Ф. В. Каржавин и его альбом «Виды старого Парижа»
Шрифт:
Между тем наибольшее возмущение семнадцатилетнего юноши вызывали строгие запреты, окружавшие его в пансионе. Ведь еще ребенком он приохотился посещать с «дядюшкой» парижские театры и парки, осматривать книжные лавки, «публичные библиотеки и кабинеты ученых» – знакомиться со всем, «что было примечательного в Париже» 96 . И такой образ жизни доставлял ему огромное удовольствие: «Всякой день гулящей [т. е. выходной. – Г. К.] гулять хожу с дядюшкой в поля и в сады королевские, – писал мальчик отцу. – В Париже мне жить весело, да веселее бы мне еще было ежели бы ты, матушка, братец, да сестрицы сдесь со мной были» 97 .
96
Письмо к отцу от 15/26 июля 1762 г. // Письма русских писателей XVIII века. № 4.
97
Письмо к отцу от 15/26 апреля 1755 г. // ИРЛИ РО. Ф. 93. Оп. 2. № 100. Л. 24 – русский автограф (то же – на латинском и французском языках).
Порядки в пансионе становились несносными для Каржавина по мере его взросления. Юношу возмущали запреты выходить одному из дома, гулять по городу, посещать друзей и даже богослужения в доме русского посланника графа П. Г. Чернышова. О развлечениях не могло быть и речи.
98
Письмо к отцу от 15/26 июля 1762 г. // Письма русских писателей XVIII века. № 4.
99
Там же.
Недостаток свободы ему отчасти возмещали книги. «Чтение – моя страсть, – не боялся признаваться Федор в книжных тратах, уверенный, что отец его не осудит. – Вы мне поверите, насколько я люблю хорошие французские книги и книги любопытные» 100 . Из своих скудных средств он выкраивал деньги на приобретение французских изданий «по философии, физике, ботанике, хирургии, химии» и особенно гордился, что сумел заполучить вышедший пятью годами ранее «труд барона Страленберга о Российской империи 101 , переведенный на французский язык с немецкого г-ном Барбо, близким другом дядюшки и моим также» 102 .
100
Письмо от 15 / 26 сентября 1761 г. – цит. по рукописи Б. И. Коплана (РНБ ОР. Ф. 370. № 5. Л. 33 об. – 34); о чтении Каржавина см. также: Космолинская Г. А. «Вы мне поверите, насколько я люблю хорошие французские книги…» (русский парижанин Th'eodore Karjavine) // Книга: Исследования и материалы. М., 2009. Сб. 90/I–II. С. 193–204.
101
Description historique de l’empire russien, traduite de l’ouvrage allemand de M. le baron de Strahlenberg… / [trad. par Barbeau de La Bruy`ere]. Amsterdam; Paris: Desaint & Saillant, 1757. 2 vol.
102
Письмо к отцу от 15 / 26 июля 1762 г. // Письма русских писателей XVIII века. № 4.
В некрологе Барбо де ла Брюйера (1781) действительно сообщалось, что к работе над переводом Страленберга переводчик привлек двух «молодых русских, находившихся под его опекой» 103 , – это были Ерофей Каржавин и его совсем еще юный племянник. Так мы узнаем об опеке, которая при явно недостаточной поддержке из России стала еще одним источником существования Каржавиных в Париже, по-видимому, немаловажным:
Около 1756 года он [Барбо де ла Брюйер] бесчисленное количество раз хлопотал, чтобы упрочить положение во Франции двух молодых русских, которые покинули свою страну, движимые любовью к знаниям; и хоть сам он не был обеспеченным человеком, пожертвовал им свою ренту в 400 ливров – единственное богатство, доставшееся ему от отца <…> 104
103
Notice historique sur la vie et les ouvrages de M. Barbeau de La Bruy`ere, mort en 1781. P. 152.
104
«Vers 1756, il fit des d`emarches sans nombre pour procurer un 'etat en France `a deux jeunes Russes que l’amour des Lettres avoit engag'es `a sortir de leur pays; &, quoiqu’il n’ait jamais eu d’aisance, il sacrifia pour eux un contrat de 400 liv. de rente, seul bien qu’il e^ut recueilli de la fortune de son p`ere <…>» (Ibid).
