Ф. В. Каржавин и его альбом «Виды старого Парижа»
Шрифт:
В 1929 году во время академической «чистки» ученого сначала уволили с работы, затем арестовали и в марте 1931-го приговорили к трем годам ссылки в Ульяновск. Там он служил статистиком на крахмальной фабрике, позже был переведен в Мелекесс. Вернувшись в ноябре 1933 года в Ленинград, он пытался продолжать работать: участвовал в различных изданиях, в 1940-м даже стал главным редактором «Древнерусского словаря». Но в 1941 году был вновь арестован и 9 декабря 1941-го (по другим сведениям, в 1942-м) расстрелян; реабилитирован посмертно.
В ульяновской ссылке Коплан сумел завершить прерванную работу над монографией, дав ей пространное название, стилизованное под XVIII век: «Иван Бах российский доктор, или Федор Васильевич Каржавин, русский американец, разных языков публичный учитель, в Кремлевской экспедиции архитекторский помощник, в Иностранной и Морской коллегиях актуариус и переводчик. Его жизнь, путешествия и приключения в Старом и Новом свете. 1745–1812 гг. По опубликованным и архивным документам <…>. Ульяновск (Симбирск) 1932 г.» 19
19
РНБ ОР. Ф. 370. № 5.
Очевидно, судьба Каржавина, ставшего свидетелем мировых потрясений своего века, скитальца, отважно преодолевавшего расстояния и личные невзгоды, находила естественный отклик в душе ссыльного ученого. Работа над его биографией позволяла хотя бы мысленно вернуться в те
В Отделе рукописей Российской национальной библиотеки (РНБ) в Санкт-Петербурге хранится, помимо рукописной монографии Коплана, ее машинописный вариант под другим, более «академическим» названием: «Из истории литературы и культуры второй пол. XVIII в.: Федор Васильевич Каржавин» 21 . Появлению этого варианта предшествовал уже упоминавшийся отзыв Я. Л. Барскова от 8 мая 1934 года, замечания которого автор постарался учесть. Отзыв маститого ученого, в целом положительный, содержал рекомендации относительно того, как «изменить план книги <…> чтобы устранить перебои, нарушающие общий ход изложения», и пересмотреть оценки, которые Коплан, «став на <…> ложный путь», давал личности Каржавина и его трудам 22 . При всем при том Барсков не мог не отметить главного достоинства рецензируемой работы – собранный в ней «превосходный материал, частью уже известный, но в значительной степени публикуемый впервые». Автор блестяще справился с задачей «дать возможно большее количество интересного материала», резюмировал Барсков и подчеркивал: «не только нельзя пожертвовать ни одним из публикуемых им документов, но желательно увеличить их число, если они имеются в архивах, хорошо автору известных» 23 .
20
«Посвящаю с любовью и радостью солнечному другу моему Софьюшке, зимою 1931 года вернувшей меня к этому труду, начатому и прерванному в 1929 г. в Ленинграде и оконченному в 1931 году в г. Ульяновске – Симбирске» – Там же. Л. 2.
21
РНБ ОР. Ф. 370. № 6.
22
Там же. № 55. Л. 2–3, 5.
23
Там же. Л. 9. Здесь и далее подчеркивания в тексте принадлежат автору отзыва.
После первых основательных публикаций материалов из архива Ф. В. Каржавина, предпринятых в 1870-е годы П. П. Пекарским, Н. П. Дуровым, П. И. Бартеневым и другими, ленинградский ученый действительно сумел не только аккумулировать результаты разысканий своих предшественников, но и существенно обогатить их новыми материалами. Недаром в названии его монографии значится: «по опубликованным и архивным документам». Достаточно сказать, что «Записка парижского книгопродавца о Федоре Каржавине» (1760) долгое время была известна исследователям только благодаря неопубликованной монографии Коплана, где она приведена в русском переводе 24 , а голландский дневник Каржавина «Voiage [sic] d’Hollande en 1773. 16. VII», из которого Н. П. Дуровым в свое время был опубликован лишь небольшой отрывок в русском переводе 25 , помещен полностью на французском языке параллельно с русским переводом 26 . Исследователей жизни и творчества Каржавина не перестает интересовать документальный потенциал замечательной монографии Коплана. Отметим также отсутствие в ней идеологических штампов, избежать которых в те времена (да и позже) удавалось немногим.
24
РНБ ОР. Ф. 370. № 5. Французский подлинник этого документа, обнаруженный в АВПРИ, опубликован: Космолинская Г. А. Русский студент в Париже XVIII века: новые данные к биографии Ф. В. Каржавина // Новая и Новейшая история. 2020. Вып. 4. С. 157–178.
25
Федор Васильевич Каржавин: его жизнь и похождения в старом и новом свете, 1745–1812 гг. / Сообщ. Н. П. Дуров // Русская старина. 1875. Т. 12. № 2. С. 297.
