Face-to-face
Шрифт:
Размножаясь, как и другие высокоорганизованные организмы, в результате соединения систем вида I и II, вы, вопреки всякой логике, стремитесь слиться, не ставя себе целью воспроизведение нового Материка. Нам непонятно, почему эта необъяснимая тенденция к непроизводительному слиянию столь сильна, что заставляет вас совершать лишенные здравого смысла поступки.
Утром за завтраком он старательно отворачивался от дочери — ему почему-то неловко было на нее смотреть.
«Черт
Таня, очищая яйцо от скорлупы, бросила на отца невозмутимый взгляд.
— Мне сегодня интересный сон приснился, — спокойно проговорила она, — про размножение. И папа там был.
От ее заявления даже у Златы Евгеньевны, всегда знавшей, как следует реагировать на эскапады детей переходного возраста, отнялся язык.
— Я… гм… — она собиралась что-то сказать, но сбилась и неожиданно для себя самой покраснела.
— Да нет, это не то, что вы все подумали, — снисходительно хмыкнула Таня и, как ни в чем ни бывало, повернулась к отцу: — Пап, ты меня в школу сегодня отвозить не собираешься?
Сергей нарочито театральным жестом хлопнул себя по лбу:
— Черт! Я про тебя, ребенок, и забыл! Даже машину с вечера не проверил. Доедай свое яйцо и одевайся. Отвезу тебя, потом позавтракаю — сейчас только чай выпью и побежал в гараж.
Петр Эрнестович вытер губы салфеткой и добродушно сказал:
— Ладно, завтракай спокойно, я сегодня велел Михаилу Егоровичу приехать пораньше, так что сам ее отвезу, а за это ты послезавтра отвезешь Аду к поезду.
— Договорились. В котором часу оправление?
— В двадцать три двадцать. Но она до поезда хотела еще заехать к нам — повидать детей. Златушка, приготовь ей что-нибудь поесть в дорогу, а то она до самого Кисловодска просидит в своем купе голодная.
— Она совсем заработалась, — вздохнула Злата Евгеньвна. — Из Стокгольма вернулась очумевшая, все время витает где-то в облаках — не слышит даже, когда к ней обращаешься. Похудела, непонятно, чем питается.
— Тетя Ада влюбилась, — лениво констатировала Таня.
— Перестань болтать глупости! — прикрикнула на нее мать. — Не дай бог, тетя Ада тебя услышит — скажет, что тебя вообще не воспитывают.
Петр Эрнестович усмехнулся:
— Правда, такие речи Адоньке слышать вовсе ни к чему.
— Не понимаю, зачем ей сейчас ехать в Кисловодск, — говорила Злата Евгеньевна, наливая мужу чай и кладя сахар, — двадцатого июня у нее экзамен, это значит, она в своем доме отдыха не пробудет даже до конца срока своей путевки.
— Я тоже не понимаю, — вздохнул он. — Ехать, потом возвращаться — приняла бы экзамены, потом ушла бы в отпуск до конца лета. Приехала бы, может быть, к вам в Пярну. Наверняка ведь все лето просидит в институте. Ладно, ничего с ней не поделаешь. Златушка, где мой чай?
— Маша, передай папе, пожалуйста.
Маша осторожно передала отцу тонкий стакан, вставленный в узорчатый подстаканник. Таня цепко проследила за руками сестры, повернулась к отцу и, недовольно пожав плечами, невозмутимо вздернула кверху нос:
— Ты что, через два дня опять уезжаешь и опять подкидываешь меня дяде Пете?
Сергей, только что отошедший от смущения и принявшийся за бутерброд, чуть не подавился — через два дня? Он даже с братом не обговаривал еще дату предстоящего отъезда и лишь сейчас, глядя на сидевшую напротив жену, внезапно решил, что уедет именно через два дня. Раньше уедет — раньше вернется и, возможно, свозит Наталью куда-нибудь отдохнуть. Потому что вид у нее неважный — она сильно похудела, под глазами черные круги. Ничего страшного, если Петр на недельку дольше повозится с племянницей. Проглотив кусок, он растерянно начал оправдываться:
— Я… гм. Я… я действительно хотел бы уехать пораньше и быстрей вернуться — посмотри, как осунулась мама, я хочу хоть на пару недель свозить ее куда-нибудь отдохнуть.
Наталья подняла голову, и лицо ее неожиданно вспыхнуло.
— Нет, Сережа, что ты, я в порядке. Знаешь, если тебе не очень срочно нужно ехать, то действительно лучше подождать, пока у Тани закончатся занятия — Петя каждый день из-за нее выезжает на час раньше, для него это тоже утомительно.
Муромцев-старший бодро возразил:
— Что ты, Наташенька, я это время трачу очень продуктивно, мне в машине прекрасно работается. Твой муж прав, как всегда, тебе непременно нужно хоть немного, да отдохнуть.
Наталья отрицательно мотнула головой, и глаза ее блеснули как-то неестественно оживленно.
— Нет, я же вижу. Думаю, Сережа, мы сделаем вот что: подождем, пока у Танюши закончится школа, я поговорю с учителями, а в июне поеду вместе с тобой. Да, решено — я поедем вместе с тобой в совхоз, мне обязательно нужно там побывать — я хочу увидеть Халиду и потом, ведь я еще ни разу… — она запнулась и добавила, с трудом выговаривая слова, — ни разу не была на могиле Лизы.
— Ты… хочешь побывать на могиле Лизы? — ошеломленно спросил ее муж. Наталья возмущенно вскинула голову.
— Разумеется, что тут странного? В этом году пятнадцать лет со дня ее гибели, она была моей любимой сестрой, а теперь и Юра тоже…
«Ильдерим! — стучало у нее в голове, а по лицу текли слезы. — Там будет Ильдерим! Мы будем вместе, я должна его увидеть, мне больше не вынести без него».
— Дорогая, успокойся, конечно, конечно!
Сергей протянул руку и вытер ладонью мокрое лицо жены. Петр Эрнестович беспомощно посмотрел на Злату Евгеньевну, не зная, что можно сказать, чтобы утешить плачущую сноху. За столом воцарилось тягостное молчание — даже близнецы, все время пихавшие друг друга под столом притихли, а Маша, не выносившая чужих страданий, сочувственно смотрела на тетку, и глаза у нее тоже были на мокром месте. Одна лишь Таня казалась безмятежно-спокойной.
— Ага, конечно, — равнодушно сказала она матери, — сейчас ты целые дни на работе, а папа уезжает. Потом вы с папой оставите меня с тетей Златой и поедете отдыхать. А моим воспитанием кто должен заниматься? Я так и останусь невоспитанная, чтобы меня постоянно все ругали? Нет уж, чтобы потом ко мне не было претензий, я поеду с вами.
От неожиданности Наталья вздрогнула:
— Ты? С нами?! Что за… — она хотела сказать «что за фокусы», но, встретив ледяной взгляд дочери, растерянно опустила голову.