Фабий Байл. Живодер
Шрифт:
— С удовольствием.
Он произнес другие слова и ощутил, как мир покоряется его воле. Когда все было кончено, Саккара заткнул фляжку пробкой и поднял ее кверху. Потом со вздохом швырнул в цветы. — Как по мне, слишком опасно держать такого. Пусть поучится моему терпению.
— Спасибо тебе, — сказала Мелюзина. Ее голос дрогнул.
— Ты что, плачешь? — Саккара явно удивился.
— Нет, — ответила Мелюзина. — Она плачет.
— Ты и так знала, что я вернусь. — Он посмотрел на Фабия и крепче сжал клинок. Ему так хотелось пронзить им оба сердца мертвого… Но вместо этого он очень осторожно очистил лезвие от ихора и вложил клинок в ножны. — Я ведь никогда не освобожусь от него, да?
— Да. — Она улыбнулась, и он ощутил, как будто клинок пронзил его собственные сердца. — Но что бы ты сделал со своей свободой, Несущий Слово?
Саккара отвел взгляд.
— И что теперь?
— Теперь мы положим его в гроб и приготовимся к тому, что должно произойти.
— А что должно произойти? — спросил Саккара, прижимая безвольное тело к груди. Старший апотекарий оказался легче, чем он предполагал. Саккара вздрогнул, когда хирургеон вскарабкался к нему на спину, настойчиво щелкая, но не стал его прогонять. Все-таки тот по-своему оплакивал покойника. Душераздирающим плачем домашнего питомца, а может быть, и ребенка.
Мелюзина отвернулась:
— Это ведомо только богам.
Эпилог. ЦАРЬ В РОЩЕ
Скалагрим Фар шагал через рощу призрачной кости с пустыми руками.
Его черные доспехи блестели в колдовском свете, плясавшем среди ветвей. Доспехи были в основном новыми, снятыми, деталь за деталью, с трупов соперников. В первые дни соперников у него хватало. Теперь уже стало меньше. Клыки у старого волка еще не затупились. Он опустил руку и погладил цепной топор, висевший в крепкой петле на поясе. Все это по-прежнему казалось странным, как сон, который никак не кончится.
Воздух пах отвратительно, кожу головы покалывало под керамитовой оболочкой шлема. Авточувства, сбитые с толку окружением, пытались навести фокус и разобраться в извилистых зарослях рощи. С тех пор как он был здесь в последний раз, роща разрослась, преодолела границы воронки и расползлась по руинам города, поглощая все, что попадалось на пути. Призрачная кость пульсировала своего рода жизнью. Не той жизнью, какую задумывали ее создатели, но все-таки жизнью.
Неудивительно, что после падения Велиала IV Фабий удалился сюда. Этот мир был пятнышком гармонии в демоническом море. Мародеры обобрали планету давным-давно, и даже провидцы с миров-кораблей, скорее всего, забыли о ее существовании. Только боги и чудовища знали об этом месте, и ныне только последние соизволили посетить его.
Однако нигде не было видно никаких признаков укреплений или бастионов. Ни оборонительных комплексов, ни орбитальных батарей. Ни даже подготовленной посадочной площадки. Катер пришлось сажать на вершине одной из башен покрепче, где тот теперь и остался. Охрану Скалагрим тоже оставил, велев улетать, если он не вернется в разумное время. Уговаривать их долго не пришлось, несмотря на то что он теперь занимал место одного из немногих действительных апотекариев в рядах Черного Легиона.
Но даже сейчас его в лучшем случае терпели. Абаддон, может, и отменил его изгнание, но это не означало прощения. Он так и остался Дважды Проклятым, несмотря на прошедшие века. Видимо, навсегда.
Скалагрим провел пальцами да стволу дерева, чувствуя сквозь керамит психическое покалывание призрачней кости. Ему подумалось: а не влияла ли как-то энергия, пульсирующая по психопластическому веществу, на то, что про этот мир, похоже, все забыли?
Он замер, когда тишину прорезала птичья трель. Вот только никаких птиц здесь не было. И животных тоже. Даже крыс.
— Я пришел один! — проревел он. Вокс шлема швырял слова, словно камни. Он чувствовал, что из-за ветвей за ним кто-то или что-то наблюдает. И, возможно, через снайперский прицел. Число определить было трудно, но он не сомневался, что следивших было меньше десятка. Они увязались за ним, как только он покинул надежное прикрытие своего корабля. Мне нужно его увидеть!
— А ему нужно увидеть тебя?
Голос звучал знакомо. Как это ни удивительно. Скалагрим выпрямился. Его рука опустилась на топор.
— Это ты, Саккара?
— А кто же еще? Я последний.
Из-за деревьев выступила фигура, закутанная в плащ с капюшоном. Фиалы и фляги звякали под шелестящей тканью, а вокруг головы и плеч пришельца воздух струился, словно вода, — как будто на плечах у него сидело нечто не поддающееся восприятию Скалагрима.
— Удивлен, что ты еще жив.
— Могу сказать то же самое. Зачем ты прилетел? — спросил Саккара.
— Я хочу поговорить с ним, — отозвался Скалагрим.
Саккара откинул капюшон. Брить голову он перестал, и грива светлых волос спускалась вниз и завивалась вокруг татуированного лица. Часть татуировок была соскоблена или перерисована менее умелой рукой. Один глаз отливал молочно-белым. Другой, желтый и прищуренный, походил на глаз какого-нибудь хищного фелиноида.
— Зачем? — спросил дьяволист.
— У меня есть информация.
Саккара окинул его внимательным взглядом.
— И это единственная причина?
— Это уже мое дело, не так ли?
Воздух напружинился. Другого слова, чтобы описать это ощущение, Скалагрим подобрать не смог. Боковым зрением он видел что-то — каких-то сущностей, не имеющих ни плотности, ни облика, но тем не менее каким-то образом обладающих осязаемым умыслом. Он убрал руку с топора.
— Я пришел сюда не драться, Саккара.
— Нет. С другой стороны, у тебя ведь всегда не хватало на это духу, а?
— Это ты меня вроде как критикуешь за то, что я не умер вместе с остальными?