Фабрика здоровья

Автор неизвестен

Дальше я слушать не стал, попросил рассказать что-нибудь повеселее. Мне сказали вещь, которая меня буквально потрясла.

Оказывается, моя коллега, с которой я бок о бок проработал четыре года, делил с ней ординаторскую и если от чего и сбежал, так это, в частности, от нее - она вот самая не умеет пользоваться ложкой.

Она родом с Востока, а у нас обитает лет тридцать. Невропатолог первой категории (не высшей ли уже?). Не владеет ложкой. У них это не принято. Как же я проглядел?

Выяснилось при заборе образцов

на пищеблоке.

Сидит она и жрет курью лапу. Входит дежурный доктор, изумляется: супчику! супчику почему не едите?

– А я никогда не ем супчик, - отвечает она, очень довольная.
– Я не знаю, как пользоваться ложкой.

???

– Ну, а дома? дома-то? у вас же сынок... небось, супчик ему варите...

– Иногда варю, да, но ложкой все на себя проливаю, не держится.

Доктор прекратил расспросы и впился в лапу, но уже в свою, то есть в свою куриную.

Социальное научение

Продолжаю перебирать полученные сексуальные травмы. Настроение такое.

В пионерском лагере мы с друзьями строили разные планы. Все они заканчивались одинаково: догнать и поймать сверстницу, привязать ее к дереву и снять трусы. А дальше - непонятно.

Приехал ко мне в гости мой дедушка. И я поделился с ним своими идеями.

Дедушка помрачнел и запретил.

– Один вот тоже, - сказал дедушка.
– Побаловался с девочкой, а она ему говорит: женись на мне! Он не захотел. И его посадили на десять лет. Вот как опасно!

Драйвер, поставленный мне дедушкой, был заархивирован и распаковывался по мере надобности.

Действительно, опасно с этими девочками. Десять лет - ну на фиг, я решил никого не привязывать. Наручники там, батарея - это же верный срок.

Несуны

Я и сам был несун.

На первом курсе мы ходили в анатомический театр, в самый партер. И я таскал позвонки: поиграть, погреметь, похвастаться. Они были чистые, аккуратные и почти ненастоящие.

Но попадались и матерые расхитители социалистического добра. В анатомичке к их услугам был огромный чан: ванна с крышкой, наполненная первичным некробульоном. В бульоне плавали Органокомплексы. Их вынимали либо черпаком, либо - сейчас уже не вспомню - сачком, а то и просто рукой, с рукавом, закатанным по плечо.

По нашему институту ходили легенды про украденные головы. За их правдивость не поручусь, а вот Органокомплекс однажды украли. Положили его в хозяйственную сумку и повезли в метро.

На контроле сержант, привлеченный криминальным запахом, остановил несуна.

– Что у тебя там?
– спросил он строго. заглянул в сумку, расслабился, махнул рукой: - А, мясо...

И отпустил. В милиции тоже люди. А с мясом тогда было не очень. Все носили, потому что была Империя Зла.

Братец таланта

Некоторые

мудреные вещи можно выразить не словом, а лишь его частью.

В годы студенчества был у меня добрый приятель по прозвищу Братец. Это было его любимое обращение. Сейчас, к сожалению, Братца уже нет, его погубила пьянка и наркота. В начале 90-х я пытался как-то ему помочь, водил к игольчатому китайцу. Братец сидел в коридоре и глухо ерничал, бубнил: "Ходя-то где? Где ходя-то?"

А ходя спрессовал ему пульс, заглянул в глаза и задал единственный вопрос: "Семья есть?"

Я, вообще-то, хотел рассказать про политэкономию. Это про нее я сказал: мудреная вещь. Политэкономия давалась нам с Братцем тяжко по причине нашего глубокого антисоветизма. А может быть, и еще почему-то. У меня до сих пор сохранился лист, на котором запечатлено документальное доказательство усердия Братца в ее изучении.

Братец не то чего-то выпил, не то уколол себе. Короче говоря, он взял учебник и начал добросовестно изучать его с самого предисловия. А там шла речь о разном товарообмене, причем предметами этого обмена постоянно выступали овца, сапоги и топор.

Сначала Братец выписал восемь или десять определений слова "труд" и все подчеркнул. Потом у него, видно, что щелкнуло, и он стал мучительно разбираться в механизме обмена. Для наглядности он кое-что нарисовал: ошеломленную овцу на трех ногах, знак плюса, условный топор, знак равенства и скромные сапоги. На этом занятия закончились. Наука не давалась. Хотя, по-моему, мы очень креативно к ней подошли: пытались выразить вербально, художественно, и разве что в танце не пробовали, а песня точно была какая-то, но за непристойностью позабылась.

Пришли на урок. Тогда еще, в 84-м году, все было строго. Это в 87-м, в контексте Научного Коммунизма, пошли разговоры про банду Ленина, и никто за это не выгонял из института, наш педагог только морщился и махал рукой: садитесь, садитесь.

Первым подняли меня. Я произнес речь, из которой следовало, что все устроено так: оборот на оборот, а капитал на капитал. Братец молча вертел в руках ручку, глядя в стол, до копчика потрясенный моим рассказом. А я принимал его молчание за одобрение и согласие.

– Где вы прочитали все это, о чем сейчас глаголили?
– спросили меня, выводя пару.

Я сел на заслуженный отдых. Злобно толкнул Братца, а тот начал оправдываться: мол, никак не мог понять, о чем же я толкую. Тут его выдернули и велели идти к доске рисовать таблицу.

– Слева - Лучшее Предприятие, - диктовали ему, не глядя.
– Справа - Худшее.

"Лучшее", - старательно вывел Братец. "Ху..."

Рука с мелком зависла. Братец чуть присел, одновременно медленно и воровато разворачиваясь. Такое лицо у него было, когда он, не дожидаясь поезда, блеванул при дверях на станции закрытого типа. Немой призыв к терпимости, не лишенный угрозы.