Фабрика офицеров
Шрифт:
— Этот случайный слизистый восторг, неужели он действительно так важен? — спросил наконец Крафт.
— Он решает все, — сказал Федерс. — Мужчина может потерять руку или ногу, одно легкое или мозг, если он у него есть, и оставаться мужчиной; если же он теряет пол, то он перестает быть мужчиной.
— Возможно, он перестает тогда быть быком, жеребцом, петухом — и этим самым он освобождается от массы всякой гадости. Его жизнь становится проще, менее сложной, спокойной. Природа все компенсирует. Разве не говорят так? Кто теряет зрение, у того становится острее слух, развивается осязание, растет фантазия.
— Все это ложь! — глухо сказал Федерс. — Все это благочестивая, дерзкая или глупая ложь! Морфий для души и массаж для мозга! В лучшем случае доброе утешение — и, конечно, даже в этом что-то есть, — но в большинстве случаев, по крайней мере в войну, за этим кроется кое-что совсем другое. Это ведь старый метод прожженных государственных деятелей: грязь и нищета, услужливо задрапированные такими декоративными словами, как судьба, божья воля, честь, провидение, жертва. Путеводная нить для совратителей народа и тех, которые хотят стать таковыми. Жертва! Все время они говорят о жертве за родину, за свободу, за мир или за то, что оказывается в данный момент целесообразным. Они торгуют дешевым состраданием и оплачивают свои счета честью. Все это целесообразно и многообещающе: апробировано и оправдало себя тысячелетиями. Я знаю: смерть и увечья неизбежны в войне для солдата, как вода для рыбы. Кто надевает военную форму, может рассчитывать на рыцарский крест, но он должен думать и о могильном кресте и даже о ранении в пах. Мне это всегда было абсолютно ясно — теоретически. Но когда вы потом лежите, уставившись в потолок, и чувствуете себя беспомощным и бессильным и совершенно оскопленным — что тогда?
На это Крафт сразу не мог ничего ответить. Он автоматически взял бутылку водки, налил себе полный стакан и выпил его до дна. Водка была как вода.
— Вы не должны все это недооценивать, Крафт, — сказал Федерс. — Никогда нельзя этого делать! Половое влечение является одним из факторов нашего бытия, одной из решающих сил вообще и, возможно, последним секретом созидания.
— Жаждущие все время думают о воде, голодные — о еде, одинокие — о женщине или о друге. То, чего нам не хватает, кажется всегда самым желанным. При этом каждый, кто способен мыслить, знает, что нет полного удовлетворения. Удовлетворение чувств тоже является кратковременным.
— Не пытайтесь обманывать меня, Крафт. Вы ведь знаете, что нами движет, — нами в особенности. Ведь нет ничего, что у солдат проявляется наиболее ярко и назойливо. Они являются жертвами принуждения. У них нет другой такой темы для разговоров, которая хотя бы приблизительно занимала их в такой степени. И они говорят об этом, потому что они находятся под гнетом смерти. Страх смерти является одним полюсом их бытия, половое влечение — другим. «Война и любовь» — так назывались книжонки, при чтении которых у солдат прошлой мировой войны подкашивались ноги. Тщеславие и сексуальная потребность, опьянение властью и опьянение полового влечения, гибель и зачатие. Это то, Крафт, что каждый носит с собой.
Глаза капитана Федерса постепенно стекленели. Некоторое время он сидел, неподвижно уставившись перед собой. Затем снова выпил водки, тяжело поднялся, пошел, слегка шатаясь и волоча ноги, к двери, которая вела в спальню. Эту дверь Федерс открыл очень осторожно. Он ухватился за дверной косяк, нагнулся и заглянул в спальню. Затем сказал переутомленным голосом, измученно и все же нежно:
— Она спит.
Крафт встал, не зная, что ему делать. Он чувствовал потребность подойти к Федерсу и обнять его. Но Федерс до сих пор сам не сделал ни одного доверчивого жеста. Он только произносил вызывающие, назидательные речи.
