Фабрика офицеров
Шрифт:
— Поразительная штука! — заверил Вебер. Но под испытующим взглядом Редница добавил: — Насколько я в курсе дела. Однако можно сказать с абсолютной уверенностью: бабы творят что-то уму непостижимое!
— А они и всегда такие, — сказал Меслер со знанием дела. — А каких баб ты имеешь в виду?
— Да тех, что здесь, в казарме! — ответил Вебер. — Рассказывают, что они совсем нагишом разгуливают по территории.
— Скорее всего лишь в душевом помещении, — высказал свое мнение Редниц, приглушая страсти. — Где же еще?
— Не говори, — ответил Вебер. — В подвале помещения штаба — на коммутаторе, как мне кажется. Табунами. По меньшей мере трое. Если не пятеро. И они, насколько мне известно, набрасываются на кого угодно. Дальнейшую информацию об этом я еще получу. Что, приятели, рты-то пораскрывали?
— Друзья! — проговорил Меслер почти торжественно. — Это требует нашего немедленного вмешательства. Предлагаю провести совместную разведку боем сегодня же ночью.
— Продолжайте без меня, камераден! — крикнул капитан Ратсхельм фенрихам.
— Мы вполне справимся со своей задачей, — заверил его Хохбауэр. — Поскольку благодаря господину капитану победу у нас им уже не вырвать. — Несколько фенрихов кивнули утвердительно головой.
Капитан Ратсхельм набрал достаточно очков. Но другие игроки тоже имели право на успех, а он не был человеком, который не пожелал бы им этого. Кроме того, он немного устал. Он тяжело дышал и испытывал легкое покалывание в правом бедре — по-видимому, последствия тяжелых времен на передовой. Капитан отошел на заднюю линию, однако не настолько далеко, чтобы мешать фенрихам Меслеру, Веберу и Редницу, и вместе с тем достаточно близко, чтобы наблюдать за Хохбауэром.
Фенрих Хохбауэр, по мнению Ратсхельма, был сделан как раз из того материала, из которого готовят офицеров. В нем уже сейчас видна была личность с четко работающим мышлением, полная энергии и выдержки, обладающая чувством собственного достоинства и волей, умело применяющаяся к обстановке и людям. Короче — Хохбауэр был прирожденным командиром. Некоторая юношеская жесткость со временем пройдет, что же касается несколько болезненно проявляющегося иногда идеализма, то его можно направить в нужное русло.
Ратсхельм посмотрел в сторону учебных подразделений «Г» и «И». Там наблюдалась обычная картина: обер-лейтенант Веберман без устали описывал круги вокруг своего стада фенрихов, подобно овчарке; лейтенант же Дитрих выбрал такую позицию, с которой ему были бы хорошо видны действия всех его подчиненных. Оба они хотя и работали различными методами, но добивались одинакового результата: постоянно держали своих фенрихов в напряжении, но сами не принимали участия в их занятиях и не являли собой образец. Поэтому на них были надеты теплые тренировочные костюмы, тогда как Ратсхельм, будучи непосредственным участником игр, был одет легко.
Ход размышлений привел капитана Ратсхельма к выводу, что мороз, господствовавший в спортзале, был довольно-таки приличным. Ему стало холодно, и он решил дать команду совершить пробежку вокруг зала.
Он жестом подозвал командира учебного отделения и сказал ему:
— Крамер, примерно через пять минут закончить индивидуальные занятия, концовка занятий будет совместная.
— Вы слышали? — спросил фенрих Меслер своих друзей Редница и Вебера. — Через пять минут начнется идиотская скачка. Но без нас, не так ли?
Все было ясно. Бег вокруг зала — не для старых вояк.
Эта монотонная рысь, которая к тому же была довольно-таки напряженной, входила в стандартную программу занятий капитана. Это был ведущий номер офицерских цирковых лошадок: капитан Ратсхельм стоял в середине манежа, а они шли рысью по кругу. И так продолжалось не менее пятнадцати минут.
Чтобы избежать этого, по крайней мере для себя лично, фенрихи Меслер, Вебер и Редниц направились к Крамеру, командиру учебного отделения, и Меслер заявил ему как само собой разумеющееся:
— Крамер, мы займемся спортинвентарем?
— Что такое? Снова вы? — спросил Крамер недовольно. — И к тому же сразу три человека? И всегда-то вы хотите быть там, где полегче! На это, как на постоянное явление, я не согласен, к тому же это бросается уже в глаза.
— Но если это единственное, что здесь бросается в глаза, — сказал Редниц дружески, — тогда ты, пожалуй, можешь говорить о счастье.
— Вы мне угрожаете?! — возмутился Крамер; он был хауптфельдфебелем и хотел, чтобы его, как такового, уважали. Он хотел, чтобы его вежливо попросили, и тогда он, не мешкая, великодушно дал бы свое согласие. Что же касается поведения этих трех фенрихов, то оно принимало черты самого настоящего шантажа и вымогательства. — Не задавайтесь слишком-то, — буркнул он. — И прекратите наконец эту неуместную спекуляцию. Вы ведь все равно ничего не докажете — лейтенант Барков умер естественной смертью!
— Это как сказать, — заметил Вебер. — Смерть всегда самое естественное явление в мире — так или иначе!
— Об этом мы поговорим в подходящий момент! — заявил Меслер, ухмыляясь. — А сейчас мы хотели бы уберечь тебя от некоторых неприятностей — и мы, только мы в состоянии это сделать. Ибо если мы не займемся спортинвентарем, тогда наверняка не будет хватать одного мяча.
Крамер был достаточно опытным человеком, чтобы сразу же понять, какие хлопоты скрываются за этим намеком. По-видимому, этой троице удалось спрятать один из мячей в надежном месте, да так, что только они одни могли его снова разыскать. Если он хочет избавиться от ненужных хлопот и больших неприятностей, ему не остается ничего другого, как еще раз пойти навстречу этим лентяям. Он вполголоса выругался, а затем громко приказал:
— Меслеру, Веберу и Редницу заняться спортинвентарем!
На этом для троих занятия спортом были окончены, прежде чем они вообще к ним приступили. Сбор и сдача спортинвентаря у новичка-рекрута заняли бы не более десяти минут, но поскольку речь шла об опытных солдатах, для этого им потребуется добрых полчаса. А за это время цирковая программа подойдет к концу.
— Друзья! — сказал Вебер. — Нам необходимо обсудить основательно план наших боевых действий — для этого у нас сейчас имеется достаточно времени. И я должен вам сказать: эта история с бабами не дает мне покоя. То, что здесь, к сожалению, бедные маленькие, всеми покинутые девочки вынуждены бегать неудовлетворенными, это против моей мужской чести.