Фабрика грез
Шрифт:
Элеонор не удивлялась. Он пришел в себя, она знала: так и будет. Он вернулся в свою скорлупу, смущенный мыслью о том, что могло произойти между ними. Она окунулась в работу, и дел было более чем достаточно. Элеонор практически одна отвечала за этот очень большой дорогостоящий фильм — девяносто пять миллионов долларов поставлено на карту.
Но Элеонор горевала.
Что-то глубоко внутри ее умерло.
— Я рада сообщить: похоже, все прекрасно, — продолжала доктор Хэйди.
Элеонор испытала громадное облегчение. Она обвела взглядом элегантный кабинет, выдержанный в пастельных тонах, голубом и розовом, плакаты по исследованию рака груди и упражнениям в период беременности, пытаясь скрыть свои чувства. Доктор Хэйди наверняка считает ее довольно странной женщиной. Если она так волнуется, может ли забеременеть, то зачем медлит? Должно быть, она единственная клиентка этого престижного заведения, кто регулярно пользуется противозачаточными средствами.
Посидев в отделанной дубом приемной вместе с другими пациентками, нервными и испуганными, готовыми принимать любые лекарства, использовать календари, искусственное осеменение и Бог знает что еще, Элеонор поняла: они отдали бы все за то, чтобы оказаться сейчас на ее месте. Да, вряд ли доктор может понять ее поведение. Да и она сама тоже. Что, интересно, врач думает про нее? Эгоистичная?
Бездумная? Аморальная?
Элеонор крепко стиснула руки на коленях. Да кому какое дело до того, что она думает? Имеет же она право знать, способна ли забеременеть, если ей хочется? Это вовсе не значит, что она обязана забеременеть. Это ее тело, и она сама делает выбор.
— Однако ваша способность к зачатию несколько понизились, — продолжала доктор. Ее голос звучал холодно и профессионально. — Это естественно, возраст берет свое.
Теперь этот процесс пойдет быстрее.
Чувство облегчения, только что испытанное, сменилось холодным, липким страхом.
— Но вы сказали, что я еще могу, да? — настойчиво спросила Элеонор.
Доктор Хэйди посмотрела на нее поверх очков.
— Да, в данный момент безусловно. Но возможность забеременеть и забеременеть не одно и то же. — Ее взгляд был твердым. — Мисс Маршалл, вы входите в последний период своей репродуктивной жизни. Если хотите иметь ребенка, моя обязанность посоветовать вам попытаться забеременеть как можно скорее. Но в любом случае у вас не больше полугода.
Элеонор продолжала молчать.
Лиз Хэйди протянула руку и потрепала Элеонор по щеке.
— Еще не слишком поздно. Вы понимаете.
Элеонор сделала усилие и улыбнулась:
— Спасибо, доктор.
Еще не слишком поздно, промелькнуло в голове Элеонор. Но скоро будет поздно.
Меган говорила:
— А я хочу, чтобы он пил молоко. Это сделано специально. Морган сидит у него за спиной и добавляет водку в апельсиновый сок. Она ведь совсем другая: употребляет наркотики и пьет. Но Джейсон сумасброд только на первый взгляд, на самом деле — нет. Вот я и хочу подчеркнуть, что он тянется за пакетом молока. Он добродетельный. В отличие от нее. Это контраст.
Жара в комнате стояла невероятная, несмотря на открытые окна и включенный на полную мощность кондиционер. На улице яркое лос-анжелесское солнце жгло ветви пальм, они беспомощно обвисли. Горячие лучи упирались в длинную линию припаркованных лимузинов возле киностудии. Начальники ходили с закатанными по локоть рукавами, обмахиваясь листками сценария. Лед в кружках с холодной водой таял в пять минут.
Никому не хотелось работать. Но надо было. Оставалось три недели до начала съемок.