Мы не знаем, была ли эта выплата разовой или неоднократной, передавалась ли сумма в руки подопечным (что маловероятно) или была израсходована на их содержание, жилье, стол, одежду, обучение. Но в контексте наметившегося после 1755 года сближения между Россией и Францией сотрудничество с носителем русского языка при подготовке издания «труда Страленберга о Российской империи», очевидно, представлялось достаточно важным – требующим вознаграждения.
Примечательно, насколько велика была в это время государственная надобность в людях типа Ерофея Каржавина и как непросто было найти их в Париже: «<…> ибо не находится такой россиянин, который владел бы нашим языком и был бы расположен обосноваться во Франции», – писал в том же 1755 году другой благодетель Каржавиных, Филипп Бюаш, прощупывая возможность улучшить положение своих русских друзей во Франции 105 . При этом он подчеркивал, что для государства были бы весьма полезны переводы Ерофея Каржавина, касающиеся истории и географии России, которые «позволят лучше узнать нацию, выдающуюся сегодня в Европе» 106 .
105
Космолинская Г. А. Парижская библиотека Ф. В. Каржавина. С. 191. Ф. Бюаш первым высказал в 1755 г. мысль о возможном переходе Каржавина на службу к французскому королю, что подтверждает в своей записке Барбо де ла Брюйер: «<…> одному из друзей его [Ерофея Каржавина] пришло на мысль представить королю и его министрам, что было бы весьма полезно ученому миру (и может быть даже министерству) воспользоваться трудами г-на Каржавина, если его величество, по примеру своих славных предшественников, удостоит принять его под свое покровительство <…>» (Русская старина. 1875. Т. 12. № 2. С. 294).
106
Космолинская Г. А. Парижская библиотека Ф. В. Каржавина. С. 191.
Важно подчеркнуть, что в то же самое время возобновились попытки янсенистов (к которым принадлежал Барбо де ла Брюйер) возвратить в общественное поле дискуссию об объединении церквей. К жизни был вызван старый «Проект объединения русской православной и католической Церквей, представленный в 1717 г. Петру I докторами Сорбонны» 107 , который Барбо де ла Брюйер поместил в приложении к переводу Страленберга; содержание документа он наверняка обсуждал со своими русскими помощниками.
107
Подробнее об этом проекте см.: Успенский Б. А., Шишкин А. Б. Тредиаковский и янсенисты // Успенский Б. А. Вокруг Тредиаковского. Труды по истории русского языка и русской литературы. М., 2008. С. 319–456.
Очень важно, что еще ребенком Федор получил возможность общаться с известными французскими учеными, осматривать их библиотеки и коллекции, наблюдать за опытами в лабораториях, наконец, он приобрел их поддержку, которая пригодилась ему в будущем. Когда в августе 1763 года юноша освободился от опеки Эриссана и Вовилье, на некоторое время он нашел приют в доме астронома Жозефа-Никола Делиля (1688–1768) 108 , который не только открыл для него двери своей библиотеки, но и одарил своими «бумагами», в том числе – двумя редкими метеорологическими таблицами, пригодившимися позже в работе над русским переводом Витрувия 109 . Не приходится сомневаться, что новая обсерватория, основанная Делилем в 1747 году, сразу после его возвращения из России, также была доступна Каржавину. Там в башне особняка Клюни трудились знаменитые в будущем астрономы – Жозеф-Жером Лефрансуа де Лаланд (1732–1807), автор капитальной, переведенной на многие европейские языки «Астрономии» (Paris, 1764), Шарль Мессье (1730–1817), прозванный «охотником за кометами», и другие.
108
В России Делиль прожил с 1725 по 1747 г.; приглашенный академик петербургской Академии наук возглавлял астрономические работы, необходимые для картографирования территории.
109
Каржавин поместил таблицы в примечаниях к переводу, пояснив, что нашел их, «будучи в Париже <…> между бумагами, доставшимися мне от господина Делиля, перваго королевскаго астронома в 1763м году» – Марка Витрувия Поллиона Об архитектуре, книга первая и вторая… С примечаниями… г. Перо… [перевод Ф. В. Каржавина]. СПб.: при имп. Акад. наук, 1790 [1785]. С. 127.
В то время астрономия возбуждала всеобщее любопытство, даже женщины, благодаря Фонтенелю (ил. 8), не оставались в стороне 110 . Молодому человеку на редкость повезло: он имел неограниченную возможность присутствовать в обсерватории, где на его глазах происходило изучение «множества миров». 1 марта 1764 года он приготовился самостоятельно наблюдать солнечное затмение, но «погода в Париже и на 8 лье в округе была такая пасмурная, что невозможно было что-либо увидеть». Неудача не охладила пыл Федора, и в письме к отцу он выражал уверенность, что в будущем обязательно представит ему результаты своих астрономических наблюдений 111 .
