Факап
Шрифт:
Совсем забавно получилось с "дутой чернушенькой". Группа Левина рыла носом землю, пока кто-то не догадался посмотреть названия местных погодных явлений, в частности сезонных ветров. Обнаружилось, что как раз примерно ко дню Святого Мики задувает так называемый "чёрный ветер". Дует он с материка, а чёрным называется, потому что несёт мельчайшую пыль с опустыненных территорий. Ну то есть это оптимальный момент, чтобы корабли быстро достигли Запроливья без изнурительной работы вёслами.
Зато никакой трудности не представляло слово "пестряки". Вот с ним было всё понятно: имелись в виду пресловутые "свободные", то бишь подданные короны, костяк серых дружин. Я вроде уже писал, что туда входили очень разные люди, почему они и получили прозвище "вокабунэ" — "всякие разные", "разноцветные", "пёстрые". Вот по ним-то и предлагалось "тукнуть", но увы — "хохари облыго ружевали". То есть, похоже, активно не соглашались с такой программой действий.
Казалось, всё понятно. Однако подобная реконструкция разговора опровергалось самым неприятным — цифрами.
Гамратт у Ордена было чуть больше пятидесяти. И, разумеется, в операции принимали участие не все. Совершенно точно известно — из последних докладов того же Бунге — что в те самые дни четыре орденские гамратта перевозили соанские грузы. И это были не единственные нанятые суда.
Таким образом, становилось непонятным, каким образом Орден умудрился перевезти такую уйму людей.
Конечно, стоило учесть, что в случае необходимости воины-монахи могли и сами сесть на вёсла. Особенно после того, что сделал с ними Званцев. Однако цифры всё равно не совпадали. Кроме того, пятьдесят орденских кораблей, прибывающих в порт, забитый судами — по приказу дона Рэбы выход из порта был запрещён — не могли не наделать шуму. Однако все имеющиеся данные об арканарской резне указывают на то, что высадка произошла скрытно, и удар Ордена по бунтующей столице оказался для всех участников заварушки полной неожиданностью.
Что на это сказать? Удобные места для подобного десанта вблизи столицы, в общем-то, имелись. Тихо и незаметно спустить на берег целую армию — а двадцать тысяч воинов по средневековым меркам тянет именно что на армию — в момент охватившего столицу бунта сложно, но можно.
Но был фактор, который эти расчёты опрокидывал. Лошади.
Арканарские животные, которых земляне называли лошадьми, от земных лошадей отличались не особенно сильно. Единственное что — они были ниже земных, и то скорее от недокорма, чем из-за генетики. Но, так или иначе, каждая такая животина весила более полутонны, потребляла не менее двадцати литров воды в сутки, должна была что-то есть. И наоборот тоже, и это не скатологический юмор. Лошади, правда, не страдают морской болезнью. Но море их выматывает.
К тому же ни эсторцы, ни жители Запроливья перевозить лошадей морем толком не умели. Эсторцы вообще плохо понимали лошадей, предпочитая верблюдов. Правда, у маршала Тоца хватило ума взять с собой коней. Их везли на торговых судах, в трюмах, на перевезях, которых удерживали животных в вертикальном положении. И всё равно часть лошадей погибла в пути. Впрочем, на боеспособности армии это сказалось не особенно сильно: основной ударной силой этого воинства была тяжёлая пехота, а кони использовались в основном для связи, ну и чтобы командирам было на ком красоваться. Сам Тоц, впрочем, предпочитал носилки... Так или иначе, у Ордена не было никакой возможности прихватить с собой ещё и коней. Разве что в минимальном количестве, для командиров.
Однако все сохранившиеся описания Арканарской резни указывали на то, что высадка орденских орд началась именно в порту. А первые чёрные сотни, зачищавшие столицу, были конными.
Тут Левин обратил внимание на странное словечко "уже" в словах "это будет уже двадцать длинных хохарей". Если предположить, что вся масса чёрного воинства была доставлена из-за пролива, словечко это не имело смысла. А вот если предположить, что тысяча-другая чёрных монахов поджидало своих собратьев на берегу, уже конные и вооружённые, да ещё с заводными лошадьми — ситуация выглядела совершенно иначе. А если учесть, что прибывшие первым делом разграбят порт? Где полным-полно ценного, в том числе и гужевого транспорта?
План, конечно, был достаточно рискованный. Что дона Рэбу и смутило. Однако собеседник настоял на своём, указав, что сейчас ссориться не время.
В общем, где-то что-то расшифровав, а что-то додумав, Левин предложил такую реконструкцию разговора:
"ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ОРДЕНА: Корабли выйдут из гаваней, и чёрным ветром пройдут пролив без вёсел. Это будет уже [то есть — вместе с вашими людьми] двадцать тысяч всадников. Хорошо было бы [с такой-то силой] вырезать всех подданных короны [то есть всю базу серого ополчения]. Но бойцы не хотят марать руки. На том и закончим обсуждение. Таков наш план.
ДОН РЭБА: Слишком рисковано.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ОРДЕНА: Таков наш план. Конфликтовать с нами [или действовавать без нашей помощи] для ваших людей — нереально. Мы поняли друг друга?
ДОН РЭБА: Поняли.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ОРДЕНА: Ну вот и хорошо."
Когда состоялась эта знаменательная беседа? Скорее всего, за несколько месяцев — Левин считал, что за полгода — до событий. Доказать он этого, впрочем, не смог. Как и того, что переговоры проходили в замке барона Пампы дон Бау, то бишь Званцева. Хотя это очень вероятно. Где ещё Антон мог чувствовать себя настолько вольготно, чтобы в темноте ходить мимо замковой охраны, не рискуя получить в шею отравленную колючку? А это было вполне вероятно, если верить малышевской книжке.
Из чего опять-таки следовало, что Антон-Румата был вполне себе в курсе происходящего, Не вполне и без детализации. Но знал он достаточно, чтобы понимать, куда, собственно, ветер дует.
И последнее. В изуродованной памяти Антона лицо человека с бородкой заместилось физиономией Ваги Колеса. Память работает по своим законам. Обычно она заделывает дырку чем-то похожим на то, что было утеряно.
Причин для того, чтобы в пустую раму встал именно Вага, было, как считал Левин, две. Первая — этот человек и Вага говорили на жаргоне. И второе — Антон относился к человеку с бородкой примерно как к Ваге. То есть считал его опасным преступником.
День 156
Всё тот же день. Хотел было прилечь, но вот проснулся. Опять всё те же сны.
Нет, не те же. На этот раз хоть какое-то разнообразие: мне приблазился Руди Сикорски.
Он сидел в кресле, а напротив был Комов и ещё какие-то люди, их было уже не видно. Комов их как-то заслонял, что-ли. Нет, не заслонял. В общем, у него было что-то, из-за чего я остальных не видел.
Руди был весь из себя недовольный. Нет, даже не так. Он был в ярости. Я-то знаю, у него в такие моменты рожа становится каменной.