26
РНБ ОР. Ф. 370. № 5. Л. 75–100. Оригинал голландского дневника хранится в собрании П. Я. Дашкова (ИРЛИ РО Ф. 93. Оп. 2. № 101).
К сожалению, труд Коплана до сих пор остается незаслуженно забытым. Исследователи, обращавшиеся к нему как к ценнейшему источнику, почти не упоминали имени автора. Обойден молчанием вклад Коплана в изучение парижских писем юного Каржавина к отцу, хранящихся в Дашковском собрании Пушкинского Дома 27 , из которых восемь были опубликованы полвека спустя в солидном академическом издании 28 . Никаких сведений о работе Коплана не найдем мы и в статьях о Ф. В. и Е. Н. Каржавиных в «Словаре русских писателей XVIII века» (СПб., 1999). Редкие вскользь упоминания о его монографии, которая «не могла быть опубликована» якобы «из-за войны» или «по объективным причинам», создавали впечатление, что ее значимость была не слишком велика 29 . Здесь уместно будет еще раз напомнить оценку, которую дал монографии Коплана (только что вернувшегося из ссылки!) Барсков, несмотря на ряд критических замечаний признававший: «<…> книга его, несомненно, явится ценным вкладом в историю русской литературы и общественности XVIII в.» 30 Также Григорий Александрович Гуковский, отстаивая ценность работы своего коллеги и друга 31 (незадолго до его второго ареста и гибели) в программной статье к сборнику «XVIII век», писал: «<…> богатый архивный и забытый печатный материал о Федоре Каржавине, давно ждущий своего опубликования и напоминания о себе, составит яркую страницу в истории русской культуры и литературы XVIII века» 32 .
27
ИРЛИ РО. Ф. 93. Собр. П. Я. Дашкова. Оп. 2. № 100–101.
28
Ф. В. Каржавин. Письма отцу / Публ. и коммент. C. Р. Долговой // Письма русских писателей XVIII века. Л., 1980. С. 224–241; на с. 239 в единственной ссылке на монографию Коплана номер единицы хранения указан ошибочно «5» (нужно: № 6, л. 35–39).
29
Алексеев М. П. Филологические наблюдения Ф. В. Каржавина (Из истории русской филологии в XVIII в.) // Уч. зап. ЛГУ. 1961. № 299. Сер. филолог. наук. Вып. 59. С. 9; Долгова С. Р. Творческий путь Ф. В. Каржавина. Л., 1984. С. 5, зд. же – «глухие» ссылки на рукопись Коплана: с. 36 прим. 13 (номер ед. хр. «5» указан ошибочно, нужно: № 6), прим. 28 (место хранения «ГБЛ» указано ошибочно, нужно: ГПБ), прим. 31; с. 38 прим. 65 (номер ед. хр. «5» указан ошибочно, нужно: № 6); с. 41 прим. 106, и др.
30
РНБ ОР. Ф. 370. № 55. Л. 9–10.
31
«Стансы» Коплана, посвященные Гуковскому, начинаются словами: «С тобой, о друг, поем, поем, / Старинной лирою бряцая, / И, Серафимов созерцая, / Творим восторженный псалом <…>».
32
Гуковский Г. А. Проблемы изучения русской литературы XVIII века // XVIII век. М.; Л., 1940. Сб. 2. С. 11. Г. А. Гуковский (1902–1950) дважды был арестован: в 1941 г. (отпущен через несколько месяцев) и в июле 1949 г., во время «борьбы с космополитами»; умер от сердечного приступа в московской тюрьме Лефортово.
Русский парижанин
Сегодня нет необходимости пересказывать все перипетии увлекательной биографии Федора Васильевича Каржавина, которая с разной степенью достоверности не раз была уже изложена и даже экранизирована. Однако для адекватного восприятия публикуемого здесь альбома «Виды старого Парижа» необходимо полнее осветить и по возможности уточнить парижскую составляющую этой биографии.
Обстоятельства своего появления в Париже сам Каржавин описал в официальной автобиографии довольно скупо. Следует учитывать, что мы имеем дело с официальным документом, предназначенным для подачи в Коллегию иностранных дел, и по понятным причинам многое в нем оставалось за скобками 33 :
33
Автобиография датируется сентябрем 1788 г.; Каржавин готовил ее по возвращении из американских странствий, собираясь подать прошение о получении места «при посольских канцеляриях или при Консулских Канторах в чужих краях» (ИРЛИ РО. Ф. 93. Оп. 2. № 100. Л. 10). По мнению С. Р. Долговой, прошение подано не было, поскольку «официального ответа Коллегии иностранных дел разыскать так и не удалось» (Творческий путь Ф. В. Каржавина. С. 32).
