Фабрика мертвецов
Шрифт:
Отец, наконец, справился с узлом и сдернул шейный платок прочь. И тут же лицо его словно заледенело.
– Вставай. – бросил он и едва слышно добавил. – И прекрати уже балаган!
Митя растерянно схватился за шею: какой еще балаган! Его пытались убить, горло болит так, что прикоснуться невозможно, и полоса, наверняка, синяя…
Боли не было. Под пальцами ощущалась совершенно гладкая, без малейших следов кожа. Но как же?
– На меня напали! – выкрикнул он, сам удивившись, почему от крика не заболело передавленное горло. – Я нашел следы паро-телег и Переплутов заворот! Хотел тебе сказать, а тут… на меня накинулся
– Завороту тут взяться неоткуда. Кровных, почитай, в губернии и нету. Разве что в Катеринославе… – пробормотал смущенный исправник. На Митю он старался не смотреть. – Переплутычей и вовсе ни одного.
– Хиба що пара-тройка Живичей-целителей з уездных городов наезжают, помещиков здешних пользовать! – встрял урядник.
– Посмотрим. – отрывисто бросил отец и направился к оставленному за деревьями Митиному паро-коню. Местное полицейское начальство потянулось за ним. Помогать Мите никто не собирался. Цепляясь за дерево, он поднялся и на подгибающихся ногах заковылял следом. Отец прошел несколько шагов, брезгливо отодвигая так и норовящие вцепиться в полы сюртука колючки, огляделся и негромко спросил:
– И где следы?
Митя кинулся вперед, оттолкнул с дороги урядника… и ошеломленно уставился на не примятую и словно бы даже посвежевшую траву. Следов не было – ни отпечатка колес у лужи, ни накатанной колеи.
– Наверное, дальше… Возле куста! – лихорадочно забормотал он. – Я ведь верхом, верхом все быстрее…
– Ось того куста? – деловито уточнил урядник, кивая на пышный куст на горизонте. – А ну, Петро, погляди!
Придерживая одной рукой шашку на боку, а другой норовящую слететь фуражку, стражник побежал к кусту. Ему смотрели вслед, провожая глазами деловито рысящую по нагретой солнцем степи коренастую фигуру. Стражник оббежал куст сперва с одной стороны, потом с другой, наконец, сложив руки рупором проорал:
– Нема тут ничого!
– Може вам, панычу, сонечком напекло? Непривычному человеку опосля Петербурху… - жалостливо начал урядник.
– Господа… - голос отца был похож на карканье. – Не могли бы вы оставить нас с сыном наедине?
– Конечно, Аркадий Валерьянович. Мы вас с той стороны рощи обождем. – исправник кивком головы велел подчиненным следовать за ним, и они всей гурьбой двинулись вокруг рощи. «В саму рощу все же не сунулись!» – злорадно подумал Митя.
Отец схватил его за плечо и грубо повернул к себе.
– Отпусти! – Митя попытался высвободиться, но пальцы впились клещами:
– Не думал, что ты скатишься до такой отвратительной выдумки!
– Это не выдумка! –крикнул Митя. – Там еще была мара, в именье…
– Я сказал – довольно! – повысил голос отец – и Митя невольно вскрикнул, почувствовал себя как в лапах нежити – кости плеча, казалось, уже трещали. – И хватает же наглости лгать! То тебя навь душит, то мара средь бела дня является! Ты хоть понимаешь, что если бы я тебе поверил, убийство считалось бы несчастным случаем? Тебя не волнует, что убийца останется на воле?
– Я не… - попытался запротестовать Митя.
– Нет, ты именно что лжешь! – рявкнул отец.
Собственно, Митя всего лишь хотел сказать, что совершенно не обеспокоен судьбой какого-то там убийцы.
– Зачем мне выдумывать? – закричал он.
– Чтобы я испугался за тебя и позволил вернуться в Петербург! На все готов,
– Эти «титулованные бездельники» - лучшие люди империи! – выпалил Митя с возмущением. Да, он собирался напугать отца и добиться отъезда, но ведь не успел же! Слова еще не сказал! Так почему отец смеет его упрекать?
– Что ж, давай начистоту! – процедил тот. – Ты не вернешься в Петербург, к «лучшим людям империи», что бы ты ни делал. Я не для того вытаскивал тебя из этого гадюшника!
– Что? – Митя замер, на миг напомнив самому себе пойманного в луч света суслика.
Отец растянул губы в неприятной усмешке, какая появлялась у него при разговоре с подозреваемыми.
– Если бы не подвернулось это назначение, я бы сам попросился на Урал или в Сибирь –увезти тебя подальше от столь любезного тебе высшего света. Я понимаю, что виноват – слишком много времени отдавал службе, и не заметил беды у себя в доме. Но надеюсь, вовремя спохватился. Понадобится, я не только в губернию тебя увезу, я тебя в имении запру, будь оно хоть трижды в руинах! Но не позволю, чтоб мой сын превратился в манерное ничтожество, навроде младшего князеньки Волконского!
Митя словно в помрачении оглядел пыльную степь – вместо нее могла быть сибирская тайга? Не Сибирь-Южная, а самая настоящая Сибирь? И выпалил единственное, на что был способен после такого потрясения:
– Младший князь Волконский – благовоспитанный человек, истинный пример для подражания!
– Другим бездельникам! Митя… - отец вдруг опустил руки, как-то разом осунувшись, словно прорвалась давно накопившаяся усталость. – Благовоспитанность для дам какое-никакое, а достоинство… Да и то – кто пожелает себе жену, если всех достоинств у нее – одна благовоспитанность? А уж для мужчины… Такие, как твой разлюбезный князь – не военные, не чиновники, не ученые, а… надо же, «благовоспитанные люди»! Порхают из гостиной в гостиную, бессмысленное занятие почему-то полагая найважнейшим. От лапотного крестьянина пользы больше, чем от твоего кумира.
«А ведь отец еще даже не знает, как этот самый кумир обошелся со мной! И как хотел обойтись с ним…» - подумал Митя… и упрямо набычившись, выпалил:
– Его принимают в лучшем обществе! Его сам государь принимает!
Потому что так и есть! И… даже оскорбления от Волконского лучше, чем то, что творит отец сейчас!
– У государя работа такая: кого только принимать не приходится! Но ты… Не хочешь идти по моим стопам – воля твоя. Будь военным, как твой дядя, или поступи в университет… да хоть в поместье хозяйствуй, хоть… мелочную лавочку заведи! Все лучше, чем светская дурь со сплетнями: кто на каком балу танцевал да на кого государь поглядел!
– Мелочную лавочку? Я… я дворянин! Ты не имеешь права держать меня здесь! Я не преступник!
– Дворянин ты только потому, что я награжден потомственным дворянством. И отнюдь не за успехи в танцевании кадрилей. И где тебе находиться, буду решать я, как твой отец. – голос отца потяжелел.
– Я… все равно сбегу! Подальше от тебя!
– Изволь. Попробуй добраться до Петербурга пешком – потому что денег на билет я тебе не дам. Да и на что ты будешь жить? На подачки княгини Белозерской? На пряники их, может, и хватит. А твои светские приятели вовсе не стремятся к дружбе с теми, у кого не хватает денег на роскошные выезды и ложи в театрах.