Фабрика грез
Шрифт:
Совершенно смущенный, Дэвид взглянул на Меган и увидел, что она пялится на него.
Девушка густо покраснела.
Он улыбнулся, серебряной ложечкой разрушил горку икры, подхватил влажные сверкающие черные жемчужинки и протянул ей:
— Ну, попробуй.
Меган послушно проглотила икру. Что-то соленое и скользкое. Ох!
— Нравится? — спросил Таубер.
— Вкусно, — кивнула Меган.
— К ней надо привыкнуть.
«Да, меня видно насквозь», — подумала Меган, еще гуще покраснев, но Дэвид не заметил этого, поскольку смотрел в другую сторону.
— Привыкнешь. Все мои клиенты привыкают. Полгода — и ты с закрытыми глазами
С сожалением бросив взгляд на свое нетронутое шампанское, Меган неуверенно направилась за ним. Боже, к чему она никогда не привыкнет — так это к высоким каблукам.
Джордан кипела. Не могла не кипеть. Еще не сели за стол, а она уже вытеснена со сцены. Все жены сейчас возле Роксаны, они наперебой приглашают ее на ужины, вечеринки и приемы, а новость о том, что ее взяли на роль, облетела всех за двадцать секунд, и все, как слышала Джордан, запели хором: «Вторая Джулия Робертс». Как будто у этой пустышки есть хоть капля таланта Джулии. Но хуже всего другое — мужья начали виться вокруг этой Роксаны, словно она относится к виду диких зверей, которому грозит опасность полного вымирания, и, чего доброго, они не успеют увидеть ее. Они пялились на нее масляными глазами, одаривали дурацкими комплиментами платье, расспрашивали о новой карьере. Внимание, которое прежде уделяли ей, Джордан Кэбот, последние полтора года — как самой молоденькой на любой вечеринке с такими высокопоставленными, влиятельными людьми, — теперь было обращено не на нее. Ей предстоит стать незаметной.
Джордан ослепительно улыбнулась Барри Диллеру и отпила большой глоток шампанского. Она заметила, что Роксана, стоявшая рядом, лишь бровью повела в сторону этого телевизионного воротилы. Ну конечно, злобно подумала Джордан, Роксана ждет, что все эти шишки сами приползут к ней на брюхе.
В памяти всплыли неприятные школьные воспоминания. Уже тогда Джордан считалась самой хорошенькой, красивее нее была только одна. Неужели ей до конца жизни предстоит оставаться лишь серебряной медалисткой?
В темноте, насыщенной ароматами, Джордан своей изящной рукой взяла мужа под руку. По крайней мере хоть Том не пялится на Роксану. Это она бы заметила, потому что наблюдала за ним, как ястреб, с того самого момента, когда эта дрянь грациозно села в их лимузин. Он, конечно, оглядел ее с ног до головы, но холодно и отстраненно. Джордан видела — именно так он смотрел на всех кинозвезд: оценивающе, профессионально. Он как бы хотел понять, сколько она может принести прибыли, и ничего больше.
Короче говоря, пока Джордан объясняла Роксане подробности предстоящего приема, Том прервал их всего один раз.
Он спросил Роксану, не говорила ли она с Сэмом Кендриком в последние дни.
Роксана улыбнулась и покачала головой. А потом добавила, что была слишком занята, ей не до разговоров с Сэмом. И к тому же у нее есть агент. Дэвид Таубер.
Джордан понятия не имела, о чем речь. Она радовалась, что ее муж не заинтересовался этой супермоделью.
— Дорогая. — Том наклонился к ней и зашептал в ухо:
— Я тебе нужен? Мне надо поговорить с Джейком Келлером кое о чем.
Он удивился, с какой легкостью ложь слетела с его губ.
Почему он не сказал, что хочет побеседовать с Элеонор?
Она, в конце концов, президент. И так естественно хотеть поговорить с ней…
— О! — Джордан надула губки. — Ты ведь
Только недолго.
— Хорошо.
«Почему она всегда так себя ведет? Глупо, — подумал Том почти со злостью. — Ей ведь не шесть лет, черт побери!»
— Ну, возвращайся поскорее. Я очень скучаю. — Она послала ему воздушный поцелуй полными, безупречно очерченными губами.
О Боже! Голдман отвернулся и вздохнул.
Сэм Кендрик быстро пробирался по залу, одаривая своим вниманием гостей, которых пропустила Изабель. За долгие годы они довели это искусство до совершенства:
Изабель болтала с актерами и актрисами-звездами. Он обрабатывал звезд-мужчин и жен актеров. Это было не то, чего все ожидали, и потому срабатывало безупречно. Мужчины были благодарны за то, что хотя бы один вечер могли отдохнуть от дел, а многие ли способны себе такое позволить? Их жены, обычно ждавшие, что им придется просто присутствовать на приеме, молчать и улыбаться, бывали безумно польщены вниманием столь влиятельного человека — тем более такого красавчика, как Сэм Кендрик. А он еще спрашивал их мнение, будто оно на самом деле интересовало его. В общем, это был один из трюков, мудро придуманных Изабель: позаботься о женах. Они этого не забудут. И станут привлекать мужей на твою сторону при любом удобном случае.
Второй трюк — время. Нужно говорить как можно меньше, но с большим числом народу. Таким образом ты произведешь впечатление абсолютно на всех.
Сэм посмотрел на светящиеся часы «Картье». Ну что же, у него прогресс.
Потом краем глаза он заметил, что Том Голдман отделился от толпы, собравшейся вокруг Роксаны.
Кровь его ускорила бег. Ну что ж, теперь его шанс. Пробормотав извинения жене какого-то телевизионного продюсера, Сэм направился к террасе.
— Леди и джентльмены, извините меня, — громко сказал он. — Я должен завладеть этой красавицей на несколько секунд.
— Это ваша последняя клиентка? Да, Сэм? — поинтересовался один из поклонников Роксаны.
— Да, — ответил он, гордо улыбнувшись.
— Счастливчик, — сказал еще кто-то, и все засмеялись.
Гости отошли.
Роксана Феликс прислонилась к мраморной колонне и холодно разглядывала главу своего агентства.
Сэм посмотрел на нее.
В мягком свете японских фонариков Роксана Феликс с волосами, обрамленными венком из бледно-розовых роз, напоминала ему картины британских художников. Как же они назывались? Прерафаэлиты? Да. Правильно. Прерафаэлиты. Гладкая кожа, шелковые черные волосы, полный кроваво-красный рот. Глаза темные, мрачные, как грех, изящная совершенная фигура одновременно и скрытая, и открытая почти прозрачным платьем. Само искушение. Как Ева перед Адамом.
Хотя нет. Наверное, нет. Скорее, так рисовали викторианцы своих дам, казавшихся чистыми, воздушными, как призраки. Но Роксана и на них не похожа. Она, пожалуй, воплощение всего, что ему довелось увидеть на экране за все годы жизни, и всего, о чем он мог фантазировать и мечтать. Все в ней было. Секс буквально источался каждой мельчайшей порой ее безупречно гладкой кожи. Она не холодный манекен. Она женщина из плоти и крови. Она вызывала в воображении самые обжигающие сексуальные картины, какие только можно было представить. И даже то, как она сейчас стояла, с вызовом разглядывая его… Тело ее, казалось, готово к удару и в то же время грациозно и опасно. Пантера перед прыжком.