110
Бернар Ле Бовье де Фонтенель (1657–1757) адресовал свои «Разговоры о множестве миров» (Paris, 1686) прежде всего дамам, но популярность его книги вплоть до XIX в. была несравненно шире; сразу после выхода «Разговоры» были переведены почти на все европейские языки, в том числе на русский (перевод А. Кантемира, 1740).
111
Письмо к отцу, Париж, 5/16 марта 1764 г. // Письма русских писателей XVIII века. № 6.
Ил. 8. Фонтенель, размышляющий о множестве миров, 1791 г.
Случай Каржавина, отправленного в Париж за образованием, позволяет предметно очертить круг знаний, которые предлагал иностранцу общепризнанный центр европейской цивилизации. Федор принадлежал к числу тех, кто готов был все это осваивать. Незадолго до отъезда в Россию, отчитываясь отцу в своих достижениях, он писал, что изучил «французский язык, латынь, латинскую поэзию, немножко древнегреческий язык, риторику, в которой заключено красноречие французское и латинское, философию, географию». Особой строкой упоминалась «опытная физика», которую, «могу похвастать, – заявлял он, – знаю лучше, чем французский язык» 112 . Лекции по экспериментальной физике Каржавин продолжал посещать до самого отъезда на родину 113 . Он также, по свидетельству Филиппа Бюаша, был силен в математике и в «рисовальной науке» 114 .
112
Письмо от 28 января / 7 февраля 1764 г. – цит. по монографии Б. И. Коплана (РНБ ОР. Ф. 379. № 6. Л. 47); французский оригинал хранится в ИРЛИ РО. Ф. 93. Оп. 2. № 100. Л. 62–63.
113
Письмо от 25 февраля / 6 марта 1764 г. // РНБ ОР. Ф. 379. № 6. Л. 47–48: «Мое ученье кончилось совсем в августе прошлого 1763 г. С того времени я не переставал посещать публичных лекций по опытной физике и в королевском Коллеже для моего усовершенствования» (французский оригинал хранится в ИРЛИ РО. Ф. 93. Оп. 2. № 100. Л. 65–66).
114
Письмо к отцу от 19 / 30 апреля 1765 г. // Письма русских писателей XVIII века. № 8. Бюаш передал отъезжавшему в Россию Федору письмо, предварительно ознакомив с его содержанием.
Этот список оказался намного длиннее, когда по прибытии в Санкт-Петербург Каржавин, как полагалось, подал в Коллегию иностранных дел «D'eclaration», где подробно «объявлял», чему обучился за время пребывания в Париже 115 . В делах Коллегии отложился также черновой русский перевод этого документа, написанный от третьего лица:
<…> он [Каржавин] объявляет, что во время пребывания его в Париже с конца 1753 по 1760 год обучался он в разных классах университета помянутаго города Парижа правилам [«les humanit'es»], составляющим знание латинской и греческой грамматики, також латинской и французской поэзии и реторики. С 1760 по 1762 год включительно упражнялся он в филозофических шхоластических науках, а имянно: в логике, метафизике, морали и обеим физикам как теорической [теоретической], так и практической. С начала 1763 по выезду его из Парижа [т. е. до лета 1765 г.] упражнялся он особливо в экспериментальной физике и в знании французскаго языка, к которому присовокупил он некоторое понятие о италианском языке, о географии, сфере [«la sph`ere» – астрономия], ботанике, медицине и химии 116 .
115
«D'eclaration au Coll`ege Imp'erial des affaires Etrang`eres de Saint-P'etersbourg par son tr`es humble 'etudiant Th'eodore Karjavine» (автограф Ф. В. Каржавина) // АВПРИ. ВКД. Оп. 2/1. № 2142. 1760–1763 гг. Л. 25–25 об.
116
«Объявление, учиненное Государственной Коллегии иностранных дел нижайшим ея студентом Федором Каржавиным», 27 июля 1765 г. – АВПРИ. ВКД. Оп. 2/1. № 2142. 1760–1763 гг. . Л. 26–26 об. (в заключительной части «Объявления» переводчик несколько раз сбивается с третьего лица на первое).