Родился я в Санктпетербурге, 20-го генваря 1745 г., от купца 1-й гильдии Василия Каржавина, который начал учить меня сам, на 6-м году, российской и латинской грамоте, также географии и вродил мне охоту к наукам, вследствие чего в 1752 году он повез меня с собой через Пруссию и Данциг, а оттуда в Лондон, из которого города переслал меня в Париж, где вступил в университет в 1755 году, определен студентом здешней иностранной колегии в 1760 г. и продолжал учение свое, служа при Российских посольствах до 1765 года; в которое время возвращен в Россию <…> 34
34
Вариант автобиографии Каржавина, считающийся утраченным, цит. по публикации Н. П. Дурова (Русская старина. 1875. Т. 12. № 2. С. 273).
Сообщая, что родился он «от купца 1-й гильдии», Каржавин сознательно допускал неточность. Его отец Василий Никитич Каржавин (?–1786), к тому времени уже покойный, действительно, в 1764 году перешел в купечество, но до того числился в «ямском звании» 35 . Будучи человеком образованным, предприимчивым, с независимыми взглядами, он довольно успешно занимался торговлей, но не имел права выезда за границу. Однако этот запрет ему не раз случалось нарушать, поскольку именно внешнеторговые операции приносили немалый доход. Чтобы легализовать свою деятельность, он дважды на протяжении только 1755 года подавал прошение через своих покровителей о переходе в купеческое звание, но получал отказ 36 . Добиться желаемого ему удалось, только когда Федору было уже 19 лет 37 .
35
Каржавины – ямщики старообрядческой Рогожской ямской слободы, которые наряду с «ямской гоньбой» (доставкой государевой почты) традиционно занимались розничной торговлей, доставляя товары из Москвы в Старый Рогожский ям и обратно.
36
«Челобитная моя и поныне спит, – с горечью писал он брату в Париж 2 декабря 1755 г. – У графа [А. Г. Разумовского] на новоселье был и рюмку венгерскова выпил, а управителю [Игнатию Соловцову] на 100 р. уже подарил, однако узнаваю, что и вторая моя челобитная для резолюции в заходе на рундук положится. Я по своему прошению срок положил и когда в срок удовольствия не получу, более никого утруждать не буду». Цит. по: Известия о братьях Коржавиных (1753–1760 годов) // Сборник ОРЯС. СПб., 1872. Т. 9. С. 419–420; там же см. письмо В. Н. Каржавина от 11 марта 1755 г.
37
В. Н. Каржавин «был записан в купечество по именному е. и. в. указу 3 марта 1764 г.» – пишет со ссылкой на документы РГИА С. Р. Долгова (Творческий путь Ф. В. Каржавина. С. 35 прим. 8).
Отправившись в 1752 году в очередной раз нелегально за границу, Василий Никитич вывез с собой семилетнего сына «без всякаго ему позволения и пашпорта», как следует из поступившего на него позже доноса 38 . Проторенным путем через Ригу и балтийский порт Данциг (Гданьск) Каржавины добрались до Лондона, откуда мальчик вместе с приехавшим за ним родным дядей, Ерофеем Никитичем Каржавиным (1719–1772), был отправлен обучаться в Париж. Младший брат отца, также незаконно покинувший Россию семью годами ранее и обучавшийся в парижской Сорбонне, взялся обеспечить племяннику «европейское образование», а предприимчивый «купец» со своей стороны обязался содержать в Париже обоих.
38
Донос, поступивший в сыскное ведомство из Лондона 19 января 1756 г., опубликован: Архив князя Воронцова. Бумаги графа Михайла Ларионовича Воронцова / Под ред. П. И. Бартенева. М., 1871. Кн. 3. С. 308–319.
Василий Никитич, отправляя «Федюшу» учиться в Париж, прежде всего, ожидал, что мальчик хорошо освоит иностранные языки, необходимые для коммерции с европейскими странами. Тогда же он попытался развернуть свои торговые интересы в сторону Франции. Мечтая о прямых контактах со знаменитыми лионскими производителями сукна, шелка и галантереи, он делился планами с младшим братом, рассчитывая на его поддержку: «Хочу торговать, а в проценты не отдавать» 39 . Но Ерофей Никитич оказался в этом деле плохим помощником – никакого желания становиться коммерческим агентом старшего брата у него не было. Кое-как соглашаясь вести его корреспонденцию, он отказывался ездить по торговым поручениям, не получая на то достаточно средств. Василий Никитич не унимался: «Коррешпондента мне во Франции сыскать добраго и честнаго <…> Хорошо б из такова места [из Лиона] завести коррешпонденцию. Об оном хорошенько справься…» – настаивал он, игнорируя резоны брата 40 .
39
Письмо В. Н. Каржавина к брату в Париж от 15 июня 1753 г. // Сборник ОРЯС. 1872. Т. 9. С. 412.
40
Там же.