Президент студии, одетая в костюм кремового цвета, сидела, ни слова не говоря, и делала заметки. Роксана Феликс, с длинными темными волосами, заплетенными в две толстые блестящие косы, разлеглась на диване из черной кожи, подперев голову рукой. Красивое лицо легонько тронуто макияжем, короткая майка из персикового шелка не закрывала плоского живота, белые атласные шорты обтягивали бедра. Кожа Роксаны загорела и стала медово-коричневой, не светлее и не темнее, а именно того тона, который четко контролировал солнечный экран. Из-за косичек она выглядела на шестнадцать — просто девочка, развитая не по годам. Какие многообещающие груди! Только слишком яркие влажные губы и две огромные бриллиантовые сережки в ушах портили картину. Она выглядела потрясающе.
Очень сексуально. Она сидела напротив Зака Мэйсона и каждый раз, когда он обращал на нее взгляд, ерзала, как бы раскрываясь перед ним.
«Почему это меня беспокоит, — с горечью спрашивала себя Меган Силвер. — Это все равно что кувалдой разбивать орех».
Зака Мэйсона может заинтересовать только такая женщина, как Роксана. Яркая, красивая, от природы стройная и такая же известная, как он. И не важно, что она тщеславная, эгоистичная сука. Не важно, что ее мелочные придирки тормозят работу над сценарием. Не важно, что она думает только о своей роли и никогда — о фильме. Роксана Феликс жила и дышала тем же воздухом славы и богатства, что и Зак. Она просто предназначена для него — супермодель и актриса встречается с суперзвездой-музыкантом и актером.
Манекенщица и звезда рока — классическая пара. Как соль и уксус или как сахар и пряности.
И всякий раз, когда Зак бросал обожающий и раздевающий взгляд на эту суперсуку, Меган чувствовала себя еще более неуклюжей и еще менее красивой.
Сама она была в просторном хлопковом платье с разбросанными по нему розочками и модных в этом сезоне сандалиях. Благодаря системе профессора Хиггинса, о которой Дэвид Таубер поведал ей, Меган теперь весила сто двадцать фунтов. Она стала гораздо стройнее — никогда в жизни Меган Силвер не была такой, — с чистой, красиво загорелой кожей. Она бы потрясла своих знакомых парней во Фриско. Ну и что из этого? По сравнению с божественной красотой Роксаны Феликс, по сравнению с обычными высокими блондинками Калифорнии она просто ничто.
Совершенно незаметная моль среди бабочек.
Зак категорично заявил:
— Певец никогда не станет пить молоко перед концертом.
— Разве? — резко спросила она. Дэвид предупреждал, что к звездами надо подлизываться. Но Дэвида сегодня не было. И потом слишком жарко, чтобы воспринимать всерьез всю эту чушь. — А в чем дело? Что, молоко слишком слабо для твоего имиджа? Парень обязательно должен выпить полбутылки виски, прежде чем предстать перед своими обожателями?
Элеонор Маршалл удивленно посмотрела на нее, но ничего не сказала.
Роксана Феликс расхохоталась:
— Ну и ну! Мышка разоралась.
Ты, сука! — подумала Меган, опустив глаза. Она прикусила язык, чтобы удержаться и не произнести слова, готовые сорваться с губ. Они постоянно препирались с Мэйсоном, но до сих пор Меган сохраняла вежливый тон.
Предполагалось, что и дальше так будет.
— Дело не в этом, — сказал Зак.
— Тогда приведи хоть один аргумент, почему Джейсон не должен пить молоко перед выходом на сцену, — настаивала Меган.
Он спокойно посмотрел на нее. Боже, какой он потрясающий! До нее иногда только доходило, что она борется как сумасшедшая, борется с парнем, чьими портретами у нее дома оклеены все стены.
— Потому что молоко покрывает заднюю стенку горла и голос плохо звучит.
Роксана Феликс захлопала в восторге в ладоши и снова засмеялась, но теперь уже язвительно.
Меган смущенно покраснела:
— О'кей, извини.
Зак слегка улыбнулся:
— Может, ему следует выпить содовой?
— Значит, не все ты так уж здорово знаешь, Меган, — промурлыкала Роксана Феликс, вытягиваясь на диване. — Тебе стоит почаще прислушиваться к Заку. Может, чему-нибудь и научилась бы.
— Роксана, — одернула ее Элеонор Маршалл.