Фабий Байл. Живодер
Шрифт:
— Ахилл потерял Брисеиду.
Фулгрим остановился. Его лавандовые глаза пожелтели, побагровели, а затем стали прежними.
— Так и было. Значит, отец рассказал тебе эту историю? Я удивлен. Фабий никогда не казался мне способным стать внимательным родителем.
— Отец многому меня научил.
— А обо мне он тебе рассказывал? — По чешуе Фулгрима прошла дрожь, будто от предвкушения веселья.
— Я знаю, кто ты такой.
— Но
Он склонился над ней. На щеках проклюнулись небольшие глаза и уставились на Мелюзину. Дыхание Фулгрима пахло чем-то сладким, но на самом деле горьким.
— Ты ведь думаешь, что ты лучше меня, не так ли? Совершенней? Даже в этот миг, на пороге гибели, ты невероятно высокомерна. — Фулгрим отстранился, и по его чересчур идеальному лицу разошлась жестокая улыбка. — Да, это у нас точно семейное.
Мелюзина не ответила. Она пыталась выдержать многогранный взор князя демонов, но не могла. Запах, цвета… от всего этого у нее слезились глаза, а легкие обжигало. Мелюзина хотела потерять сознание, заснуть… может, даже погибнуть. Но вместо этого она продолжала стоять. И ждать.
— Я убил на Фессале своего брата, — тихо сказал Фулгрим. — Не того, которого больше всего любил или ненавидел. Того, о котором ничего не знал. До которого мне не было дела. — Он больше не глядел на нее. — И все же это бередит мою душу. Будто… что-то не так.
— Сожаление — часть страсти.
— Что ты сказала? — замер демон.
— Страсть приносит и удовлетворение, и сожаление, — ответила Мелюзина голосом, надтреснутым от страха и усталости. — И ты служишь страстям. Жаждам. Нужде и желаниям. — Она опустилась на колени, склонив голову. — Страстное желание привело меня сюда, владыка Фулгрим.
— И чего же может желать такая, как ты? Ты ведь даже не настоящее создание. Лишь генетический скребок, который мой блудный сын собрал в подобие существования. Ты — ожившая насмешка.
Слова уязвляли. Мелюзина чувствовала, как земля движется, пока Фулгрим полз вокруг. Он был тяжелее всего мира. Реальнее его. Она чувствовала его пальцы на тыльной стороне своей шеи и понимала, что он может убить ее, лишь слегка повернув запястье.
— Ты знаешь, что он сделал, твой отец? Отверг меня. Отверг. Трижды он отринул меня и трижды отвернулся от моих даров.
— Он упрям.
Фулгрим склонился ближе, и Мелюзину затошнило от смешавшихся запахов парфюма и змеиной чешуи.
— Он — глупец. Я бы возвысил его при моем дворе. Даровал ему то, что он забрал силой, и встал с ним плечом к плечу, когда враги пришли бы за его головой. Но он отвернулся от меня. От того, кто защитил его. И я все еще надеюсь его защитить, пусть и от него самого.
— Я тоже хочу защитить его. Поэтому я здесь.
Демон подался назад и окинул ее взглядом.
— Так чего же ты хочешь, дитя? — наконец спросил он. — Зачем ты здесь на самом деле?
— Я ищу благо, — сглотнула Мелюзина.
— И с чего бы мне его даровать? — Фулгрим выпрямился во весь рост.
— Потому что я приведу отца обратно к тебе.
— Зачем? — нахмурился примарх.
— Потому что иначе он погибнет. — Мелюзина решительно посмотрела на него.
Фулгрим вновь окинул ее взглядом, а потом медленно улыбнулся.
— О… мы ведь не можем этого позволить, не так ли?
Часть первая. ПУТИ ИЗ КОСТИ И КРОВИ
Глава 1. ГЕНОСХРОН
Эмиль наблюдал за дремлющим божеством, гадая, какова на вкус его плоть. Он провел толстым пальцем по влаге, покрывавшей стеклянную поверхность геноцистерны, и посмотрел прямо на лицо спящего внутри создания. Оно выглядело как юный человек с худощавым лицом, слишком заостренным, чтобы быть привлекательным. Впрочем, Эмиль прекрасно понимал, что и сам никак не являлся образцом красоты.
Ведь он был настолько грузным, что напоминал слона. Со стороны Эмиль во всех отношениях выглядел как обычный зажравшийся аристократ, коих в господствующей в Галактике империи было как звезд на небе. Однако создатель позаботился о том, чтобы внешность Эмиля стала лишь убедительной маской, ведь под аккуратно наращенными слоями жира таились крепкие кости и грозные, генетически аугментированные мышцы.
Он переродился в баке, примерно таком же, как стоящий перед ним. Когда-то у него была другая жизнь, жизнь, полная лишений и тягот, но затем в день крови и огня пришел Благодетель, забравший Эмиля и остальных, дабы наделить силой. Он выбрал сотни людей — некоторые были еще младенцами-грудничками. Затем детей понесли на приземлившиеся корабли, пока их родители заходились воплями под разделочными ножами братьев Благодетеля. Эмиль уже не мог вспомнить ни голоса матери, ни ее прикосновения, но ему никогда не забыть довольного взгляда Благодетеля, наблюдавшего, как его новое творение выбирается из генобака, вереща и ничего не понимая. Он прекрасно запомнил и похвалу, услышанную, когда он задушил первого мутанта. А еще боль от ударов, понесенную в наказание за убийство сородича по стае.
Эмиль улыбнулся, вспоминая, и облизнул обрюзгшие губы. Он еще в ранние годы обнаружил, что наделен даром омофагического восприятия информации. Он в прямом смысле познавал мир через еду. Чем больше он поглощал, тем больше узнавал, а знание в свой черед разжигало его аппетит.
Изо рта закапала слюна, и Эмиль небрежно смахнул ее шейным платком. Конечно, он понимал, что его мысли таят в себе богохульство, ведь клон был под его ответственностью. Сам Благодетель вверил ему охрану геносхрона и всего, что в нем таилось. И потому он заставил себя отвести взгляд от безразличного клона и огляделся по сторонам.