Фабрика офицеров
Шрифт:
— Позор! — воскликнул капитан Катер. — Просто стыд, как ведут себя эти фенрихи!
— Это был не фенрих, — дружески поправила его Эльфрида Радемахер.
— Неужели кто-нибудь из моей роты? — забеспокоился капитан.
Фенрихи в роли насильников были бы для него более приемлемыми, ибо они не находились в его подчинении; хотя, быть может, в деле была замешана пострадавшая, а ему были непосредственно подчинены все гражданские служащие.
Но если в деле замешан кто-либо из его роты — это просто катастрофа! Это грозило Катеру полным крушением; после всего того, что произошло на кладбище, его могли, чего доброго, направить на фронт.
И Катер требовательно взглянул на Крафта, с тем чтобы тот разделил вместе с ним его заботы. Служитель господа бога, подворачивающий себе ногу как раз в тот момент, когда он позарез нужен, защитник отечества, задержанный за изнасилование, — это уже тревожащие признаки!
— Что же это за парень, который устроил мне такое? — требовательно спросил Катер.
— Унтер-офицер Кротенкопф. Это он изнасилован, — объявила наконец Эльфрида Радемахер и почти довольно улыбнулась.
— Унтер-офицер Кротенкопф?! — закричал сбитый с толку Катер. — Но это абсурд! Этого не может быть!
— Это правда, — ответила Эльфрида, явно наслаждаясь всем происходящим. — Сегодня между часом и тремя ночи унтер-офицер Кротенкопф был изнасилован — по его же собственным данным — в одном из подвальных помещений штаба, где находится коммутатор, тремя связистками вспомогательной службы, которые несли дежурство.
— Этого не может быть! — снова воскликнул Катер. — Что вы на это скажете, обер-лейтенант Крафт?
— Пытаюсь представить себе все это, господин капитан, — удивленно ответил Крафт, покачивая своей крестьянской головой. — Но боюсь, что мне не хватит всей моей фантазии.
— Какое свинство! — возбужденно крикнул Катер, имея в виду не столько само происшествие, сколько его возможные последствия. — Что понадобилось этому Кротенкопфу ночью в помещении коммутатора, даже если он и унтер-офицер связи? И как там оказались эти бабы, если на ночное дежурство полагается только две? И почему они набросились именно на Кротенкопфа, когда в казарме полно фенрихов, которые с удовольствием пошли бы им в этом деле навстречу? Не говоря уж о том, что все это произошло в служебное время!
Трясущимися руками он наполнил свой стакан. Коньяк при этом пролился на какой-то документ, образовав крошечное ароматное озеро с мягкими контурами. Но Катер оставил без внимания документ вместе с появившимся на нем коньячным пятном — он думал только об этой немыслимой истории с изнасилованием и последствиях, которые она могла за собой повлечь. Он опрокинул в себя стакан, не испытав ни малейшего облегчения. Охотнее всего он бы сейчас напился, прямо здесь. Но сначала ему нужно было принять решение, причем самое оптимальное, такое, которое сберегло бы ему нервы и избавило от ненужной работы. Которое к тому же позволило бы ему избежать ответственности.
— Крафт, — сказал он, подумав, — вы займетесь этим делом. Хотя я и нахожу все случившееся совершенно неправдоподобным, но мы должны предпринять все необходимое, чтобы внести ясность. Я думаю, вы понимаете, что я хочу этим сказать: я просто не в силах представить, что подобное могло произойти в роте обслуживания. Это сомнительно уже с чисто биологической точки зрения. А если смотреть с военной, то здесь скорее всего какое-то недоразумение.
Теперь Катер мог ретироваться с чувством исполненного долга. Он принял необходимые в данном случае меры и дал ход делу, старательно приглушив его в то же время. Если при этом будут допущены ошибки, это уже будет не его виной. Расхлебывать кашу будет Крафт. А ему как раз не повредит охладить чуть-чуть свой пыл.
Но прежде чем уйти, Катер заметил Крафту:
— Обратите внимание вот на какую деталь, мой дорогой! Почему Кротенкопф доложил об этом безобразии только теперь, в полдень? Ему следовало бы сделать это самое позднее ранним утром — таков порядок. О чем он, собственно говоря, думает? С кем он, по его мнению, имеет здесь дело? Суммируйте как следует факты, подумайте. Человек, поступающий вопреки уставному порядку, подозрителен.
Крафт не без признательности поглядел ему вслед. Катер был тертый калач, да это и неудивительно: иначе как бы он мог удержаться здесь, в военной школе?
Замечание Катера о том, что жалобщик, то есть унтер-офицер Кротенкопф, отступил от уставного порядка, было одновременно и простым и сложным. Оно само по себе уже сулило Кротенкопфу неприятности.
— У меня сильнейшее желание, — сказал Крафт, — швырнуть всю эту ерунду самому Катеру под ноги.
— И это, — спросила Эльфрида, приблизившись к нему, — твое единственное желание?
— Может быть, нам следует запереть дверь? — проговорил обер-лейтенант Крафт, стоя вплотную к Эльфриде.
— Не получится, — ответила она чуть хрипловато. — К этой двери нет ключа!
— Откуда ты это знаешь? — спросил он тотчас же. — Ты уже пробовала?
Она приглушенно засмеялась и тесно прижалась к нему, словно желая прекратить дальнейшие расспросы.
Он крепко обнял ее. С закрытыми глазами она откинулась назад — на письменный стол, за которым обычно сидел командир роты. И осторожно отодвинула кофейные чашки, чтобы не свалить их на пол.
— Сюда никто без вызова не войдет, — сказала она, — а Катер ушел в казино.
Обер-лейтенант Крафт посмотрел мимо нее, на записную книжку, лежавшую на столе. Там было записано: «Позв. Ро. 25/33», что, видимо, означало: позвонить Ротунде, владельцу «Пегого пса», — он обещал поставить 25 бутылок вина, заложенных на хранение еще в 1933 году. Тут Крафт прикрыл глаза, не желая видеть ничего — ни букв, ни цифр. Только чувствовать, ощущать, что ему еще позволено жить на этом свете.
Они оба тяжело дышали. А снаружи в это время раздавалось пение фенрихов:
В мире нет страны прекрасней…Пение, сопровождаемое громким топотом сапог, звучало довольно громко, и это устраивало Крафта, так как казармы, строившиеся не на вечные времена, имели в большинстве своем тонкие стенки.
— С нетерпением буду ждать сегодняшней ночи, — сказала на прощание Эльфрида.
Карл Крафт смог только кивнуть в ответ.
Унтер-офицер Кротенкопф, так называемый изнасилованный, ожидал обер-лейтенанта Крафта в коридоре. Он страдальчески глянул на своего начальника, затем стыдливо опустил в поклоне голову.