ему, в общем-то, было не с чем. Судя по всему, он плохо помнил родной дом и тем более город, откуда был вывезен семилетним ребенком, и если скучал, то только по своей семье. Когда двадцатилетний образованный «русский парижанин», почти позабывший родной язык, покидал Париж, его жизненный багаж состоял из школьных знаний, полученных в Сорбонне, живых воспоминаний и сердечных привязанностей, оставленных в этом городе. А еще молодого человека окрыляла надежда принести пользу своему отечеству, которого он, в сущности, не знал.

Важно отметить, что описания Парижа в альбоме Каржавина почти лишены присущих «первооткрывателям» впечатлений от увиденного. Их автор явно предпочитал эмоциям книжное знание (парижские легенды – не исключение) и личное свидетельство. Это отнюдь не делает из него равнодушного или недостаточно внимательного наблюдателя окружающей жизни. Помимо собственно парижского альбома Каржавин оставил немало других разрозненных свидетельств, которые позволяют нам лучше понять, как он воспринимал то, что видел в Париже своими глазами или узнавал из книг, как он осмысливал свое положение в мире, в котором оказался волею судеб и который стал ему родным.

Еще одна особенность парижского альбома – его связь с именем архитектора В. И. Баженова, что делает этот памятник особенно ценным документом по истории русской архитектуры. Альбом создавался в бытность Каржавина помощником Баженова на строительстве нового Кремлевского дворца. Здесь помимо прочих обязанностей он преподавал в архитекторской школе при Модельном доме, «изъяснял» будущим русским зодчим, «откуда произошла красивая Архитектура», и знакомил их с выдающимися образцами французского градостроительства. Наиболее плодотворным оказалось его сотрудничество с Баженовым в области теории архитектуры. Каржавин переводил классические архитектурные трактаты, составлял учебные пособия, словари архитектурных терминов – все это подспудно стимулировало формирование и введение в оборот нового для России языка архитектурных понятий. Разумеется, в его трудах по архитектуре не могли не отразиться теоретические взгляды Баженова, и настоящая публикация парижского альбома, несомненно, даст новый импульс исследованиям творчества выдающегося русского архитектора.

Наконец, важно отметить наличие в альбоме разных хронологических срезов, позволяющее проследить эволюцию взглядов Каржавина в историческом контексте. Помимо основного корпуса, который датируется началом 1770-х годов, альбом содержит дополнительные включения, корректирующие описание Парижа в свете событий Французской революции.

Структура настоящего издания определяется стремлением полнее осмыслить публикуемый здесь визуальный источник: с одной стороны, как редкое свидетельство культурной рецепции историко-архитектурного облика французской столицы 1760–1770 и 1790-х годов; с другой – как отражение состояния архитектурной теории в России второй половины XVIII века.

Публикацию альбома «Виды старого Парижа» предваряет исследование, которое знакомит с парижской биографией Каржавина, освещает историю создания альбома, анализирует его содержание. Текст альбома воспроизводится впервые полностью вместе с гравированными видами Парижа. Комментарий публикатора к альбому также снабжен визуальным материалом, это касается тех случаев, когда Каржавин упоминает несохранившиеся (или невидимые на гравюре) архитектурные объекты.

Подготовка к изданию велась при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (грант РГНФ № 08-01-00212а; № 11-21-17001). Моя отдельная благодарность Дому наук о человеке (Maison des sciences de l’homme, Paris) за финансовую поддержку, позволившую мне работать в фондах парижских библиотек и, что особенно ценно, иметь возможность воссоздавать в реальности маршруты героя моего исследования по городу и предместьям. Трудно переоценить также возможность личного общения с французскими коллегами – Владимиром Береловичем, Франсуа и Мари Авриль, Жоржем Дюлаком, Ольгой Медведковой и всеми, кто оказывал мне консультативную помощь в разыскании материалов, связанных с парижской биографией Каржавина.

Рукопись книги обсуждалась в Центре по изучению XVIII века Института всеобщей истории РАН. Также чрезвычайно полезным для меня оказался опыт презентации моих разысканий в Секторе XVIII века Пушкинского Дома и в междисциплинарном научном семинаре «Проблемы художественной культуры XVIII века» в Государственном институте искусствознания в Москве. Считаю приятным долгом поблагодарить всех моих коллег и друзей, неизменно поддерживавших меня в работе, особенно тех, кто брал на себя труд читать на разных стадиях готовности рукопись и обсуждать ее со мной, – Надежду Юрьевну Плавинскую, Сергея Яковлевича Карпа, Елену Борисовну Смилянскую. Моя глубокая признательность рецензентам этой книги Анне Сергеевне Корндорф и Юлии Гаврииловне Клименко за их профессиональные советы и ценнейшие замечания.

Разумеется, исследование не могло бы успешно продвигаться без благожелательных, всегда готовых прийти на помощь сотрудников российских архивов, музеев и библиотек – приношу им всем свою сердечную благодарность. Наконец, было бы несправедливо не сказать здесь слова благодарности моим близким, которые неустанно поддерживали меня на всем пути, стойко перенося неудобства и сложности жизни, почти всегда сопутствующие процессу рождения книги.

Г. А. Космолинская

Сегодня о петербургском разночинце Федоре Васильевиче Каржавине (1745–1812) известно немало. Он вырос в Париже и получил образование в Сорбонне, был придирчивым читателем Вольтера и прилежным учеником Декарта, хорошо усвоившим, что «первое из удовольствий есть удовольствие знать» 2 . Мы знаем его как переводчика, лексикографа, автора новаторского учебника французского языка, научного редактора (как бы сказали сейчас) и многогранного комментатора. Он рано заболел «манией чтения» и начал собирать свою замечательную библиотеку в Париже, будучи еще очень молодым человеком, а позже пробовал себя и в книгоиздательстве. Человек авантюрного склада, он много странствовал по Старому и Новому Свету, но связь c Парижем не порывал никогда.