Капитан обернулся. Он глядел на обер-лейтенанта, сощурив глаза, почти резко. Затем закрыл за собой дверь и сказал:
— Почему вы встали, Крафт? — Крафт сел. — Вы что, собираетесь шпионить за мной? — Крафт ответил на этот вопрос отрицательно. — Я бы этого вам и не советовал, — сказал Федерс.
Прошло довольно много времени. Гнетущая тишина повисла в комнате. Издалека радиоприемник доносил вальс Иоганна Штрауса — он звучал навязчиво-вульгарно, так как его исполнял духовой оркестр. Наконец капитан Федерс с трудом произнес, прислонившись спиной к двери спальни:
— Все, что я вам разъяснил, Крафт, имеет под собой основу. Это правило. Но и у него, естественно, есть исключения — и одним из них являюсь я. Я сделал свои, особые выводы из этой ужасной ситуации. Хотя я и потерял так называемую мужскую силу, но я сумел компенсировать это своей волей и разумом. Вы следите за моей мыслью, Крафт?
— Зачем вы пытаетесь разъяснить мне то, чего я не хочу знать?
— Не увиливайте, Крафт, слушайте хорошенько. Я даю вам великолепный материал для внутренних клубных разговоров. Дело обстоит так: для утерянных членов имеются протезы, для утраченной мужской силы также возможна замена. Эту функцию выполняет у меня Миннезингер. Я сам выбрал его и убедил свою жену. Он только тело, и больше ничего. Мы с женой в этом едины. Он — инструмент. Протез. Хорошо обдуманный выход из положения. Глупая, прилизанная обезьяна с хорошо работающими мускулами и мозгом комара. Наличие его освобождает меня от унизительных мучений. Вам это ясно, Крафт?
— Нет, — произнес тот устало и печально. — Мне ничего не ясно.
— А зачем же вы тогда мотаете мне душу, Крафт? — спросил капитан и, шатаясь, приблизился к нему. Глаза его метались от Крафта к бутылке. — Почему вы влезаете ко мне в доверие и хотите выпотрошить меня, как рождественского гуся? Почему вы окружаете меня вашей коварной лестью? Вы хотите посмеяться надо мной, Крафт?
— Я честно пытаюсь понять вас, — сказал Крафт и посмотрел в лицо, искаженное алкоголем и мукой. — Но я боюсь, что мой мозг функционирует иначе, чем ваш.
— Вы хотите посмеяться надо мной! — закричал капитан Федерс. — Уйдите с глаз моих и не показывайтесь больше здесь! Мне надоели люди такого сорта! Глупые свиньи! Это все, что этот загаженный мир предлагает на выбор! Вон отсюда!
— Спокойной ночи, господин капитан, — сказал Крафт. На душе у него было скверно.
12. Обер-лейтенант и хорошие манеры
— Друзья, — обратился обер-лейтенант Крафт к фенрихам, — как известно, вовсе не требуется досконально быть в курсе какого-либо дела. Главное — уметь что-нибудь сказать о нем. А теперь перейдем к нашей сегодняшней теме: что надо знать о хороших манерах.
Поначалу урок шел как обычно. Офицер-воспитатель ставил предусмотренные программой идиотские вопросы; фенрихи давали на них такие же глупые ответы. В общем, настроение у всех было прекрасное: тема — легкая, нет в ней подводных камней, и отвечать на подобные вопросы — сущее удовольствие.
Например: кто кого приветствует первым? Мужчина всегда первым приветствует даму. Это бесспорно. Но вот как быть, если встретятся несколько джентльменов и дам и все они в разных чинах и званиях? Уже из одной такой стандартной ситуации быстро возникали бесчисленные варианты. Скажем, фенрихи встретили капитанов, которые вышли прогуляться с унтер-офицершами, — ситуация, конечно, чисто теоретическая, как Крафт не преминул заметить. Или лейтенант столкнулся с генералом, который в свою очередь повстречался с сестрой лейтенанта, — это, безусловно, на практике можно чаще встретить, учитывая, что в данном случае люди вращаются в узком офицерском кругу.